Чтение 44–й страницы книги ~Убийство в доме викария~

- Я всегда говорю: живите и давайте жить другим, - сказал Мельчетт. -
Конечно, закон есть закон, но никому не повредит хоть малая доля
человечности. Протеро не знал снисхождения.

- Он этим гордился, - сказал я.

Мы помолчали, потом я спросил:

- А что это за удивительная новость, которую вы мне обещали?

- Да уж, куда удивительнее. Помните ту незаконченную записку, которую
Протеро писал, когда его убили?

- Да.

- Мы ее отдали на экспертизу, чтобы убедиться, что "6:20" было
приписано другой рукой. Само собой, послали образцы почерка Протеро.
Хотите знать заключение? _Эту записку Протеро вообще не писал_.

- Значит, это подделка?

- Вот именно, "6:20" действительно написано другой рукой, но они в этом
не уверены. Эта отметка сделана другими чернилами, но сама записка -
подделка. Протеро ее не писал.

- Они в этом уверены?

- Настолько, насколько могут быть уверены эксперты. Вы же знаете, что
такое эксперт! Ох! Но в этом они уверены, как будто.

- Потрясающе, - сказал я. Затем память вдруг преподнесла мне сюрприз.

- Послушайте, - сказал я. - Я помню, что миссис Протеро сразу сказала,
что почерк совсем не похож на почерк ее мужа, но я не обратил на это
внимания.

- Вот как?

- Я решил, что это обычная непоследовательность, женская глупость.
Тогда единственное бесспорное во всем деле было именно то, что Протеро
написал записку.

Мы смотрели друг на друга.

- Любопытно, - сказал я. - Мисс Марпл только нынче вечером говорила,
что записка не настоящая.

- Ну и шустрая старушенция, можно подумать, что она своими руками
совершила убийство - слишком много знает, а?

Тут зазвонил телефон. В телефонном звонке есть что-то до странности
одушевленное. На этот раз он звонил отчаянно, с какой-то мрачной,
трагической настойчивостью.

Я подошел и взял трубку.

- Викарий слушает, - сказал я. - Кто это?

Странный, сдавленный и визгливо-истерический голос раздался в трубке:

- _Я хочу покаяться_, - возопил он. - _Боже мой, я хочу покаяться!_

- Алло, - сказал я. - Алло! Послушайте, вы меня разъединили. С какого
номера мне звонили?

Тягучий голос ответил, что не знает. И лениво добавил, что просит
извинить за беспокойство.

Я положил трубку и обернулся к Мельчетту.

- Вы как-то сказали, что рехнетесь, если еще кто-нибудь признается в
убийстве?

- Ну и что?

- Да вот еще кто-то хочет покаяться. А коммутатор нас разъединил.

Мельчетт бросился к телефону и схватил трубку.

- Я им сейчас кое-что скажу!

- Скажите, - согласился я. - Возможно, это на них подействует. Желаю
удачи. А я ухожу. Мне кажется, я узнал этот голос.

28

Я быстро шел по деревенской улице. Было одиннадцать часов, в воскресный
вечер в это время деревня Сент Мэри Мид словно вымерла. Однако, увидев
свет в окне второго этажа в одном из домов, я понял, что Хоуз еще не
ложился, и решил зайти. Я остановился и позвонил в дверь.

Долгое время никто не открывал, наконец домоправительница Хоуза, миссис
Сэдлер, медленно и с трудом отодвинула два засова, сняла цепь и повернула
ключ в дверях, после чего подозрительно выглянула в щелку.

- Да это викарий! - удивленно воскликнула она.

- Добрый вечер, - сказал я. - Я хотел повидать мистера Хоуза. Я увидел
в окне свет, должно быть, он еще не спит.

- Может, и не спит. Я к нему не заходила, только ужин подала. Вечер у
него выдался тихий - никто не навещал, да и сам он никуда не ходил.

Я кивнул, прошел мимо нее и поднялся по лестнице. У Хоуза и спальня и
гостиная на втором этаже.

Я прошел в гостиную. Хоуз лежал на низком кресле-диване. Он спал. Мои
шаги его не разбудили. Рядом с ним стояла пустая коробочка из-под порошков
и стакан, до половины налитый водой.

