стекло кабины еле был виден сумрачный дневной свет. Погрузочная площадка
была относительно пуста, если не считать две полицейские машины,
блокирующие выезд. Их водители, лениво переговариваясь, стояли под
навесом. Это было сопровождение фургона. Джо начал дышать спокойно и
глубоко, словно настраивающийся перед бегом спортсмен. Потом он посмотрел
на свои руки. Закованные в железо, забинтованные и болезненно
пульсирующие, эти руки были чертовски бесполезны.
засовов.
сиденье рядом и укладывая поперек коленей свой "моссберг".
обострились и напряглись. Он чуял запах дождя снаружи, запах жирной земли
с фермерских полети, бензинно-масляный аромат фургона. Машина медленно
двинулась с места. Сквозь открытые дощатые ворота был виден автомобиль
сопровождения, выводящий колонну со стоянки на хайвей, из кабины доносился
треск радиопереговоров и постукивание двигателя. Фургон взгромоздился на
въездную рампу, и Джо ощутил, как в нем поднимается глубинное тепло, как
вулканическая лава из самых темных глубин самого его существа.
дороге к федеральной тюрьме. И второе - он каждый грамм оставшихся
хитрости и умения пустит в ход в борьбе за выживание. Ради Мэйзи. Ради
своего нерожденного ребенка.
исполнителя, ствол которой смотрел ему точно в ребра. - Как насчет если я
вас попрошу отодвинуть этот хобот, чтобы он не смотрел мне в брюхо?
свинцовой дробью.
миль в час - и мягко покачивался, потрескивая, как старый корабль, идя на
юг по хайвею номер пятьдесят пять. Джо всмотрелся вперед сквозь сетку.
Цвет неба сгустился до глубокой черноты мокрого угля, прорезаемого каждую
минуту зазубренными дорожками молний. На секунду фургон вынырнул из зоны
проливного дождя, но трудно было сказать, едет он в новую полосу бурь или
просто в темноту ночи. И на юге горизонт тоже был абсолютно черным.
"смит-вессон". - Он вроде как упирается мне в бинт. Может, вы могли бы
просто сдвинуться на одно сиденье?
проблеск понимания.
лязгающим звуком загнал в зарядную камеру патрон. - На сегодня хватит
просьб, ясно?
судебный исполнитель, медленно опуская ружье обратно к себе на колени. -
Будем в Новом Орлеане еще до рассвета.
готов. Хотя судебный исполнитель отказался подвинуться, но все же он
_точно_ сместился непроизвольно на пару дюймов от бока Джо, и теперь был
открыт путь от пальцев левой руки Джо к стволу помпового ружья.
изготовились, по жилам бежал горячий адреналин, во рту был медный вкус
гнева, а глаза жгло слезами. Джо понятия не имел, когда будет нападение,
но знал, что оно _будет_, и знал, что охранник рядом с ним теперь в
отличной позиции, и если Бог отвлечется достаточно надолго, и если потопа
не будет, у Джо есть шанс - _всего лишь шанс_ - пробиться живым из этого
гроба.
пассажирского сиденья "блейзера", щурясь в попытке что-нибудь разглядеть
сквозь полотна тумана, бегущие по ветровому стеклу. - Ни хрена же не
видно.
наблюдением. Хайвей отсвечивал желтой серой в свете фар "блейзера,
дворники размывали на стекле свет хвостовых огней конвоя. Том Эндрюс зажег
сигарету и выпустил струйку дыма из уголка рта.
фургон, потом вернулся в поток машин, оставаясь не менее чем в полудюжине
машин от грузного тюремного фургона и пары полицейских машин впереди и
сзади него. Светловолосый голем в полиэфирной спортивной куртке, Марион
Майкл Моррисон крепко сжимал руль большими мозолистыми руками, голубые
глаза его впились в дорогу, как ледяные лазеры. Лицо его было как
вырубленная из гранита стена с таким карнизом бровей, что на него можно
было стакан поставить.
Палаты назначили сопровождать Тома Эндрюса по пути на юг в этой необычной
дипломатической миссии. Обученный в войсках спецназа, Марион был из тех
анонимных силовиков, которые могли сегодня снарядить самолет с
контрабандными лекарствами, а завтра отправиться в Панаму выбивать кому-то
мозги. Тому Эндрюсу не нравилось общество этого человека. Честно говоря,
ему все задание не нравилось. Ни капельки не нравилось.
в сторону ветрового стекла.
"Кейп-Жирардо - 5 миль, Мемфис - 110 миль". Тюремный фургон набирал
скорость, его огромная корма опасно раскачивалась на ветру, по крыше
хлестал дождь. Что-то должно было произойти; у Эндрюса по рукам побежали
мурашки, как от статического электричества.
несправедливости мира и об этом мерзком задании. Заставить его скормить
Слаггера шайке подонков. Это неправильно. Человеку-легенде, такому, как
Слаггер, дать надежду, хотя на самом деле он обречен на смерть, что бы он
ни делал. Все, чего хотела Палата, - это расчистить поле и начать заново.
пепельнице. Оказывается, он бормотал себе под нос. - Так, вспомнил одну
старую историю.
ждать, когда начнется потеха.
огоньки машины, и от этого зрелища еще сильнее нахмурились его и без того
сведенные брови. Огни плавали в темноте разделительной полосы примерно за
милю от него.
примерно в миле отсюда и передал по радио идущему сзади напарнику:
"Оставайся на курсе, там просто кто-то загорает, оставь его так". Но
сейчас Нидхэм подъезжал к чему-то вроде серьезного происшествия: одна
машина, если не больше, стояла среди болотистой травы разделительной
полосы, и это Нидхэму очень не понравилось. Старому зубру было меньше года
до пенсии, и он не собирался портить себе послужной список. Он понятия не
имел, что за горилла сидит сзади в фургоне, знал только, что не мелкая
сошка. Федералы не поехали бы в Сент-Луис за карманным воришкой. И никакие
дорожные происшествия не должны помешать Нидхэму выполнить доставку.
Лукьяненко Сергей
Посняков Андрей
Жюль Верн
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей