самом краю ямы. Она чернела бездонным провалом, и голубое вечернее солнце
едва-едва обозначило противоположный ее край.
изнутри, падали куда-то с холодным отчетливым стуком. И, кроме этого мерного
бульканья, ни одного людского звука. Словно и не здесь бесновалась орда
жрецов и скоков. Инебел невольно взглянул на свои ноги и вздрогнул от
омерзения: по самую щиколотку они были в густой, почти черной крови. Вот
оно, значит, что за студень...
ноги, не ощущая ни этих ног, ни рук, ни вообще себя: не было больше
нездешнего Обиталища, и не было больше вольнодумного маляра, которому мать
при рождении завещала сказочное желание быть белее белого, чище чистого,
светлее светлого... Позади был его город, с бессмысленной жестокостью богов
и жрецов, с бессмысленной покорностью маляров и ткачей и бессмысленной
жаждой всевозможных арунов (не один же он был, властолюбивый самодовольный
горшечник!) подчинить себе простодушных "воспитанников".
сказочное Обиталище, с живой тепловатой травой, с мерцающими в ночи
воздушными ступенями витых лесенок, с душистым древесным полом, по которому
так бесшумно ступают босые ноги...
боль вошла в него и стала его естеством: боль коченеющего женского тела,
отшвырнутого упругими ветвями на каменистый косогор за черной топью.
23
умеющие каким-то чудом ласкать все тело разом - от сомкнутых ресниц и до
самых кончиков пальцев, сжавшихся от холода, и...
ворсинки росянки, и даже сквозь закрытые веки - чистые дождевой чистотой, и
больше никаких "и", одни только руки, долгожданные, окаянные, наяву-то ведь
так и не угаданные...
и говоришь себе - ведь можно же, раз я сплю! - с тем самым лукавством она
тихонечко запрокинула голову, чтобы только чуточку приподнять ресницы и
наконец-то подсмотреть во сне, раз уж так старательно прятался он наяву; но
от этого едва заметного движения жгучая боль свела левую руку где-то между
плечом и локтем, и она испугалась, что не выдержит, и закричит, и проснется
от собственного крика, и успела стиснуть зубы, так что получился только
коротенький всхлип. Но и этого было довольно, потому что в ответ возникли
еще и губы - такие же шершавые и легкие, точно руки, они безошибочно
отыскали больное место и начали пить эту боль маленькими сухими глоточками,
и боль стала мелеть, подернулась радужной пленочкой, защекотала,
улетучиваясь... А ведь и губы эти уже были, были, только всего один раз,
сказочный и не повторенный, как она ни звала их. Ох, не проснуться бы, ведь
за губами этими было и еще что-то, тоже ни разу не припомненное, и пусть
будет еще раз, во сне ведь можно... Но в ответ появилось дыхание -
покатилось теплым комочком по щеке, оставляя чуть слышный запах травяного
дымка, и, упруго вспухая в самой середке этого дымного шарика, рождались
слова-заклинания: "Проснись-отворись, безымянная, долгожданная, окаянная,
отворись-проснись, несуженая, колокольным звоном потушенная..." - "И не
подумаю, - прошептала несуженая. - Я проснусь, а ты исчезнешь, да?"
замер на месте и начал стремительно холодеть. Дыхание остановилось. Почему
вот только?
только что сказанное, и вдруг поняла, что говорили-то они оба по-кемитски.
бы оттолкнуть эти ласковые, баюкающие руки. Но именно эти руки и были самой
надежной защитой, которой она столько раз доверялась в своих ночных
странствиях по существующему только в ее снах Та-Кемту, и теперь эти руки
снова отыскали ее, и перед этим все уже было неважно. По-кемитски, так
по-кемитски. И она повторила, старательно, как на уроках Сирин Акао,
выговаривая слова:
дымом. И так же изменился голос - слова, сухие, шуршащие, слетали с губ
одновременно и легко и с трудом, словно чешуйки обугленной кожи:
раскрывая глаза, и запнулась: над нею лунным светом светилось узкое белое
лицо, которого она не видела, да и не могла видеть ни разу в жизни, потому
что не бывает таких человеческих лиц.
липкие лапы. И снова единственным спасением стали руки - действительно,
какое значение имеет это незнакомое лицо, если руки-то ведь те самые,
которые только для нее, в которых ее легкое даже для кемита тело
устраивается уютно и единственным образом, как сливочное тельце улитки - в
завитках ее фамильной коробочки. Бог с ним, с лицом, - лишь бы не исчезали
эти руки...
останутся твои руки...
полыхнули невидимым огнем. Надо думать, инфракрасным.
задумчиво проговорила Кшися. - Это просто безобразие, когда берут, не
подумав, первые попавшиеся слова... По-настоящему вас надо бы называть
как-то по-другому. Приходящие во снах... Нет, длинно и неуклюже. А как ты
сам хочешь, чтобы я тебя называла?
Не знаю, как это на вашем языке. Гемоглобин надо повышать. Вот ты - ну,
посмотри на себя. - Она удивительно легко, без всякой боли, исчезнувшей под
его магическими губами, подняла руки и провела пальцем по скулам - к уголкам
громадных черных глаз. - На тебя ж смотреть страшно - кожа да кости. Как ты
только меня на руках носишь? Впрочем, во сне все легко... Вон я - повисла у
тебя на шее и разговариваю, как ни в чем не бывало, а будь это наяву, я
верещала бы от страха на весь ваш кемитский темный лес!
и желтовато-ячеистое тело громадной луны, бесшумно рушащейся в перистые
ветви тутошних елок, и пронзительный надболотный сквозняк, доносящий запах
сброшенной гадючьей шкурки и надломленных веток цикуты, и трепетное горловое
клокотание древесной жабы... Раньше это был не страх. Настоящий страх пришел
только теперь.
равно это - твои руки. А остальное неважно.
24
же месте.
распространяется.
имеет смысла. Каркас вертолета мы и так нащупали, а ничего другого
обнаружить и не сможем.
скалы. В конце концов гони туда вертолет. Делай все, только чтобы не
оставалось этого невыносимого "а если?..".
приближаясь и вызывая привычную тошноту этим иллюзорным штопором, змеистые
расщелины известняковых скал. Зонд, запрограммированно шарахаясь от каждого
острого пичка, принялся рыскать, точно терьер, учуявший крысу.
сине-багровым узором - плавно стекал вниз по уступам, обволакивая мшистые
камни и затем освобождая их, - уже безо всяких следов растительности.
границы вечных снегов.
озерка, словно вода горит.
бобер... боброзавр... ондатрозавр...
Взрослые нас не примут, у них боги в нутро вросли. Надо ориентироваться на
детей. Мы уперлись в формулу контакта, потому что искали ее для взрослых. А