началась! Мы же с вами обозначим эту историю как: "Сказ о Багдадском воре,
храброй девице ал-Дюбине, ее возлюбленном Ахмеде, предусмотрительном Ходже
Насреддине и похищении рыжеволосой танцовщицы!" Видите, на этот раз мы и
домулло упомянуть не забыли...
прочее были куплены час назад. Учитывая, что всю бухгалтерию компании вел
именно Насреддин, траты были минимальными, но качественными. Метод
"троянского коня" предложил Лев Оболенский, остальные дружно проголосовали
"за". И вот теперь к узорчатым воротам эмирского дворца, покачиваясь,
приближалась добротная крестьянская арба с простоватым возницей в круглой
тюбетейке и двумя диверсантами на борту.
пропел Насреддин, мысленно вознося молитву за надежность приклеенной бороды.
всмотрелся в простодушное до туповатости лицо "честного декханина".
кунжутного, - пустился перечислять Ходжа, по ходу дела сдвигая тяжелые
крышки. - Вот! Хорошее, свежее, вку-у-сное! Отведайте, уважаемый!
нос черпака с теплым маслом. - Проверьте телегу и обыщите этого глупца.
а в трех, - спустя пару минут доложили охранники. - У возницы ничего нет,
кроме засапожного ножа и трех монеток.
таньга?! - тоскливо взвыл Насреддин, с трудом удерживаясь от того, чтобы не
запеть.
стражники, делая знак кому-то наверху. Ворота открывались долго и
торжественно. - Поторапливайся, черная кость!
и махнул внутрь. За крепостной стеной оказался довольно обширный двор,
мощенный белым кирпичом. Двое рослых нубийцев, с кольцами в носу, в
бело-красных одеяниях, жестами показали, как свернуть на эмирскую кухню.
Домулло попытался припрячь обоих к разгрузке, но они только угрожающе
оскалили зубы и отвернулись. В народе поговаривают, что гарем владыки
охраняется такими вот молчаливыми евнухами, не носящими никакого оружия, но
голыми руками ломающими шею быку. Успешно делая вид, будто бы он здесь в
первый раз (а ведь, по сути, так оно и было), предусмотрительный Насреддин
позволил себе объехать весь дворец вокруг, по периметру стены. Пару раз его
сурово окликали, он униженно кланялся, тыча черпаком в кувшины с маслом, его
вновь направляли на кухню, а он тихохонько делал свое дело. Насчитал около
шестнадцати разных дверей, калиточек, черных ходов и четыре парадных
подъезда в самом дворце. Это давало хорошую возможность ускользнуть, хотя
вопрос выхода со двора за стену по-прежнему оставался весьма
проблематичным... В целом здание имело два этажа, третий был уже выходом на
крышу, где среди фонтанов и пышных оранжерей многочисленные жены эмира
совершали вечерний моцион. Понятия о численности гарема на Востоке всегда
являлись предметом сложных этических споров. Одни утверждали, что
мусульманину не подобает иметь больше четырех жен, но охотно допускали
разных наложниц, фавориток и даже просто "девочек, приятных глазу". Другие
резонно возражали, что четких указаний по этому щекотливому вопросу Коран не
дает, а значит, правоверный может брать столько жен, сколько в состоянии
удержать. Удержать - это, видимо, в смысле - управиться. То есть не ублажать
всех сразу в постели, а как-то по-хозяйски управляться со всем этим бабьим
царством. Сколько конкретно жен, любовниц и прочих имел великий Селим ибн
Гарун аль-Рашид - никто доподлинно не знал. Однако, раз уж верные нукеры
периодически доставляли ему ту или иную красавицу, вакантные места все еще
были...
впредь разыгрывать кретина становится несколько чревато. Поэтому,
остановившись у кухонных дверей, привязал лошадок и долго препирался с
главным поваром, требуя помощи квалифицированных грузчиков. В самом деле,
объемные кувшины вполне могли вместить взрослого человека и для их снятия с
телеги потребовались усилия сразу шестерых невольников. Убедившись, что все
аккуратно составлено под специальный навес во дворе и посторонних
наблюдателей поблизости нет, домулло три раза быстро стукнул в бок одного
кувшина. Послышалась возня, плеск чего-то жирного, а потом на свет божий
высунулась бритая голова заспанного Ахмеда. Похоже, бедного башмачника
слегка разморило в тепле и тряске, но он быстро взял себя в руки. Осторожно
покинув глиняное убежище, возлюбленный аль-Дюбины с достойной упоминания
скоростью поменялся одеждой с домулло. Как и когда отвязался Рабинович,
никто не заметил, и правильно. Сам Ходжа скрылся в том же кувшине (это было
непросто, мешало упитанное брюшко), а расхрабрившийся башмачник приклеил
себе все ту же косоватую бороду и взялся за вожжи. Благо народу на эмирской
кухне было чем заняться, так что процесс смены "возницы" в целом прошел
незамеченным. А если кто, что, каким-то образом и углядел, то особого
значения не придал... Муэдзин на вершине ближайшего минарета готовился
огласить призыв мусульман к вечерней молитве. Пора бы и поторапливаться
домой, ибо в лавке Ахмеда ждала страдающая от побоев, потери сестры и
буквально раздираемая от любопытства Ирида аль-Дюбина. Ее время вступить в
игру еще не настало, хотя настырная девица уже морально готовила себя к
очередному марш-броску. Ей действительно довелось отличиться, но об этом
потом...
резиденции, там, пожалуй, была пара прикольных моментов, но главное, что
башмачник в конце концов все-таки выехал. Отклеившуюся не вовремя бороду
пришлось оставить в качестве военного трофея стражникам у ворот. Парень
ловко выкрутился тем, что его дразнят "лысобородый", якобы поэтому он
таскает с собой этот вечно сползающий "парик". Объясненьице весьма
слабехонькое, но здесь неожиданно прокатило. Правда, телегу лишний раз
обыскали и деньги не вернули, но это мелочь, этого, в принципе, и ждали.
Сколько времени пришлось сидеть в кувшинах Оболенскому и Ходже, тоже не
существенно. Где-то часа четыре... Как и в любом приличном дворце, у
багдадского эмира был свой ночной сторож, объявлявший каждый час стуком
надоедливой колотушки. По ней и ориентировались скрюченные в три погибели
аферисты. Если кто еще не догадался, как именно они сидели, я охотно
объясню, Кувшин большой, горлышко широкое, если поджать ноги и втянуть
голову в плечи, то вполне уместишься. На макушку ставим пустую миску, плотно
прижав ее края к горловине, сверху льем масло. При беглом осмотре - эффект
"полного" кувшина, ну а детально и скрупулезно ребят, хвала аллаху, не
обыскивали. Метод, в сущности, не новый, если помните, примерно так же сорок
разбойников пытались проникнуть в дом славного Али-Бабы. Хотя лично мне
кажется, что сидеть, поджав ноги, в полусогнутом состоянии, придерживая
руками скользкую от масла миску на голове, - удовольствие ниже среднего. Это
уж, простите, скорее для каких-нибудь терпеливых японских ниндзя, чем для
русского вора из шумного Багдада. Ходже было полегче, он и в кувшине
просидел меньше, и миску на башке не держал, все и так обошлось. Когда
ночной сторож объявил девятый час, то есть самое начало сумерек, под навесом
у кухни стали происходить странные вещи...
x x x
потом вертикально приподнялась на месте - в проеме меж ней и горловиной
сверкнули внимательные черные глаза. Жизнь на кухне к этому часу начинала
стихать, что и работало на руку бессовестным нарушителям законов Шариата.
Ибо в Коране сказано, что никто не может войти в жилище мусульманина, не
испросив согласия хозяина. Ни Ходжа, ни тем более Оболенский этого делать не
собирались. Наоборот, они оба намеревались навестить это самое жилище так,
чтобы хозяин оставался в блаженном неведении относительно данного визита...
мышцы и оттирал кунжутное масло с сапог (башмачник Ахмед, вылезая, оставил
миску в том же кувшине). Кое-как справившись с собственными проблемами,
Ходжа обошел все кувшины с условным стуком. Не отозвался ни один... Дежурно
обругав всех шайтанов с белой кожей, голубыми глазами и русыми волосами,
Насреддин уже предметно взялся за дело и мгновенно вычислил тот, внутри
которого была некоторая пустота. Теперь уже он стучал посильнее...
раздраженно представился домулло и потребовал: - Вылезай!
честно выполнил свой супружеский долг, - сама сюда лезь!
арабский эпитетов и глаголов, относящихся скорее к тем позам Камасутры,
которые, как правило, описываются на заборах и стенах общественных туалетов.
Не поняв ни слова, но уловив общий эмоциональный накал, Ходжа сделал вывод,
что у Оболенского какие-то проблемы. Торопливо сняв деревянную крышку, он
сунул голову в кувшин, но обнаружил лишь плотно прижатую к краям миску, в
которую он собственноручно наливал подсолнечное масло.
прослушивании которой Ходжа засомневался в добропорядочности собственной