самолетах. Паспорт она всегда держала в верхнем выдвижном ящике стола. По
крайней мере один раз в неделю раздавался полный отчаяния телефонный
звонок из Каира, или Гватемалы, или Токио, и через несколько часов
Элизабет в сопровождении своих сотрудников уже летела туда выяснять
обстановку и на месте принимать необходимые меры.
таких больших городах, как, например, Бомбей, и в таких отдаленных местах,
как, например, Пуэрто Валларта, и постепенно "Рофф и сыновья" начинал
обретать новые очертания. Он уже не казался безымянной массой отчетов и
статистических данных. Отчет с грифом "Гватемала" означал Эмиля Нуньеса и
его толстуху-жену и их двенадцать детей. "Копенгаген" - Нилса Бьерна и его
мать-инвалида, жившую в его семье. "Рио-де-Жанейро" - Александро Дюваля и
воспоминания о прекрасном вечере, проведенном с ним и его прелестной
любовницей.
ему в его маленькую квартирку на Ауссерзил по личному телефону.
Но теперь все в порядке.
заставить шевелиться быстрее: ее время, с таким трудом, вырванное у
банкиров, истекало. Ей позарез нужно было то, над чем работал Эмиль
Джипли, но торопить его она боялась, понимая, что ничего этим не добьется.
И потому она сдерживала свое нетерпение. Теперь она знала, что к тому
времени, когда придется платить по векселям, опыты еще не будут завершены.
И у нее возникла мысль выдать секрет Юлиусу Бадратту, привести его в
лабораторию, чтобы он своими глазами увидел, что там происходит. И тогда
банки не будут столь щепетильны в сроках.
приходилось работать вместе и по ночам. Они часто оставались одни, обедая
в ее личной столовой в управлении или в ее элегантно обставленной
квартире. Квартира размещалась в Цюрихберге, окнами выходила на озеро
Цюрих, просторная, наполненная воздухом и светом. Элизабет как никогда
чувствовала, что все больше попадает под обаяние неотразимой личности
Риса, но было ли это взаимно, оставалось для нее загадкой. Он, казалось,
не замечал, что она женщина. Всегда был с ней вежлив, почтителен и
доброжелателен. Как _с_т_а_р_ш_и_й _т_о_в_а_р_и_щ_, думала Элизабет, и
почему-то это сравнение было ей неприятно. Ей хотелось опереться на него,
посвятить его в свою тайну, но она знала, что должна быть осмотрительной.
Не раз она уже почти решалась рассказать Рису о злоумышленнике, пытающемся
саботировать концерн, но всякий раз что-то удерживало ее. Значит, еще рано
это с кем-либо обсуждать. Далеко не все еще известно.
из совещаний обсуждался новый фен для сушки волос, который плохо шел на
рынке. Элизабет сама испробовала его на себе и убедилась, что по качеству
он превосходил многие из имевшихся тогда в продаже образцов.
коммерческих директоров. - Никак не можем зацепиться. Надо, видимо, дать
больше рекламы.
Необходимо искать другой выход.
продолжить их рекламирование, но продавать их только в салонах красоты.
Пусть они станут дефицитом, чтобы их невозможно было достать. Тогда к ним
изменится и отношение.
наполненную паром комнату шагнул мужчина, обмотанный полотенцем в виде
набедренной повязки. Он опустился на деревянную скамью рядом с Алеком.
посмотрел Алеку прямо в глаза. - Разве не так, сэр Алек? Ведь вы знали,
что я скоро приду?
против свободной продажи акций, и тогда, мол, отдадите долги.
кормите. - Джон Суинтон придвинулся вплотную к Алеку, так что тому
пришлось даже немного отсесть от него. - Мы хотим обойтись без насилия.
Когда еще удастся заполучить другого такого покровителя в парламенте? Вы
знаете, что я имею в виду. Но всему есть предел. - Он напирал всем своим
телом на Алека, и тот отодвинулся еще дальше. - Мы оказали вам целый ряд
услуг. Теперь ваш черед. Нам нужны наркотики.
металлическому контейнеру, доверху набитому горячими камнями.
камням. Алек почувствовал, как на руке задымились волосы.
боли, корчась упал на пол сауны. Суинтон нагнулся к нему.
одни, если не считать приходившей к ним один раз в неделю уборщицы, в
полной зависимости от Вальтера. Он уже не скрывал своей ненависти к ним.
Однажды Анна сидела в детской и вместе с детьми слушала их любимую
пластинку:
вдруг туда ворвался Вальтер.
разбил ее вдребезги.
надо?
сильнее давили ей на плечи. У нее перехватило дыхание, и она упала без
чувств.
Шесть вечера. В доме было тихо. Слишком тихо. Первой ее мыслью было: дети!
И ужас обуял ее. Она встала с кровати и, едва держась на ногах от
слабости, поковыляла к двери. Дверь была заперта снаружи. Она приложила
ухо к замочной скважине и прислушалась. Должны же быть слышны хоть
какие-то звуки. Дети скорее всего вот-вот прибегут к ней, чтобы узнать,
как она себя чувствует.