Чтение 44–й страницы книги ~Мистерии~

Нагель искал Дагни, но ее нигде не было видно. Он поклонился фрекен
Андерсен, на которой тоже был белый передник; он спросил вина, и она
принесла ему бутылку шампанского.

Он удивленно взглянул на нее.

- Вы же ничего другого не пьете, - с улыбкой сказала она.

Это не лишенное ехидства внимание все же несколько развеселило его. Он
попросил ее выпить с ним, и она с готовностью подсела к нему, хотя дел у
нее было полным-полно. Он поблагодарил ее за любезность, сделал ей
комплимент по поводу ее туалета и выразил свое восхищение старинной
брошкой, которой был сколот вырез ее платья. Она выглядела весьма
привлекательно: удлиненное аристократическое лицо с крупным носом поражало
своей почти болезненной изысканностью линий, оно было неподвижно, как
маска, его не искажала нервическая мимика. Она говорила с удивительным
самообладанием, в ее присутствии возникало чувство уверенности и покоя,
это была в полном смысле слова светская, дама.

Когда фрекен Андерсен встала, Нагель сказал:

- Сегодня вечером здесь должна быть одна особа, которой я хотел бы
оказать хоть немного внимания. Я говорю о фрекен Гудэ, о Марте Гудэ, не
знаю, знакомы ли вы с ней. По-моему, она уже пришла. Я не могу вам
передать, как бы мне хотелось ее чем-нибудь порадовать. Она так одинока,
Минутка мне кое-что рассказал о ней. Как вы считаете, фрекен, не мог бы я
пригласить ее сюда, за наш столик, конечно, при условии, что вы не имеете
ничего против того, чтобы оказаться в ее обществе?

- Да что вы, что вы! - ответила фрекен Андерсен. - Я сама с
удовольствием схожу за ней и приведу ее сюда. Я знаю, где она.

- Но вы, надеюсь, тоже вернетесь?

- Да, благодарю вас.

Пока Нагель сидел и ждал, в буфет вошли поверенный Рейнерт, адъюнкт и
Дагни. Нагель встал и поклонился. Несмотря на жару, Дагни тоже была
бледна. На ней было кремовое платье с короткими рукавами и тяжелая золотая
цепь, пожалуй, даже слишком тяжелая. Эта цепь ей удивительно не шла. На
мгновение Дагни остановилась в дверях; одну руку она держала за спиной и
теребила пальцами кончик своей косы.

Нагель подошел к ней. Немногословно, но горячо попросил он простить его
за то, что случилось в пятницу; это было в последний, в самый последний
раз. Больше он никогда не даст ей повода сердиться и ей уже не придется
прощать его за что бы то ни было. Он говорил тихо и сказал именно те
слова, которые нужно было сказать.

Она все выслушала, даже посмотрела на него, а когда он замолчал,
ответила:

- Я едва понимаю, о чем вы говорите, я все забыла, я хочу забыть.

И она ушла, окинув его совершенно равнодушным взглядом.

Гул голосов, звяканье чашек и стаканов, хлопанье пробок, хохот, крики -
все это смешивалось с несущимся из зала грохотом духового оркестра,
который играл на редкость дурно...

Наконец появились фрекен Андерсен и Марта, с ними шел и Минутка. Все
они сели за столик Нагеля и провели вместе около четверти часа. Время от
времени фрекен Андерсен приходилось вставать и приносить кофе тем, кто
просил, и в конце концов она уже не вернулась к столику Нагеля - так много
у нее было дел.

Между тем начался концерт: исполнил несколько песен вокальный квартет,
студент Эйен громко продекламировал стихотворение своего собственного
сочинения, две дамы играли в четыре руки на фортепьяно, и органист впервые
выступил как скрипач. Дагни по-прежнему сидела в обществе двух своих
спутников. Кто-то позвал Минутку, его послали за чашками и стаканами, а
заодно велели заказать побольше бутербродов - всего оказалось слишком мало
для такой массы народу.

Когда Марта осталась одна с Нагелем, она тоже встала и хотела было
уйти. Не может же она сидеть с ним одна, и так поверенный - она это
заметила - отпустил на их счет какое-то замечание, вызвавшее смех фрекен
Хьеллан. Нет, право же, ей лучше всего уйти.

Но Нагель все же уговорил ее выпить с ним хотя бы еще один глоточек
вина. Марта была в черном. Новое платье сидело на ней хорошо, но ей не
шло, оно старило ее, убивало своеобразие ее внешности и чрезмерно
подчеркивало седину волос. Только глаза ее мерцали, а когда она смеялась,
ее лицо, пылавшее лихорадочным румянцем, становилось прелестным и юным.

- Ну как, вам весело? - спросил он. - Вам хорошо здесь?

- Да, спасибо, - ответила она. - Мне здесь очень нравится.

Он занимал ее разговорами, пытаясь приноровиться к ней, рассказал тут
же придуманную историю, над которой она много смеялась, - речь шла о том,
как он добыл один из самых редких коровьих колокольчиков в своей
коллекции. Настоящее сокровище, истинно бесценная вещь! На нем было даже
выгравировано имя коровы, ее звали Эйстейн, и, судя по имени, это был бык.

