не только ради ее памяти, но и ради собственного самоуважения - не желаю
терпеть поражение. Я никогда прежде не знал неудач и в дальнейшем не
намерен. Работающий со мной мистер Гудвин разделяет это бремя неудачи и
также не хочет примириться с ней.
высоких моральных качеств.
вы сказали, что располагаете или можете легко заполучить свидетельства,
которых вполне хватит, чтобы осудить Рэкхема за убийство жены. Это правда?
свидетельства против вас в обмен на свидетельства против Рэкхема.
Согласны?
нет. Итак, вы отдаете мне свои свидетельства. Впрочем, я прекрасно
понимаю, что детали такого важного церемониала следует тщательно взвесить,
поэтому предлагаю обсудить все немедленно и покончить с этим делом прямо
сейчас. Мы развяжем вам руки и вытащим из вашего рта кляп, но прежде хочу
еще раз вас предупредить. Вы не должны двигаться до тех пор, пока мы не
поставим последнюю точку. Если вы попытаетесь дотянуться до кнопок или
подать любой другой сигнал вашим людям, вы умрете сразу на месте. Не
говоря уже о том, что против вас останутся убийственные свидетельства. Это
вам понятно?
положил "карсон" на полированный стол. Я отдал бы годовое жалованье, чтобы
кинуть взгляд на Рэкхема, но это могло все испортить. Так что, отложив
пистолет, я обогнул стул Зека, опустился на корточки и принялся
распутывать узел. Сердце колотилось в грудной клетке, как отбойный молоток
в забое.
только одно: руки Зека внезапно конвульсивно дернулись, словно он пытался
защититься от Рэкхема, который метнулся к оставленному без присмотра
пистолету. В эту секунду еще больше, чем на Рэкхема, мне хотелось бы
посмотреть на Вульфа, который обещал кинуться под какое-нибудь прикрытие,
как только Рэкхем бросится за пистолетом. Я отчаянно пытался успеть
освободить руки Зека вовремя; хотя Вульф использовал именно тот узел,
который мы с ним разучили, затянул он его слишком сильно. Я едва распутал
узел и начал стягивать веревку с запястий Зека, когда раздался выстрел, а
за ним и второй.
набок, а потом осело вперед. Распростершись на полу, я повернул голову и,
увидев прямо над собой искаженное до неузнаваемости лицо Зека, выдернул у
него изо рта носовой платок, потянулся под стол и надавил на одну из
кнопок.
выстрелы через звуконепроницаемую дверь или сработал мой сигнал. Я не
слышал, как открылась дверь, и почти тут же уши оглохли от беспорядочной
пальбы; немного спустя я осторожно выбрался из-под стола и поднялся на
ноги. Шварц и его напарник стояли в дверях, у одного из них в руках я
разглядел сразу два пистолета, а у второго один. Рэкхем лежал,
растянувшись, на полу лицом вниз. Вульф стоял у края стола, с выражением,
какого я за ним еще не знал, - лицо было перекошено от гнева.
пропустили с оружием, а не нас.
приблизился ко мне. Не обращая на меня внимания, он склонился над
бездыханным телом Зека, провозился с полминуты, выпрямился и провозгласил:
подпрыгнул, словно его ущипнули, быстро зашагал к двери и вышел вон.
повернулся к Вульфу:
разбегутся. Позвони в полицию.
аппаратов.
кошмарным лишениям, которые я претерпел. Я должен с телефона Зека сказать
Фрицу, чтобы он немедленно отправлялся домой и приготовил ужин.
отработать аванс.
свежими проклятиями Хьюитта, который, дескать, не умеет обращаться с
цветами. На мой взгляд, Хьюитт проклятий не заслужил. Учитывая два
тягостных путешествия, которые выпали на долю наших нежных орхидей, - на
Лонг-Айленд, а потом обратно - пребывали они в отменной форме. Особенно
самые капризные - мильтонии и фаленопсисы. Вульф просто пытался внушить,
по крайней мере себе, что орхидеи скучали без него.
заплутавшего в пустыне и питавшегося мякотью кактусов вперемешку с
хвостами ящериц. За семьдесят два часа Вульф набрал десять фунтов, и ни
унцией меньше, несмотря на всю суматоху, связанную с переездом и, судя по
подобным темпам, должен был восстановить прежний вес задолго до Дня
Благодарения [праздник в память первых колонистов Массачусетса (последний
четверг ноября)]. Складки на его лице уже стали понемногу разглаживаться,
бороду он обрил и сразу же вымыл все масло из волос.
бурю, и в первое время нас с Вульфом хотели было сделать козлами
отпущения, но улик против нас не оказалось, а когда донеслись слухи о том,
что Вульф, будучи особой, приближенной к Зеку, собрал сведения,
компрометирующие ряд высокопоставленных людей, - отношение к нам, как по
мановению волшебной палочки, круто изменилось.
были невинны, как агнцы. В бумагах, которые были в портфеле Редера и
которые полицейские первым же делом конфисковали, не было ровным счетом
ничего существенного против кого бы то ни было. Когда полицейские прибыли
на место преступления, там не оставалось уже никого, кроме нас с Вульфом и
двух трупов. Был немедленно объявлен розыск Шварца и Гарри. Чрезмерно
врать нам не пришлось; мы стояли на том, что Вульф, представляясь Редером,
просочился в окружение Зека, чтобы расследовать убийство миссис Рэкхем, а
развязка случилась в тот день, когда Зек отрезал Рэкхему путь к
отступлению, заверив, что представит доказательства, уличающие Рэкхема в
преднамеренном убийстве жены; Рэкхем вытащил пистолет, который каким-то
образом протащил мимо охранников, и пристрелил Зека, а потом ворвались
Шварц с Гарри и буквально изрешетили Рэкхема. Поразительно и даже приятно,
как много в этой истории было чистой правды.
случае, я так считал, поэтому у меня отвисла челюсть, когда Вульф вдруг
сказал:
переговорить с Вульфом. Я уведомил Вульфа. Он нахмурился и потянулся к
своему аппарату, а я слушал в параллельную трубку.
заплачу, но все равно это просьба. Не могли бы вы с мистером Гудвином
приехать ко мне сегодня вечером? Сюда, в Берчвейл?
провожу только у себя дома. Я никогда не покидаю дом.
последние пять месяцев. И если она читала газеты, то, конечно, знала
это... частично, по меньшей мере.
вами. Здесь мистер Арчер, окружной прокурор, и я звоню по его просьбе. Мы
в довольно затруднительном положении, даже щекотливом.
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Орлов Алекс
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Прозоров Александр