советской делегации, председателя Комитета по физкультуре и спорту; я
проникся к нему недобрым чувством, оно потом всегда преследовало меня,
когда мы встречались с ним, - будь то на приеме сборной перед отъездом на
международные состязания или в неофициальной обстановке, когда он запросто
являлся к нам в раздевалку, никогда не испытывая смущения от того, что он
в костюме и при галстуке (председатель комитета обожал красиво одеваться,
нужно отдать ему должное), а мы - голяки, только что из-под душа.
Олимпийской деревне и потом за день до отъезда, когда она отпросилась у
своего начальника и повела показывать мне Токио. Мы бродили по парку Уэно
и пытались понять, о чем задумался знаменитый роденовский "Мыслитель", в
одиночестве восседавший на зеленой лужайке, отгороженный от нас не только
своими вечными думами, но и торчащим поблизости полицейским. Омыв лица
теплым дымком священного огня у древнего храма Асакуса, что тяжелой горной
глыбой застыл в глубине ушедших столетий, пили кока-колу у уличного
бродячего торговца и угощались миниатюрными шашлыками из печени ласточки;
Фумико рассказывала, что у них дома, где она живет с матерью и старшей
сестрой, в углу висят иконы русских святых - чудотворцев и горит лампадка,
а мать - она уже не выходит из квартиры - подолгу стоит на коленях,
вымаливая прощения у бога. И ей, Фумико, становится страшно: а вдруг этот
бородатый, мрачный святой, застывший на потемневшем от времени дереве, и
впрямь оживет и спросит у нее сурово: "Ты почему не чтишь меня?", и она не
будет знать, как ответить ему, чтоб не обиделся на нее и на маму и не
причинил им зла. Поэтому она тоже тайком от остальных украдкой молится и
просит святого быть к ним подобрее... А потом, - тут Фумико заговорщицки
посмотрела на меня - не выдам ли ее тайну? - потом бегу сюда, в этот
синтоистский храм, чтобы помолиться весеннему небу, прорастающему бамбуку,
осеннему дождю и желтым листьям, первому снегу и первой весенней молнии и
попросить у них счастья, потому что она так хочет быть счастливой...
уселись на скамью, прижавшись друг к другу, и я вдыхал свежесть ее губ,
аромат волос, чувствовал жаркое тело; мы потерянно молчали, словно забыли
все слова на свете, но сердца наши понимали друг друга без всяких слов.
прощание.
сообщала, что летом, верно, прилетит в Москву.
университета на Ленинских горах, нет ли среди иностранных студентов
знакомой девушки из Японии, но ответ был отрицательный...
нашел его, а спросить было не у кого. В очередной раз очутившись на Гинзе,
я вдруг с потрясшей меня до глубины души ясностью подумал: "А было ли
вообще то озерцо, и золотой домик из бамбука, и девушка с фарфоровым
личиком по имени Фумико?"
сильно и бесцеремонно похлопал меня по плечу.
Владимирович, зампред ЦС собственной персоной. Похоже, он и впрямь рад
меня видеть. Неужто заграница так действует на людей, что любой братом
покажется?
Ничего особенного, скажу тебе. Елисейские поля куда больше впечатляют.
Хотя, скажу тебе, япошки прут на Европу, еще как прут! Ты только взгляни
вокруг - блеск!
какая это кошка между нами пробежала? Старые товарищи, вместе спорт в
университете делали (он так и сказал - "делали", не занимались спортом,
тренировались, выступали, выигрывали и терпели поражения, нет - "делали"),
как-никак земляки. Убей, не пойму!
фамильярности, но, честное слово, мне было наплевать на его ощущения, он
перестал быть для меня человеком с того самого памятного разговора о
судьбе Виктора Добротвора. - Не убивайся. Живи.
что Николай Владимирович напрягся, собрался, внутренне задрожал, - это как
пить дать. Да по лицу, по глазам можно было безошибочно прочесть: он не
любит плохих вестей.
со мной порадуешься и осудишь свою ошибку, - беззаботно болтал я, в
открытую издеваясь над ним. И он понял это, но ничего поделать не мог:
ждал новость и приготовился к отражению опасности. Люди его положения
всегда готовы к такому обороту событий, должны быть готовы...
догадывался, что он ни за что не простит мне этого унижения - ни сейчас,
ни в обозримом будущем. И пусть! Так и хотелось выпалить: "Пепел судьбы
Добротвора стучит в мое сердце... Но сдержался, потому что Миколя мог не
понять намека, и потому сказал:
одну волну, и Николай Владимирович своим вскриком, возмущением подтвердил
это.
через плечо, где лежала 90-минутная пленка "Сони" с записью исповеди Тэда
Макинроя. Там было и имя того, кто предал Виктора. - Вот здесь! - Но имя
Семена Храпченко намеренно не назвал. Пусть это будет ему следующим
сюрпризом: я слышал, что именно Храпченка ходит у Миколя в любимцах, об
этом знает весь ЦС...
что в этой сумке замерла и его беда. Я опять подумал стихами: "Так вот где
таилась погибель моя..."
Гинзе людей, среди них редко-редко попадались японцы. В это время суток
Гинза отдается заезжим, и они хозяйничают в ее магазинах, барах и кафе,
торчат на перекрестках, пытаясь что-то выудить из карт-схем, и озабоченно
вертят головами из стороны в сторону...
и вслушиваясь в голоса, точно мог увидеть или услышать Фумико...
головой, что хотелось побыстрее поднять воротник плаща, бегом проскочить
открытое пространство и нырнуть - куда угодно нырнуть: в универмаг, в
кафе, в двери троллейбуса с запотевшими стеклами - лишь бы избавиться от
этого всепроникающего, угнетающего чувства бесцельности и безысходности,
что не покидало меня с той самой минуты, когда Савченко, не глядя мне в
глаза, как-то мертво произнес:
примыкавшего к письменному столу зампреда, так и прирос к нему, и тело
стало каким-то свинцовым, неподвижным, и даже мысли текли вязко, как
твердеющая черная смола, именно черная, потому что весь мир потерял иные
краски в ту минуту, когда я услышал савченковскую новость.
кабинет Савченко, поведаю ему потрясающую историю падения и возвышения
Виктора Добротвора и мы вместе от души порадуемся не только за парня, что
на поверку оказался действительно таким, каким мы его себе представляли,
но и за самих себя, что не уплыли по течению слухов и домыслов, коими
давно обросла та монреальская история. Как важно в жизни быть твердым и
как невероятно трудно им быть!
обнял, живо поинтересовался, как съездилось в Японию и многое ли там в
действительности выглядит так, как пишут и рассказывают с экранов
телевизоров, или это только парадная сторона медали - для иностранцев, для
паблисити, для авторитета страны. Павел Феодосьевич несколько сбил меня с
заранее выбранного пути, намеченного еще в Токио и не однажды
апробированного в мыслях в самолете по дороге в Москву. Пока я,
замешкавшись, думал, как покороче, но так, чтоб не обидеть скороговоркой,
суммировать японские впечатления, Савченко воскликнул:
Тем более любопытно услышать твое мнение, ведь есть с чем сравнивать...
начать? Ведь главное - Добротвор, вот самая потрясающая новость. С нее и
нужно начинать!