почему-то сразу направились к выходу. У меня отличная зрительная память, и я
очень подробно описал обоих. Потом нас отвезли в участок, где мне пришлось
просмотреть большое количество фотоальбомов.
был судим за подобные преступления. Через два дня его задержали, и Хильтруде
возвратили не только все деньги, которые были заявлены Хильтрауд, но и в
знак поощрения за точное описание преступников меня наградил сам комиссар
полиции одной тысячей марок. Потом Хильтрауд писала мне, что случайно
наткнулась на газетную заметку, где сообщалось о той краже и о
"феноменальной" памяти русского студента из Москвы, который помог
обезвредить "группу преступников"...
симпатичной продавщицей, которую звали Соней. Она довольно сносно говорила
по-русски, и мы очень мило провели один вечер. Собственно, ничего особенного
не было - танцы-шманцы-обжиманцы и страстные поцелуи. Мы так друг другу
понравились, что обменялись координатами. Совершись что-то большее, мы вряд
ли продолжили бы общение, но, к нашему обоюдному в то время сожалению, Соня
уезжала на следующий день к родителям. В Берлине она училась в университете
на филологическом факультете, и вторым языком у нее был русский. А в
магазине она подрабатывала на карманные расходы.
наши дороги когда-нибудь пересекутся. Кто мог тогда подумать, что это
знакомство принесет нам не только приятные мгновения, но даже и некоторые
неприятности. Я, конечно же, был очень удивлен, когда, вернувшись в Москву,
обнаружил четыре письма от Сони: она принялась писать мне едва ли не на
следующий день после нашего расставания. Завязалась переписка: на три ее
письма я отвечал одним. Не потому, что не хотел, а потому, что не было
свободного времени.
стажировку в МГУ. И Соня и я были очень заняты учебой, но несколько ночей мы
вместе все-таки провели вместе. Это были очень страстные и жаркие ночи,
которые мне вспоминались с нежностью до тех пор, пока однажды я не получил
от нее письмо, в котором Соня сообщала, что беременна от меня и делать аборт
не собирается. Завершалось послание прямым вопросом: что я намерен
предпринять?
был довольно сдержанным, но в нем явно прочитывалась надежда, что я, как
истинный джентльмен, приеду в Германию, женюсь на его дочери и постараюсь
обеспечить ее и будущего ребенка всем необходимым...
заводить детей я был совсем не готов. Как мне поступить? Я не знал, а потому
решил обратиться к юристу. Но в моем деле нужен был юрист-международник, но
откуда я знал, что почти все они тесно связаны с КГБ? "Юрист" провел со мной
очень тонкую психологическую игру: сначала запугал, потом погладил по
головке, а потом заставил меня делать то, что он скажет.
то, что немецкое законодательство похоже на советское и рано или поздно дело
постепенно утонет в вечной волоките. Не тут-то было! Сначала он заставил
меня подвергнуть сомнению свое отцовство, и действительно, прошло несколько
месяцев, а никакой реакции из Германии не последовало. Но вдруг меня
вызывают в Московский город-ской суд, где судья по поручению Верховного суда
ГДР задает мне вопросы, ответы на которые заносятся в специальную анкету.
вопросы анкеты.
во-вторых, вовремя подсказала одну важную деталь. В анкете был вопрос: если
я не признаю отцовство, то согласен ли предоставить немецким медикам свою
кровь на анализ? "Юрист" сказал: пиши, мол, "согласен" мол, анализ крови
дает только косвенное свидетельство, а оно не может быть доказательством. Но
судья вовремя заметила, что если бы анализ проводился в СССР, то он был бы
прав, но германский суд настаивает на анализе у себя, а по ее сведениям, в
ГДР есть новые научные разработки, которые дают почти стопроцентную гарантию
установления отцовства. Недолго думая, "юрист" предложил мне написать, что я
отказываюсь предоставлять кровь на анализ.
отказа предоставить кровь на анализ закон на слово верит матери ребенка и
отцом признают того, на кого она укажет. Потом на несколько лет я
"потерялся" для немецких органов: был за границей, стажировался на
"Ленфильме", затем отбывал свой первый срок...
