черных заплывших глазках промелькнуло мечтательное выражение. - Мне
прочили путь ученого, я обучался у самого известного звездочета страны.
Великий поэт учил меня стихосложению, а лучшие философы - познанию тайн
мира. Однако, когда мне пошел двадцать шестой год, я был вынужден занять
место на троне.
династии - мой старший брат пробыл у власти четыре года, а второй не
усидел и двух лет. Глупый щенок - в голове у него были одни лошади и
женщины. Третьего брата убрали даже до того, как он унаследовал власть.
До братьев правил отец, он продержался на троне двадцать лет, но и он
умер не своей смертью. После меня к власти пришел бы мой двоюродный брат
- отпетый интриган и негодяй, на тринадцать лет старше меня. Но нет,
решил я, не дождется он этого счастья.
тиран. - Выжить самому, выжить и укрепить государство, навести в нем
порядок, чтобы всякие выскочки и не помышляли о власти. До меня власть
менялась так часто, что государственные дела были запущены, зато
процветали интриги. Отравления были обычны, поэтому я заставил рабов
пробовать каждое мое кушанье. Поверишь ли, бог, были времена, когда их
умирало по несколько в месяц. В конце концов мои враги потеряли надежду
обойти эти проверки, и рабы перестали умирать. Однако мою еду пробуют до
сих пор - каждый день, каждое блюдо.
творится, и, конечно, решили поживиться, воспользоваться чужой
слабостью. Мне пришлось вести сразу две войны, но занимался я не столько
армией, сколько разоблачением очередных интриг и предательств. За всем
нужно было следить самому - мне не на кого было положиться.
делают с друзьями властелина? Они либо подкупают их, либо убивают. Мне
не было и тридцати, когда я остался без преданных людей. Себя я еще мог
оградить от покушений, но не своих друзей. Одних прикончили сторонники
моего родственника, других я был вынужден казнить сам. Тогда я взялся за
интриганов всерьез, казнил налево и направо, за любую мелочь, самыми
жестокими видами казни, публично, чтобы видели другие. И тогда меня
стали бояться.
оттенка. - Казни своего лучшего друга за то, что он пытался отравить
тебя, - и посмотрим, каким станешь ты, бог!
в твоей стране лились реки крови, люди сотнями умирали от голода и
пыток. Нет несчастья, которое заслуживало бы такого мщения.
необходимость. Вся страна, все люди были распущены и развращены
длительным безвластием. Никто не хотел работать, все воровали,
преступники обнаглели. Если я отдал указ рубить руку за малейшее
воровство - то не потому, что стране не нужны были эти руки. Да, я ввел
суровые наказания за ничтожные проступки, но не столько для того, чтобы
покарать виновных, сколько для того, чтобы остановить остальных. И я
своего добился. Мои наследники еще поблагодарят меня за это.
войной, поэтому их нельзя было ни освободить, ни оставить рабами внутри
страны. Лучше бы ты, бог, оценил, что я все-таки сумел выиграть эту
войну. Были дни, когда я сам не верил в победу. Лучше бы ты оценил, что
соседи уже пятнадцать лет не воюют с нами.
Порабощай - или поработят тебя, предавай - или предадут тебя, убивай -
или убьют тебя. Выбирай одно из двух - середины нет. Разве это не ваши,
не божеские законы? Я сделал свой выбор давно, когда пришел к власти. И
каждый раз, достигая успеха, я благодарил за это вас, богов.
ваши, человеческие законы. Ты стоишь на вершине власти - и ты мог бы
изменить их.
мог. Значит, это ваши законы - человеку не под силу изменить
предначертанное богами.
Властитель почувствовал его движение и тоже взглянул на него. В
маленьких черных глазках не отражалось ни страха перед божеством, ни
мольбы о снисхождении.
поручение, как он надеялся, более приятное. Вознаградить святого.
происхождения, но доработанная человеческими руками до пригодного к
проживанию состояния. На плоском камне у пещеры сидел тощий, нищенски
одетый старик, лысая голова которого составляла забавное сочетание с
длинной белой бородой, невольно наводя на мысль, что растительность с
макушки отшельника в один прекрасный день надумала переселиться на его
подбородок.
сухарь и несколько сушеных акрид - местной разновидности кузнечиков,
собранных отшельником в прибрежных кустах протекающей поблизости реки. В
кривобокой, тщательно отмытой деревянной миске поблескивала родниковая
вода. Отшельник обмакивал сухарь в воду, а затем обсасывал размокший
верхний слой, помогая себе беззубыми деснами.
кто-то из этих паломников, этих поклонников, от которых не было покоя.
Странно, однако, что он увидел пришельца раньше, чем услышал его шаги.
Зрение старика ослабло за последние годы, но слух никогда еще не
подводил его.
белокурого парня в стоптанных сандалиях и подпоясанной веревкой рубахе
под поношенным плащом. Этот, конечно, пришел не поговорить о
возвышенном, а посмотреть, нельзя ли чем-нибудь поживиться у святого
отшельника. Старик окинул его неодобрительным взглядом и вернулся к
своей трапезе.
бродяга, - и решили вознаградить тебя. Говори же, какую ты хочешь себе
награду?
брови, совсем немного, только чтобы поставить зарвавшегося шутника на
место.
ликом, они являются в сиянии огня небесного, а не такими оборванцами,
как ты.
сказал Маг. - Ты такой же оборванец, как и я. Даже хуже. В обличье,
какое ты описал, и дурак узнает бога, но я надеялся встретить здесь
мудреца, который различит божество под любой одеждой.
старик. - Но мне было бы легче поверить твоим словам, если бы ты явился
мне в истинном облике.
невежество, - вздохнул Маг. - Сколько же веков мне еще предстоит этим
заниматься... Но как не простить святого человека, если я прощаю
грешников?
снежно-белыми волосами, в малиновом плаще и белой, подпоясанной веревкой
рубахе до колен, появился перед стариком, но тот смотрел сквозь него и
недоуменно щурился - куда же вдруг исчез этот странный бродяга?
тело. Он присел на соседний камень и взглянул на старика. - Боги послали
меня, чтобы я вознаградил тебя по достоинству, - продолжил он. - Я
подумал, что будет лучше всего, если ты сам выберешь себе награду.
исчез, а теперь появился снова.
мой истинный облик.
моей наградой! - взмолился старик. - Столько лет я мечтал увидеть бога,
и вот он стоит передо мной, а я не вижу его!
видеть бога зависит только от самого человека.
отчаяние.
- и люди, и боги. Возможно, высшие миры когда-нибудь еще станут