вместо начавшей подтухать головы повесил свежую. Хотел и обтрепавшуюся метлу
поменять, но не успел: опричника нашел отрок из крепости и позвал к воеводе.
Далеко идти не пришлось - обещанная полусотня стрельцов гарцевала за воротами,
уже собравшаяся привычным походным обычаем: сабля на боку, бердыш за спиной,
пищаль у седла.
Богом.
устремилась вперед.
опального боярина. В пути его тогда тихо учил уму-разуму боярский сын Толбузин,
с которым вскоре развела его государева воля.
голос против царя не поднимал. Нужно, чтобы проклятым местом его поместье все
считали, чтобы коровы не доились, свиньи не поросились, чтобы смерды
разбегались, рожь не росла, чтобы золота у него не осталось сторонников себе
подкупать, и серебра - голодранцев уличных сманивать. Грабить не хочешь - в
землю втаптывая, есть не можешь - собакам отдай: но боярину ничего не оставь!
поря смердов, раздевая и отпуская девок, потроша боярскую усадьбу, разоряя
конюшни и свинарники. Москва неделю только про это и говорила. Еще на улицах
ахали, что полторы тысячи мужиков они перед усадьбой на деревьях развесили -
хотя в поместье и полутысячи людишек не нашлось. Опричники не спорили - чем
больше страха станется, тем для государя и лучше. А поротые смерды и долго
сверкавшие телесами девки от боярина чуть не сразу ушли, не дожидаясь новой
напасти.
представлял, как подступиться к столь деликатной теме.
замешан, похоже, боярин в измене, а дабы в поместье иные крамольники приюта не
нашли, разорить его нужно так, чтобы ни есть, ни пить лет десять лет никому
ничего не нашлось.
взгорке, неподалеку от лиственной рощи, а вниз по склону, почти по плечи
скрываясь в траве, широкой змейкой спускался к леску маленький зеленый
человечек в одежде из свежей травы. Местами из курточки и штанов выступали
яркие, синие и желтые цветы, над которым угрюмо жужжали пчелы и шмели, но никак
не могли опуститься на аппетитное соцветие.
большая стала. Совсем-совсем большая. Куда теперь расти?
причитания карлика казались ему смешными.
проснулся.
подошла ближе. - Какая трава?
неподалеку выстиранные хозяйкой брюки и подтянул к себе. - Будто бегает по полю
маленький человечек, весь в траве, да причитает, что трава перестояла.
угощение ему сготовить, и так, верно, серчает.
поднялась.
вышел из дома в пахнущий опустевшим сеновалом двор, поднял глаза к
просвечивающим в крыше дырам, покачал головой, то задерживаться не стал, взяв у
закрытых длинной слегой ворот косу, примерно пятого номера, и лежащий на
приступке камень.
очень, очень острой, иначе коса не резать, а мять травы станет. Поэтому работу
он начал с того, что прошелся камнем справа-слева по железной полосе, привычно
проговаривая придуманную для этой работы присказку:
сейчас Погожий ограничился всего тремя заходами камня, после чего положил его в
карман, а сам отворил ворота и вышел на улицу.
головой, прошел неспешным шагом к лесной опушке, опустил инструмент на землю и
старательно вспомнил все то, чему учил его дед:
кончик чуть вверх смотреть станет, и в землю не зароется. Вот так и начинай по
земле-кормилице скользить, р-раз, и шажок, р-раз, и шажок. Коса, она сама всю
травушку-муравушку положит. Ты ее только держи правильно, да точить не забывай.
справа налево.
укладываясь колосками к лесу. Жнивье позади оставалось совсем не таким, как у
деда - с торчащими из почвы стебельками не больше сантиметра длиной - а
неправильным, сантиметров по пять. Но в целом работа получалась, и особо
трудной не казалась.
самая жара, Матрена принесла в поле кувшин холодного молока, краюху свежего,
ноздреватого хлеба, пареной репы и недавно сваренной, еще горячей свинины.
Подкрепившись, Погожин с сознанием честно заработанного отдыха прилег в тени
деревьев, часа полтора отоспался, а потом снова отправился на покос. К вечеру
луг на взгорке оказался выкошен практически полностью. Работы на нем оставалось
от силы часа на два - но стало смеркаться, и уставший, но довольный собой
Станислав отправился в избу.
позволила первому приступит к щам, первому взяться за гущу. Когда Погожин сыто
отодвинулся от стола, лично поднесла ему ковш шипящего перебродившего кваса.
После долгого дня и сытного ужина Станислав почувствовал, как у него слипаются
глаза и, поблагодарив женщину, двинулся на ночлег.
ложись...
понял - уму слишком хотелось забраться под одеяло и закрыть глаза. А хозяйка,
еще несколько минут повозившись по дому, пошуровав в печи, выйдя во двор и
быстро вернувшись, наконец-то разделась и, погасив лучину, забралась к гостю в
постель.
проснулся и понял, о чем идет речь, ей пришлось еще немало потрудиться...
извлечены тегиляи и бумажные шапки, которые имелись практически у всех, а
кое-кто из более зажиточных или запасливых стрельцов поддевал под них кольчужки
или накидывал поверх куяки. Впрочем, у многих широкие железные пластины были
нашиты прямо поверх длинных стеганых кафтанов либо только на груди, либо на
груди и на спине. У всех десятников оказались обычные островерхие шлемы, и
Зализу это порадовало -. в бою проще окажется воевод от обычных ратников
отличать.
подходя к котлам своих десятков, зачерпывая кашу, съедая ее и становясь опять в
конец. Поскольку ложки у стрельцов оказались размеров с Лукерьино черпало, дело
двигалось быстро, и котлы опустели еще до того, как засечники успели выхлебать
наскоро сооруженную ботвинью.
дорогу.
больше одного всадника по ширине двигаться не удавалось нигде, ветки многих
деревьев низко свисали, заставляя стрельцов пригибаться и цепляясь за их
бердыши, двигался отряд медленно, ненамного быстрее обычного пешехода. Поэтому
Зализа ничуть не удивился, обнаружив ворота усадьбы запертыми, а в прорезях
частокола - грозно высовывающиеся наконечники бронебойных стрел.
самым воротам и постучал в них рукоятью плетки. - Крамолу мы приехали
искоренять противу нашего царя.
частокола. - Пошел вон отсюда!
к сплошным створкам - сбоку под таким крутым углом попасть в него не мог никто.
изменщика!
батоги не напросись!
зависело от того, успел ли он исполчить своих бронников, али на стрельцов