Чтение 44–й страницы книги ~Следователь по особо важным делам~

думать, проверять одну догадку за другой...

...Наконец речушку Чарысуйку, протекающую недалеко от Крылатого, прочно
сковало льдом. В полыньях женщины полоскали белье. Когда-то я был "моржом".

Мои миндалины не шалили, и я позволил себе раза два искупаться в
ледяной воде. Это видели пацаны, катавшиеся на санках с пригорка, и вскоре
молва о чудачествах московского следователя расползлась по всему совхозу.

Савелии Фомич как-то заметил мне, что не следует этого делать. И не по
соображениям здоровья, а так... еще взбредет кому-нибудь в голову написать
куда следует... Я высказал старику, что ничего предосудительного в моем
купании нет. Он вздохнул и произнес,

- Глядите сами, Игорь Андреич, я только предупредил. Вот вы и без шапки
ходите...

Больше мы на эту тему не говорили. Вскоре после этого я обнаружил на
своей кровати в совхозной гостинице чтото завернутое в газету. Мягкое.
Развернул. Мохнатая шапка-ушанка из серого кролика. Рассмотрел со всех
сторон.

Ни штампа фабрики, ни ярлычка с ценой. Не хватало мне еще получать
анонимные подарки...

Я тут же позвал Савелия Фомича. Он зашел ко мне с несколько виноватым
видом, но в то же время довольный.

- Чья это шапка? - спросил я у него.

- Не обижайте старика, Игорь Андреич, от всей души...

Для вас старался...

- Я не могу принять подарок, - сказал я сурово.

- Так ведь не покупная. Сам шкурки выделывал.

А моя старуха сшила. Гляжу, как вы по морозу с непокрытой головой
ходите, аж жалко смотреть. Вот, думаю, надо сообразить шапку. В магазине
такую не купите.

- За внимание спасибо. - Я снова завернул ушанку в газету и вручил
сторожу. - Но прошу больше мне ничего не дарить. Иначе обижусь всерьез...

Савелий Фомич смутился. И вышел с таким огорченным видом, что мне стало
жаль старика. Я подумал даже: может быть, зря обидел его. Он мне вроде не
подчиненный, по делу не проходит даже свидетелем. С другой стороны, в
деревне ничего не утаишь. Хватит с меня истории с приездом Нади.

Старик действительно больше ничего не дарил. Я вскоре забыл об этом
случае, потому что еше больше закрутился в работе.

Вызывал еще раз Завражную. Она заметно пополнела.

И теперь уже меньше обращала внимания на свой глаз, почти не пыталась
скрыть недостаток. Держала она себя раскованно, спокойно. Передо мной
сидела совсем другая женщина, чем та, которую я впервые увидел в кабинете
заведующей детским садом. Беременность преобразила ее.

- Маша, меня интересует вот какой вопрос. Дней за десять - двенадцать
до гибели ничего не изменилось в поведении Ани?

- Как будто нет.

- Может быть, она была чем-то расстроена?

- Дайте вспомнить.

Завражная некоторое время сидела, скрестив руки на животе, перебирая
концы платка, укрывающего ей плечи.

Я смотрел на нее и почему-то отчетливо представил себе Надю, если бы
она вот так же, как Маша, была в положении. Любопытная ситуация: Надя,
стройная, изящная, ревниво оберегающая талию, и - беременная!

Я поймал себя на мысли, что думаю о том, о чем совершенно неподходяще
думать в данный момент.

- Нет, - сказала Завражная. - Приходила каждый день на работу,
нормально трудилась, вспоминала Сережку.

Иногда говорила о том, кто у нее будет - девочка или мальчик.

- А о личных огорчениях?

- Обыкновенно. Муж там с приятелями выпил. Огорчительно, конечно...

- Так. А помимо этого, может быть, что-нибудь необычное?

- Необычное, необычное...

- Да, что не касается мужа, детей.

- У нее все касалось лишь Валерия да Сережи. Хотя из себя и видный был
Валерий Георгиевич, но тоже мужик.

Приятели... А где приятели, там выпивка. А это может привести к
нехорошему. Дом у них был открытый. С одной стороны, хорошо: люди любили,
а с другой - приятели разные бывают. И дурные...

- Постойте, она жаловалась на то, что у них бывают плохие люди?

- Как вам сказать? Высказывала, конечно.

- О ком-нибудь конкретно говорила?

- Например, Коломойцева не очень жаловала. Он Валерия подбивал на
выпивку. Особенно в последнее время.

Обидно, конечно. Она в положении, а муж пьянствует. Да наверное, не
только с ним.

- Ас кем еще, она не говорила?

- Еще у них бывал, правда редко, из района какой-то Юрий Юрьевич.

- Она вам жаловалась?

- Недовольная была. Помню, незадолго до смерти, может, за неделю,
пришла вечером. Опять, говорит, этот тип приехал.

- Какой тип?

- Не знаю. Говорит, тип.

- Погодите, погодите, попробуйте вспомнить точно, как это было. Зачем
она пришла к вам?

Мне показалось, Завражная смутилась.

- Ну, она иногда просто так заглядывала. Поболтать.

Подруги все-таки...

- А почему вам запомнился именно этот вечер? - Я чувствовал, Мария
чего-то не договаривает.

- Она попросила опять... - Завражная опустила голову.

- Что?

- Икону...

- А откуда у вас?

- От бабки несколько осталось...

- Кто-нибудь верует в семье?

- Да, - тихо ответила Мария. - Мать. Я с ней раньше спорила, а
теперь... - она махнула рукой. - Получается, дочь - комсомолка, а мать...

- Вы говорите, попросила опять. Выходит, Аня и раньше обращалась к вам
с той же просьбой?

- Да. Валерий однажды заходил, ему одна особенно понравилась. Но мама
не хотела расставаться с ней... А я бы вс" отдала. Тем более Валерий
интересовался ими как произведениями древнерусского искусства. Так он
говорил...

И выбрал небольшую, темную всю... - Она замолчала.

- Продолжайте о том вечере, - попросил я.

- Ну я намекнула мамане. Не знаю, что на нее нашло, говорит, отдай,
мол. Если человек интересуется, надо уважить. Святое, мол, дело. Аня
обрадов.алась. Но я вижу, все равно что-то не так. Спрашиваю. А она
говорит: "Опять этот тип приехал".

- Пришел или приехал?

- Приехал.

- Так, дальше.

- Я поинтересовалась, чем она недовольна - выпивают, что ли. Она
говорит, что не в этом дело. И собирается уходить. Я предложила ей
малосольных огурчиков, как раз приспели. Она не отказалась...

- Все?

- Все.

- Залесская потом что-нибудь говорила об этом вечере?

- Ничего. Наверное, мужики опять сильно выпили. Потому что назавтра Аня
еще шибче была расстроена. Душа, говорит, болит за мужа...

- Скажите, Маша, почему вы раньше не рассказали мне об этом вечере?

Завражная смущенно ответила:

- Не знаю... Забыла, наверное... И еще-икона...

А вдруг подумали бы, что мы отдали за деньги... У нас как-то из милиции
приезжали лекцию читать. Предупреждали, что разные жулики скупают
старинные иконы...

- И все-таки надо было мне сообщить.

Она виновато пожала плечами.

После ее ухода я проанализировал последние показания Завражной. Что
все-таки было в них ценного?

Участившиеся в последние дни перед смертью Ани выпивки Валерия с
Коломойцевым, вечеринка, устроенная для "ансамбля"... Короче, местная
богема. Тот вечер был, очевидно, похож на многие.

Икона. Ну и что? Ими многие увлекаются. И Валерий, наверное, тоже
мечтал случайно найти какой-нибудь шедевр. Главное, что это за "тип"?
Может, Данилов-Савчук?

Я решил исследовать до конца эту историю, раз уже она всплыла.

Юрий Юрьевич у Залесских быть не мог: находился в это время в отпуске,
на курорте "Боровое".

Тогда я вызвал Коломойцева. Он стал уверять меня, что до рокового дня,
восьмого июля, не заходил к Залесским по меньшей мере месяц.

- Я очень уважал Аню, - сказал он. - А ей в последнее время Особенно
действовало на нервы, если Валерии выпивал. Выступала против.

- Но ведь и вы с ним выпивали.

- Не скрою, случалось. Но не у них дома.

- А почему же вы зашли восьмого июля?

- Валерий просил. Очень. Я думал. Аня на меня больше не сердится...

- Значит, раньше сердилась?

Коломойцев потупился:

- Видимо.

- Из чего вы это заключили?