Оксаной помогали жене Фомичева готовиться к встрече Нового года. Теща и
сынишка гуляли. Я тоже собирался на прогулку, оделся, закурил и при выходе в
дверях столкнулся с письмоносцем. Он передал мне газеты и письмо.
Авиазаказное. Адрес написан совершенно незнакомым почерком. Но не это
удивило меня, а то, что внизу конверта, где напечатано "Обратный адрес", я
прочел: "Ленинград, почтовый ящик такой-то. Брагин Д.Д.".
руку я знал.
чужой почерк. Волнение мое усилилось. Не вчитываясь, я перевернул лист и
посмотрел на оборотную сторону, на подпись. Там стояли четыре слова: "Крепко
обнимаю. Твой Дмитрий".
четким строчкам. Кто-то чужой, неизвестный мне, заговорил устами Дим-Димыча.
примеры заразительны), лежу в ленинградском госпитале. Восемнадцать дней
(всего лишь восемнадцать) прошагал я, отгоняя смерть, а в начале
девятнадцатого она подкараулила меня, подлая.
дорогой, ошибался. Странно даже, дружили всю жизнь - и не знаем друг друга.
Странно и горько. Нет, брат, не так уж я безразличен к собственной судьбе,
как тебе показалось. Я не искал смерти. Есть люди, которые сами лезут на
дуло автомата или, допустим, на нож диверсанта (какие люди - уточнять не
будем...), но я не отношу себя к их числу. Памятуя о том, что чему быть -
того не миновать, я все же не стремился и не стремлюсь быть покойником. Меня
даже не устраивает и то, что после моей смерти кто-нибудь скажет обо мне,
что, мол, покойник был неплохой человек. К черту! Хочу жить...
восьми человек перешел линию фронта. Приказ был короток и предельно ясен:
поднять на воздух армейские склады боеприпасов противника.
себе отчет, что эта "экскурсия" в тыл врага может стать для нас первой и
последней. Для шестерых из нас она и оказалась последней. Приказ мы
выполнили. Это было двадцать четвертого. Вернулись двое: я и радист, совсем
молодой паренек и большой счастливец. Смерть его даже не коснулась. А
благодаря радисту остался жить и я. Короче говоря, я сделал все, что должен
был сделать.
Оробел, когда почувствовал, как по капельке уходит из меня кровь, как
угасают силы, как все труднее становится шагать и держать свое тело на
лыжах, когда руку, свою руку, я уже не мог сжать в кулак. "Вот он и конец",
- подумал я. А потом померк свет. По-настоящему померк. Стоял день, но перед
глазами была ночь. Контузия вызвала временную потерю зрения. Я подчеркиваю:
временную. И ты не хныкай. Затронут какой-то нерв. Не такой уж и важный, но
все же...
чему все это? Теперь я чувствую себя бодро, а тогда... не особенно. Врача я
спросил: "У вас есть сердце?" Он, шутник такой, ответил, что сердце у него
должно быть, но на всякий случай он проверит. Я попросил его (дурак этакий!)
одолжить мне на одну минуту пистолет. Я люблю оружие и объяснил, что хочу
погладить холодную сталь. Ну, не идиот ли? Он ответил: "Потерпите две
недели. Только две". - "Почему?" Врач потянул меня за нос и сказал: "Если вы
не прозреете к этому времени, я принесу вам не один, а сразу два пистолета.
Так вернее. С двух сторон, в оба виска. Пиф-паф - и деньги на бочку!
Согласны?" Что мне было ответить? Конечно: "Согласен". Врач заверил, что я
получу возможность вновь зрительно обрести тот мир, в котором сейчас
существую и в котором живете вы - ты, Лидия, Оксана, Варя.
ночи.
филинская история. Анекдотов я здесь в госпитале нахватался - уйма!
Настроение у меня, как видишь, далеко не похоронное. Целуй Лидию и Максима.
Привет от слепого зрячим: Кочергину, Фомичеву, Хоботову, Оксане, Варе и
всем, кто не забыл о моем существовании. Обнимаю. Твой Дмитрий. 27 декабря.
Ленинград".
Как не повезло ему! И он еще шутит, как всегда. "Настроение далеко не
похоронное"... "От слепого зрячим"...
как щекочет у меня в горле...
я прочел вслух письмо Дим-Димыча в доме Фомичева. Слушали его Кочергин,
Хоботов, наши жены, Оксана и Варя.
потребовалось вмешательство Хоботова.
неузнаваемости суровым и холодным. Сухими, горящими глазами смотрела она в
какую-то точку и думала неведомо о чем.
жалели Варю Кожевникову. Выпив первый праздничный бокал, она извинилась и
покинула нас. Да и остальные долго не задержались.
вместе. Когда начали прощаться, Кочергин сказал мне:
портить настроение людям в праздничную ночь. Я так и сказал Кочергину.
энергично встряхнула его руку.
сейчас. Она, конечно, хотела поблагодарить Кочергина за его хорошие слова.
Мне это понятно. Понятно Лидии. Но как расценили ее порыв Кочергин, его
жена? Ведь они, я думаю, не имеют представления о чувствах Оксаны к моему
другу.
компанией отправились на Центральный телеграф.
Ленинград, в госпиталь. Получилась огромная, чуть не в пятьдесят слов.
Поставили не только свои фамилии, но и Фомичева, Хоботова, Вари
Кожевниковой.
слепой... Как и сам Дима, я верил тому шутнику врачу, который установил
двухнедельный срок, ну а вдруг? Это было страшно. Я ответил твердо:
письмо?
дни.
служебным обязанностям.
столу и сняла трубку.
Ой! Ты подумай! Рада? А я? Я тоже рада... Сейчас посмотрю. Что? Ладно...
Тоже целую.
переднюю.
Что значит: "В сегодняшней?" - или: "Я тоже рада"?
столовую. В руках она держала развернутую газету "Красная звезда". Лицо у
Лидии сияло, что бывает с нею не так часто.
поднял жену и закружился с нею по комнате.