На полу, возле его левой ноги, валялся исписанный, смятый в комок лист
бумаги. Я поднял его и разгладил. Начал читать:

_"Мой дорогой Клемент..."_

Я дочитал письмо до конца, невольно вскрикнул и спрятал его в карман.
Потом склонился над Хоузом, вглядываясь в его лицо.

Затем я протянул руку к телефону, стоявшему у него под рукой, и назвал
свой номер. Мельчетт, как видно, все еще пытался выяснить, откуда был тот
звонок, - телефон был занят. Я попросил соединить меня, как только он
освободится, и положил трубку.

Я сунул руку в карман - хотел еще раз посмотреть на письмо. Вместе с
ним из кармана выпало другое письмо - то, что я вынул из почтового ящика и
позабыл прочесть.

Почерк на нем был до отвращения знакомый. Тот самый почерк, которым
было написано анонимное письмо, подброшенное сегодня днем.

Я вскрыл письмо.

Я прочел его, перечитал, но не смог осмыслить его содержание.

Я начал читать в третий раз, когда зазвонил телефон. Словно во сне я
взял трубку и сказал: "Алло?"

- Алло!

- Это вы, Мельчетт?

- Я, а вы-то где? Я проследил, откуда звонили. Номер...

- Я знаю номер.

- А! Отлично. Вы оттуда говорите?

- Да.

- Что там насчет признания?

- Я его получил.

- Вы что, поймали убийцу?

Я пережил сильнейшее искушение в жизни. Я посмотрел на Хоуза. Посмотрел
на измятое письмо. Бросил взгляд на каракули анонимки. Потом на пустую
аптечную коробочку с фамилией Херувим на крышке. И вспомнил одну случайную
беседу.

Я сделал титаническое усилие.

- Я, я не знаю, - сказал я. - Будет лучше, если вы сами придете.

И дал ему адрес.

Потом сел в кресло напротив кресла Хоуза и стал думать.

На все размышления у меня было ровно две минуты.

Через две минуты Мельчетт будет здесь.

Я взял анонимное письмо и перечитал его в третий раз.

Потом закрыл глаза и задумался...

29

Сколько я так просидел - не заметил, - должно быть, прошло всего
несколько минут. Но мне показалось, что миновала целая вечность, когда я
услышал скрип двери, обернулся и увидел входящего в комнату Мельчетта.

Он пристально вгляделся в спящего Хоуза, потом обратился ко мне:

- Что тут происходит, Клемент? В чем дело?

Я взял одно из двух писем, которые держал в руке, и дал ему.

Он прочел его вслух, приглушив голос.

_"Дорогой мой Клемент, мне необходимо сообщить вам нечто крайне
неприятное. Поэтому я предпочел написать. Позже мы можем об этом
поговорить. Дело касается недавних пропаж. Неприятно об этом говорить, но
я нашел виновника, и ни о каких сомнениях не может быть речи. Как бы ни
было тяжко обвинять священнослужителя, церковного пастыря, я выполняю свой
долг, с болью, но неукоснительно. Пусть это послужит примером и..._"

Мельчетт вопросительно взглянул на меня. После этих слов в письме стоял
непонятный росчерк, на этом месте смерть остановила руку писавшего.

Мельчетт с шумом вдохнул воздух, посмотрел на Хоуза.

- Так вот в чем разгадка! И раскаяние заставило его признаться!

- В последние дни он был сам не свой, - сказал я.

Внезапно Мельчетт вскрикнул и в два шага оказался возле спящего. Он
взял его за плечо и потряс, сначала легонько, потом все сильней и резче.

- Да он не спит! Он наглотался лекарств! Это еще что?

Его взгляд упал на пустую аптечную коробочку. Он поднял ее.

- Неужели он...

- Я думаю, да, - сказал я. - Он мне показывал эти порошки. Сказал, что
его предупреждали не принимать большими дозами. Для него это был
единственный выход. Бедняга. Может быть, наилучший выход. Не нам его
судить.

Но Мельчетт был прежде всего начальником полиции графства. Те доводы,
которые я мог принять во внимание, для него ничего не значили. Он поймал
убийцу, а убийцу было положено судить и повесить.

Он мгновенно перешел к телефону и нетерпеливо стучал по рычажку, пока
не получил ответа. Он назвал номер Хэйдока. Затем на минуту стало тихо -