Тут она вдруг начала хохотать; она совсем забылась, не помнила уже, где
находится, и, раскачиваясь на стуле, как ребенок, хохотала от души над
этой жалкой шуткой. Она так и сияла.

- Представьте себе, - сказал Нагель, - мне кажется, Минутка вас
ревнует.

- Нет, - возразила она неуверенно.

- А мне показалось. Впрочем, мне и в самом деле очень приятно сидеть с
вами вдвоем. Так весело слышать ваш смех!

Она ничего не ответила и опустила глаза.

Они продолжали разговаривать. Нагель повернулся, чтобы не выпускать из
поля зрения столик, за которым сидела Дагни.

Прошло несколько минут. К ним снова подошла фрекен Андерсен,
перекинулась с ними двумя-тремя словами, отхлебнула глоток из своего
стакана и опять убежала.

Вдруг Дагни встала со своего места и подошла к столику Нагеля.

- Как вам здесь весело, - сказала она, и голос ее дрогнул. - Добрый
вечер, Марта. Над чем вы так смеетесь?

- Веселимся как можем, - ответил Нагель. - Я болтаю что попало, а
фрекен Гудэ так добра ко мне, что даже смеется... Нельзя ли просить вас
выпить с нами стаканчик вина?

Дагни села.

Грохот рукоплесканий донесся из зала, и Марта воспользовалась этим,
чтобы встать. Она, мол, хочет взглянуть, что там происходит. Она отходила
от них все дальше, а у дверей обернулась, крикнула: "Выступает фокусник.
Этого я не могу пропустить!" - и исчезла.

Пауза.

- Вы покинули ваших кавалеров, - сказал Нагель и хотел еще что-то
добавить, но Дагни прервала его:

- А вас покинула ваша дама.

- Но она вернется. Вы не находите, что фрекен Гудэ сегодня
очаровательна? Сегодня вечером она веселится, как малое дитя, правда?

На это Дагни ничего не ответила и спросила:

- Вы уезжали?

- Да.

Пауза.

- Вам в самом деле здесь так весело?

- Мне? Да я толком не знаю, что здесь происходит, - сказал он. - Я
пришел сюда не веселиться.

- А для чего же вы тогда пришли?

- Конечно, только для одного: чтобы увидеть вас. Издали. И не надеясь
даже заговорить с вами...

- Вот как! Поэтому вы и привели с собой даму?

Последнее замечание Дагни Нагель не понял. Он взглянул на нее и
раздумчиво сказал:

- Вы что, имеете в виду фрекен Гуда? Не знаю, право, что вам и
ответить. Мне так много о ней рассказывали. Она всегда сидит дома
одна-одинешенька, год за годом одна, в ее жизни нет никакой радости. Я не
привел ее сюда, мне просто хотелось развлечь ее здесь немножко, чтобы ей
не было скучно. Вот и все. Фрекен Андерсен нашла ее и привела к моему
столику. Господи, как печальна ее участь! Недаром она совсем седая...

- Уж не думаете ли вы... не воображаете же вы, в самом деле, что я
ревную? Неужели? Но в таком случае вы жестоко ошибаетесь! Я прекрасно
помню ваш рассказ о том сумасшедшем, который катался один на двадцати
четырех экипажах; человек этот з-заикался, как вы сказали, и был влюблен в
девушку по имени Клара. Да, я все это помню достаточно подробно. Итак, эта
Клара не хотела иметь ничего общего с этим заикой, но она не пожелала,
чтобы он женился на ее горбатой сестре. Не знаю, право, зачем вы мне
рассказали эту историю, вам самому лучше знать, а мне ведь это
безразлично. Но ревновать вы меня все равно не заставите. Если вы этого
добиваетесь нынче вечером, то зря стараетесь. Этого не добиться ни вам, ни
вашему заике!

- Господи! - вырвалось у него. - Не могу допустить, чтобы вы говорили
это серьезно.

Пауза.

- Напрасно, я говорю это совершенно серьезно, - сказала она.

- И вы в самом деле полагаете, что я вел бы себя так, если бы хотел
вызвать вашу ревность? Сидеть здесь с сорокалетней дамой и преспокойно ее
отпустить, как только вы появляетесь... Нет, вы, видно, считаете меня
дураком.

- Уж и не знаю, кем вас считать, знаю только, что вы ухитрились
каким-то образом приблизиться ко мне и заставили пережить самые тягостные
часы моей жизни, я перестаю сама себя понимать. Я не знаю, глупы ли вы или
безумны, да и не собираюсь в этом разбираться. Мне это безразлично.

- Конечно, - согласился он.

- Да и с какой стати это должно меня занимать? - продолжала она,
взбешенная его покорностью. - Бог ты мой, какое мне до вас дело? Вы себя
дурно вели по отношению ко мне, а я еще должна за это заниматься вами! Тем