она привезла группу немецких туристов и случайно увидела меня на съемках
фильма.
письмо, в котором просил прощения и намеками давал понять, что СССР и ГДР
очень сильно отличаются, а потому не все так просто. Однако письмо вернулось
назад с пометкой: "адресат выбыл". Оказывается, отец Сони умер через год
после рождения Петера, так она назвала нашего сына (который, кстати, родился
в шестьдесят девятом году в день рождения Гитлера), что сын носит мою
фамилию, и что она переехала в другой город.
металлы. И подарил ей платиновый браслет, украшенный изумрудами (по оценке
специалистов, этот браслет стоил по тем временам порядка десяти тысяч
долларов). Этот браслет был из коллекции моей рижской бабушки Лаймы. Соня
поблагодарила и заверила, что простила меня, совсем не держит зла и,
естественно, не имеет ко мне никаких претензий.
- Петеру исполнилось уже четырнадцать лет - меня вновь вызвали в суд, где
судья зачитала мне постановление суда ГДР, гласившее, что на день вынесения
этого постановления я должен Соне алименты на какую-то совершенно немыслимую
сумму.
и какую зарплату я должен был, по их мнению, получать в первый год, во
второй, третий и так далее, и все проценты тщательно суммировались.
Представляете мое состояние? Хоть стой, хоть падай! Мне такую сумму вчинили,
а я в то время сидел без работы и перебивался с хлеба на воду только за счет
небольших гонораров от публикаций в газетах и журналах, о чем и доложил
советскому судье. Судья сочувственно покачала головой и пообещала сама
составить ответ и впоследствии держать меня в курсе.
и на этот раз германская Фемида нашла меня и за колючей проволокой: с моей
скудной зарплаты в зоне регулярно удерживали тридцать три процента и
отсылали в ГДР. Ползоны потешалось надо мною...
Хильтрауд был директором школы, мать работала врачом в местом санатории.
Стояла прекрасная солнечная погода, и мы отдыхали на полную катушку. В ГДР
меня поразили не только магазины, полные разнообразных товаров. Удивили
отношения с моей девушкой.
разумеющимся и нисколько не шокировало ее родителей. Более того, когда
Хильтрауд посещали "нелетные" дни, она спокойно отводила меня к своей
подруге, заверяя, что я не должен стесняться и без проблем могу общаться с
Хеленой, пока сама она не "выздоровеет".
Роз-Мари: на мой взгляд, ей было лет восемнадцать, не меньше. Крутые бедра,
округлые колени, внушительный бюст, красивые глаза и очень изящные руки. Все
это и так притягивало мое внимание, а тут еще и Роз-Мари начала строить мне
глазки и в первый же подходящий момент попросила покатать ее на лодке.
отплыли от берега, она сама села за весла. У берега озера были заросли
камыша: она разогнала лодку, и мы глубоко въехали в эти заросли.
немецкого языка хоть и увеличился, но не настолько, чтобы поддерживать
беседу с юной барышней. Тем не менее мы каким-то образом "беседовали", а
потом она села рядом и стала откровенно клеиться ко мне. Какой бы мужчина
удержался в подобной ситуации? Лично я - не смог! Но, приступив к более
тщательному обследованию ее прелестей, я, к своему изумлению, понял, что
Роз-Мари девственница. Это так меня поразило, что я на секунду замешкался,
но Роз-Мари резко дернулась мне навстречу, так что изменить что-либо было
уже поздно.
слезы, упреки, а то и еще что посерьезнее..."
Я похолодел. Все кончено: дадут столько, сколько Роз-Мари лет от роду, никак
не меньше. А девушка смотрит на меня, счастливо улыбается, о чем-то радостно
тараторит.
Хильтрауд, устремилась к дому...
солнцем, и опустился рядом на горячий песок.
безразличным, спросил я.
принялась натирать мне спину каким-то средством для загара...
возвращался с тренировки, смертельно уставший, с трудом раздеваясь, валился
на кровать лицом вниз, подходил мой братишка Саша и умолял: