открывалась перед ним перспектива.
подчашнике и еще малюсенькую чашечку-хлебалку - помогать себе, если что на
дне останется. - Стало быть, гожусь я тебе в аманты, а?
очага примостить. Бросилась к выходу, сунула встрепанную голову в узкий
створ - не подслушивает ли кто? Ид соседних хижин доносились неразличимые
голоса, тоненько верещал младенец, где-то цокали деревянные колотушки.
Обычный шум караванного становища, где никому нет дела до соседа.
зеленый луч:
возразила она. - Да и сам не уйдешь. А вот называть себя званием
господарским - грех. Смотри, друг сердечный мой смоляной, прилипчивый, как
бы тебя неуправным не объявили! В нашем стане, как в любом законном
сельбище, три аманта - у нас это ручьевый, лесовой да стеновой. Других быть
не может.
Серогорском - ветровой, огневой да белорудный. А звездного нигде нет, это я
тебе точно говорю. Между прочим, я сама в подданных у лесового аманта
состою, он у нас наиглавнейший, - добавила она с гордостью.
перевести разговор на понятное.
подашься, так сразу щитовые получишь. Да тебе и пути другого нет. Ишь,
нож-то у тебя какой длиннехонький, тебя с ним враз возьмут!
роившиеся стрекозы прянули в стороны, отражая крылышками звездный свет.
выплясывающей у него перед носом замысловатый насекомый танец. Раздалось
злобное жужжание, и летучая тварь мгновенно оделась туманным облачком, точно
завернулась в ватный кокон; изнутри он начал наливаться бледным светляковым
мерцанием.
тихрианский странствующий менестрель.
чем он успел добраться до массивных зеленых ворот. Хижины и шалаши самых
различных конструкций (жилище Махиды было еще одним из наиболее
благоустроенных) образовывали невероятный и местами совершенно невыносимо
пахнущий лабиринт, в котором его обитатели скрывались раньше, чем он успевал
спросить дорогу. Чуткий слух музыканта уловил, что из плетеной хибары,
кое-где помазанной глиной, доносится мелодичное позвякивающие. Он невольно
задержал шаг. Бряканье прекратилось, и в дверном проеме показалась
подслеповатая бабка с ниткой ракушечных бус. Харр решил, что на первый раз и
это сойдет.
уху.
штанах, потом медленно поднесла ко рту указательный палец и принялась
выразительно его жевать.
что-нибудь добуду, так вернусь.
лежали толстым слоем, ничего не разбилось - и юркнула обратно в хибару.
дыре входа.
прижимали к животам, выросли у него на пути. Рыжеватые волосы, спускавшиеся
до самого переносья, и бегающие глазки цвета стоячей гнилой воды напомнили
ему мордочки горных обезьянок. Против таких и меч обнажать невместно, да и
начинать пребывание в городе с драки совсем не хотелось.
движение, а левой приложил недотепу в ухо - тот безмолвно сунулся мордой в
пыль. Другой оказался серьезнее и выхватил было нож, но это не прошло -
Харр, расставив ноги, перехватил его запястье и изо всех сил дернул на себя
и вниз, так что нападавший головой вперед влетел ему точно между колен. Харр
стиснул его, так что заскрипели голенища высоких белых сапог, и обеими
руками врезал по тощему заду - надо сказать, мяса на гузне совсем не было,
аж руки об кость отбил. Отпихнул горемыку и пошел прочь, не оглядываясь -
понимая, что эти не только не нападут, но и не пикнут.
и пнях, пошел вдоль нее, похлопывая ладонью по чуточку влажной, старательно
отполированной поверхности. Такой камень попадался и на Тихри, говорили, что
берут его в неведомо где расположенных Медных Горах; раза два Харр видал
вырезанные из него нагрудные знаки, один раз - чашу, но чтобы стены из него
класть - о таком и мечтать было немыслимо. Но - вот она, стена, да еще и без
единой трещинки, и узор прожилистый, витиеватый, точно нарисованный. Дивно.
даже створки не были навешаны - а представляли собой две прямоугольные
прорези в стене, первая, узкая и высокая, была увенчана золотой короной,
сопряженной из тонких обручей со звездою на тоненьком шпиле, вторая была
пошире, и над нею в таком же широком окне безмолвно застыл громадный
колокол. Два золотых рога с широкими четырехугольными основаниями и
загнутыми в разные стороны концами поразили его еще вчера, когда он
разглядывал все это сверху.
бесценного камня, потом поддернул перевязь с мечом и шагнул в проем под
сверкающей короной.
прежним неумехам, а люди служивые и обученные, что видно по одинаковым
прямоугольным щитам, зеленым кольчугам и плетеным круглым шапкам. Да и
щиты-то были сплетены... Тут у него аж челюсть отвисла: и кольчуги, и
голенища сапог - все было сплетено из узких полос того же зелено-узорчатого
камня. Только двигались стражники так легко, словно камень был невесом,
точно лист древесный. Ворожбой, что ли, камень мягчили?..
ухмылку - в том-то ведь и радость странствий, чтобы поболее чудес повидать
на коротком веку! - один из стражников бесцеремонно ткнул его в живот
рукоятью короткого меча, как бы веля отступить; другой, не тратя лишних
слов, большим пальцем указал на соседний вход. Харр только руками развел -
не знал обычая, так что не обижаюсь, да и вы за обиду не сочтите. Сам же,
отступая влево, откинул полу кафтана, где за поясом был припрятан
джасперянский нож. Если придется биться с двумя противниками, то неплохо,
чтобы обе руки были оборужены, спасибо, Флейж научил. А что драться
придется, он не сомневался - пока он шаг влево делал, те оба, как пить дать,
мечи свои куцеклювые изготовили...
стояли, обернувшись к нему спиною, и вполголоса перебрасывались шуточками
еще с тремя товарищами, почти неотличимыми от них в своих плетеных доспехах.
Те и совсем небрежно службу правили: сидели на земле, прислонясь к нагретой
солнцем стене.
что обращаются к нему. - Где щит-то потерял?
радовались любому поводу.
встречный с ног сшибет!
волшебные кнопки на голенищах, отчего его роскошные серебристо-белые сапоги
намертво припаялись бы к земле. Но, внимательно приглядевшись к стражнику,
передумал, да, здешние жидковаты будут на удар, вот на мечах - дело спорное,
там может сказаться и увертливость, и скорость ударов. А на кулаках - нет,
слабаки. Он расставил ноги, слегка ослабил колени. Стражник на тонких, как у
журавля, ногах приплясывал, разогревая себя для удара.
противника чуть пониже левого плеча. Плохой был удар, и слабый, и не туда.
вышивки кое-где полопались, и шелковинки стали дыбом, как шерсть у
рассерженного кота.