чить плату за разбитое стекло.
шина получше, они без труда добрались бы до госпиталя за два-три часа,
но "бьюик" наконец решил проявить характер. Как ни старался Люк, а
больше тридцати миль ему выжать не удавалось. Дорога, забытая богом и
людьми, казалась совершенно пустынной. Поднимая тучи пыли, развалюха та-
щилась по ней с такой неохотной, словно ее пассажиры направлялись на ав-
томобильное кладбище. По обеим сторонам дороги то и дело появлялись ука-
затели и рекламные щиты, причем большая часть из них почему-то оказыва-
лась изрешеченной пулями. Вероятно, это было одно из самых распростра-
ненных развлечений Тайлера и его окрестностей. Кроме, разумеется, ПРИЕЗ-
ЖИХ.
жения.
непосредственное отношение к проекту "Унисол". Он прекрасно помнит пол-
ковника Перри и отказывается говорить с любым человеком, знающим о про-
екте. Собственно, доктор сам не подходит к телефону. Мне пришлось разго-
варивать с кем-то из обслуживающего персонала.
спасательный круг, брошенный утопленнику.
формации. Хотя, вряд ли они понадобятся.
ешь. Да, наверное, не только меня. Так вот. Ни один из этих способов нам
не понадобится, потому что есть ты. Понял, наконец? Я думаю, доктор не
захочет рисковать своей репутацией и клиентурой. У обычных людей и поли-
цейских это называется шантаж. У репортеров несколько иначе. Как бы там
ни было, мы узнаем у Грегора кое-что о твоем прошлом. Поверь уж мне на
слово.
Зверь, пришедший в ночи и пьющий прохладу вечера из-за кромки земли. Не-
бо начало темнеть. Из оранжево-красного оно становилось светлоголубым,
постепенно окрашиваясь в более темный, почти синий цвет. Желтые крупицы
звезд уже начали мерцать на покатом куполе, оберегая пока еще блеклый
молодой месяц.
Но теперь они были не тяжелыми и ошеломляющими, а более тонкими, дробя-
щимися на сотни оттенков. Они доносили до людей душу прерии такой, какой
ее чувствуют животные со своим острым обонянием. На несколько мгновений
вечер позволял людям заглянуть в непонятную для них жизнь, ощутить ее в
полной мере, вобрать в свои легкие глубоким вдохом и выдохнуть, оставив
на языке привкус сладкого нектара трав и цветов. А еще в вечере были
звуки. Такие же разнообразные, живые, четко различимые в тишине.
можно было услышать лишь шум машин, людские голоса, да завывание ветра,
гуляющего в каньонах улиц. А из целой гаммы существующих в природе запа-
хов четко ощутимы были только три: гудрона, бензиновых выхлопов и смога.
прекрасным, что она засмеялась.
всем, с автомобилями, огнями реклам, небоскребами, самолетами и прочими
подарками цивилизации, а дикую, живую, прекрасную в своей первозданной
красоте.
можно сойти. Еще неделю назад Ронни и представить не могла подобного.
Наверное, нечто похожее испытывали индейцы, когда сидели вечером у кост-
ра.
Мало того. Мы HЕ ХОТИМ видеть и слышать что-то другое, кроме города и
звука своих собственных шагов, отдающихся в лабиринтах домов. Мы забыли,
как пахнет трава. И как шумят деревья. Не те, что можно увидеть в пар-
ках, а дикие, растущие в такой вот прерии. Мы забыли, как пахнет ветер.
Не тот, что несет с собой гарь и "ароматы" города, а свежий, свободный.
Мы забыли, что такое СВОБОДА, привыкнув понимать под этим словом бетон-
ные коробки, в которых проводим свою жизнь и выбираемся в эту призрачную
свободу раз в году, на две недели, чтобы потом целый год вспоминать ее
со щемящей тоской.
не можем представить свою жизнь без разных мелочей, типа того же Ти-Ви,
телефона, кондиционера и прочей ерунды.
а не "декорацию" в зоопарке - мы теряемся и шепчем:
чтобы на следующий день удрать снова в вонючий город, вдохнуть полной
грудью смог и облегченно улыбнуться.
Вспомнил как раз потому, что жил не в городе. НЕ В ГОРОДКЕ. Их ДОМ стоял
не в самом МЕРО, а в пяти милях на север. Люк не помнил ПРЕРИИ. Там, где
он жил, не было ПРЕРИИ. Там был ЛЕС. А еще СОБАКА. Огромный ротвейлер.
Золотистошоколадный пес по кличке МАРСЕЛЬ. И дом их, большое коричневое
строение, стоял среди огромных толстых вязов. Высоких и гордых. И отец
его часто выходил вместе с матерью вечером посидеть на крыльце в своем
любимом кресле.
берегу озера.
вал вечеру какое-то особенное очарование. И ветер доносил как раз ТАКИЕ
запахи. Свежей травы, цветов и чего-то еще. Настолько воздушного и неве-
сомого, что Люк задохнулся от радости, хотя и понял, что не знает этих
запахов, но глотал их полной грудью.
мокрым носом ему в шею, уши, лицо. И Люк смеялся... ТОГДА он мог сме-
яться...
застывшей воде. И можно было бросить в озеро камешек, и тогда луна рас-
падалась на кусочки, и по воде бежали круги.
леньким огоньком, но сразу же гас, как только Люк пробовал подойти бли-
же.
МА.
хо. Никому. Но это не соответствовало истине. Плохо - очень плохо - было
по меньшей мере двоим. Вудворту и Спилберду.
маю, не ошибусь, если скажу, что вы оба - вьетконговские агенты. Но...
В данный момент они еще не отошли от холода ванн, но меньше, чем через
час рядовые очнутся и...
на коленях двое военнопленных. ПРЕДАТЕЛЕЙ. Скотт ненавидел ИХ даже
больше, чем гуков. Узкоглазые хотя бы воюют против врага, за жизненное
пространство своей страны. Дерьмовой, грязной, вонючей, но своей. А эти
воюют ПРОТИВ своего народа.
из вас имеет определенную ценность. Один большую, второй меньшую. Какой
же какую, а?
чтобы видеть глаза.
чувствием добавил. - Ну что ж. Одному из вас предстоит умереть. Но вот
кому? - звонко щелкнул затвор. - А как думаешь ты?
время. Рано или поздно унисол потеряет бдительность. Возможно, им удаст-
ся что-нибудь сделать. Возможно. Но... нет резона умирать просто так.
Надо постараться уничтожить этого монстра. Любыми путями. Любыми. А по
возможности и тех двоих, что отдыхают в креслах. Но пока надо молчать.
Что бы ни случилось.
не хочет сказать? - пауза. - Ну ладно. Рядовой Девро такой же шпион, как
и вы, а значит, кто-нибудь должен знать о его планах. Куда он мог пое-
хать? Итак, с кого же мы начнем? Наверное, с тебя.
Доценко Виктор
Орлов Алекс
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Лукин Евгений