Чтение 44–й страницы книги ~До последней капли~

Полковник сдался.

- Ладно, бог с вами. Держи, - и Сан Саныч передал Марине пистолет Седого.
- Надумаешь стрелять - сдвинь этот рычажок вниз. И жми на курок. Ясно?

- Ясно. А куда стрелять?

- Во врагов. И в себя. Если дело не выгорит. Лучше так, чем так, -
показал Сан Саныч на свои сочащиеся кровью раны. - Конечно, если духу
хватит.

- Хватит! - твердо сказала Марина и почему-то посмотрела не на
Полковника, а на свою дочь.

Выбирались из здания крадучись, прижимаясь спинами и боками к коридорным
и лестничным стенам. Перед выходом на улицу Борис три раза прокричал дурным
голосом мартовского кота, предупреждая о своем выходе. Чтобы случайно на
свою же автоматную очередь не напороться. Открытое пространство перебегали
попарно - слабый пол под прикрытием сильного, низко пригибаясь к земле.

- Все целы? - только и спросил Михась, увидев Сан Саныча и заложниц.

- Все.

- Как дальше действовать будем?

- Как бог на душу положит. Придумывать хитроумные комбинации у нас
времени нет.

Выстрелы от ворот становились все более редкими. Они уже почти не
различались в беспрерывной стрекотне "Калашниковых".

- Похоже, совсем дрянь дело у мужиков. Каждый патрон экономят. Надо
спешить.

- Надо. Но медленно! Наша смерть их не спасет. Равно как и наоборот.

- Тогда так: рассредоточимся по сторонам и одновременно, по моей
команде...

Разом рассыпались. Борис взял на себя правый фланг, Михась - левый, Сан
Саныч - центр. Заложниц оставили в ближних тылах - сразу за спиной
Полковника. Под его личную ответственность.

- Когда начнут стрелять - не высовываться. Лежать. Что бы ни случилось.
Лежать! Носом в землю. Пока я не отменю ранее данный приказ. Ясно?

- Кажется, да.

- Кажется? Ну-ка повтори приказание.

- В общем, лежать.

- Да не в общем лежать, а мордой в грунт лежать! По самые уши! А лучше по
затылок! В общем лежать - это совсем в другом месте лежать. И совсем в
другой позе. Теперь ясно?

Марина сосредоточенно кивнула.

- Ну, тогда выдвигаемся на исходные. Ползком. Я сказал, ползком, а не на
четвереньках. И перестань задом вертеть, если не хочешь, чтобы его тебе
отстрелили. Не на дискотеке!

Ползли по газонам под прикрытием живых изгородей кустов. Впереди,
выдвигая вперед себя автомат, Сан Саныч, чуть поотстав, женщина и девочка.
Ползли тихо, сосредоточенно, целеустремленно, не пытаясь огибать грязь и
лужи. Как надо ползли. В том числе и девочка.

- Стоп! - поднял правую руку вверх Сан Саныч.

Но следовавшие за ним подопечные его жеста не поняли и ползли до тех пор,
пока не уперлись полковнику лбами в подошвы.

- Остаетесь здесь, - показал Сан Саныч.

Марина энергично затрясла головой.

- Здесь! - ткнул пальцем в землю Сан Саныч и кулаком под нос бунтующей
женщины.

Угораздило же пойти с бабой в разведку! В кошмаре такого привидеться не
могло! А тут наяву...

- Ляжешь за теми камнями. Дочь - под себя. Поднимешься - голову
собственными руками свинчу, - жестами объяснил боевую задачу Полковник.
Очень наглядно объяснил. Доходчивей, чем словами.

Марина обреченно кивнула и откатилась к камням.

- Сверху! - напомнил Сан Саныч. Марина послушно легла на дочь.

- Вот так.

Сан Саныч удовлетворенно кивнул. Надо было спешить. Ветераны наверняка
уже давно заняли плацдарм для атаки.

Только бы тот, один из двух, кто держит оборону подле ворот, продержался.
Еще хотя бы десять минут. Если он замолчит раньше времени, то развернувшиеся
назад бандиты неизбежно заметят подползающих к ним разведчиков. И тогда им
тоже не жить. Расстреляют, как уток на взлете.

Выстрелы "ППШ" в многоголосье "АКМ" звучали все реже. А это обозначало,
что автомат заглатывает последние патроны.

Две-три очереди - ответный выстрел.

Еще две-три - и снова очень короткий ответ.

И тишина.

Пять секунд. Десять. Двадцать.

Неужели зацепили? Или вышли патроны? Но ведь есть еще револьвер? У них у
всех были револьверы!

Минута!

Бандиты перестали стрелять, перекликнулись.

До исходных позиций Сан Санычу было еще добрых семьдесят метров. Открыть
огонь раньше значило выказать свою позицию и свои намерения и почти
наверняка промахнуться. Конечно, в три автомата они могли уложить половину
бандитов. Но только половину. Остальные залягут, закрепятся, и бой начнется
по новой. Кто в нем возьмет верх - еще неизвестно. Может, ветераны. Может,
бандиты. А может быть, ни те ни другие. Может, милиция. При всей ее
нерасторопности она сюда в конце концов прибудет. И искрошит и правых, и
виноватых в мелкую лапшу. Всех искрошит - кто при оружии. А при оружии -
все!

Полторы минуты!

В остатке пятьдесят метров.

Уже сквозь заросли кустов просматривается поле брани. Уже видны осторожно
привстающие бандиты. Поднялись на колени, еще разок, для верности, всадили в
невидимую Полковнику позицию по пол автоматных рожка. Прислушались. Встали в
рост. Пошли проверять дело рук своих.

Сан Саныч перестал ползти, взвел, направил в сторону идущих автомат.
Теперь ждать, когда будет лучше, поздно. Теперь надо действовать, пока
поздно не стало.

Сан Саныч прицелился.

Лишь бы фланги не подкачали. Лишь бы все были на местах.

Пора!

Полковник обжал пальцем курок и плавно потянул его на себя.

Выстрел!

Но не его выстрел! Чужой выстрел! Одиночный выстрел со стороны
замолчавших было позиций. И отчаянный вскрик бандита. И обвал автоматного
огня.

Значит, все-таки он жив. Тот, кто держит неравную оборону. Он просто
ближе подпускал противника. Потому что не мог себе позволить тратить
понапрасну патроны. Вернее, последний патрон. Тот, который не ушел в молоко.
Который ушел туда - куда надо. В тело врага.

Однако он очень рисковал. Одинокий боец. Так близко подпускать врага к
позициям опасно. Смертельно опасно. Когда атакующего противника отделяет от
окопов лишь пара десятков шагов, его наступательный порыв сдержать уже почти
невозможно. Всего десяток шагов до победы! До спасения! Подобное ничтожное
для людей, играющих в догонялки со смертью, расстояние преодолевается за
секунды. Отступать назад - дальше и дольше.

Похоже, тот боец уже не держит оборону. Похоже, он просто пытается
подороже продать свою жизнь.

На этот раз, чего и опасался Сан Саныч, бандиты не залегли. Вдруг
нахлынувшая ярость пересилила в них страх. Они желали достать врага
немедленно! Чего бы им это ни стоило. Достать - и разорвать собственными
руками.

Теперь на принятие решения и воплощение его в жизнь оставались секунды.
Лежать дальше было бессмысленно. Надо было либо, воспользовавшись суматохой
последних минут боя, ретироваться назад, либо наступать.

Уйти Полковник не мог. Оставалось наступать. Одному. На превосходящие
силы противника.

По законам жанра Сан Санычу надо было встать в полный рост на широко
расставленные ноги, небрежно выплюнуть в сторону горящую сигарету, сказать
что-нибудь очень суперменское, вроде: "А что, ребята! Не пора ли
расплатиться по счетам?!" - и стрелять навскидку, от бедра длинными
очередями, поводя дулом автомата справа налево.

А если без законов жанра, то, как учили на фронте, - из положения лежа,
под прикрытием какого-нибудь случайного камня.

Но лежа Сан Саныч не мог видеть своих врагов. Их, кого больше, кого
меньше, заслоняли растущие впереди кусты. Как учили на фронте, в данном
конкретном случае не подходило. Пришлось как в вестернах.

Сан Саныч поднялся, шестью длинными шагами добежал до небольшого
пригорка, что был впереди. Встал на нем, причем именно так, как в кино,
широко расставив ноги, но не для пущего эффекта - для более устойчивой
опоры, и действительно от бедра, потому что на дальних расстояниях
прицельная стрельба из "ППШ" себя не оправдывает, открыл огонь. Одной
длинной, бесконечно стучащей очередью.

Крикнуть что-то там об оплате счетов и вкладах населения он не успел. А
сигарет у него с собой не было. Пришлось стрелять просто, без художественных
изысков. Да не сигареты стрелять. Из автомата стрелять.

Уже почти добежавшие до позиций бандиты ошарашенно замерли. Один,
ткнувшись головой в землю, - навсегда. Залегать им было поздно и, развернув
автоматы в сторону, представлявшую в данную конкретную секунду наибольшую
угрозу, они открыли ответную стрельбу.

Так они и стояли, как на дуэли - в полный рост, уставя друг в друга
плюющие огнем стволы.

Выиграть в этой дуэли Полковник не мог. Он мог только умереть и еще, если
повезет, кого-нибудь убить. Но насчет повезет - сомнительно. На дальних