отдельности.--И приготовить успели даже на полчаса раньше обычного!
там и вторник, потянется долгая неделя, и все завтраки будут такие же
унылые, обеды -- такие же безрадостные, ужины--такие же мрачные. В несколько
минут столовая опустела. Наверху, каждый у себя в комнате, домочадцы
предались горестным размышлениям.
подошел к лестнице и крикнул наверх, навстречу пропыленному солнечному
лучу:--Эй, спускайтесь все вниз!
там и толковали вполголоса. Дедушка преспокойно пустил шляпу по кругу.
Дугласа.-- У нас есть для тебя очень важное поручение, дружок. Вот
слушай...-- И он доверительно зашептал Дугласу на ухо, обдавая его теплым
дыханьем.
покажу вам овраг, где живут бабочки, вон в той стороне!
торопливо; на тетку он не глядел и только прислушивался к бою часов на
здании суда.
Роза вдруг ахнула и схватилась рукой за горло.
На одном из чемоданов ветерок шевелил края розового железнодорожного билета.
непреклонные. Дедушка сошел с крыльца--торжественно, как проводник в поезде,
как мэр города, как добрый друг. Он взял тетю Розу за руку. ---- Роза,--
начал он,-- мне надо тебе кое-что сказать,-- а сам все пожимал и тряс ее
руку.
Веранда опустела, чемоданов как не бывало, в комнате тети Розы -- никого.
Дедушка пошарил на полке в библиотеке и с улыбкой вытащил из-за томика
Эдгара По аптечный пузырек.
очень горевали. Ей ужасно не хотелось уезжать, но она прислала тебе самый
сердечный привет и обещала навестить опять годиков эдак через десяток.--
Дедушка вынул массивные золотые часы.-- Теперь пойдемте-ка все в библиотеку
и выпьем по стаканчику хереса, а потом бабушка, по своему обыкновению,
задаст нам пир горой.
негромкой возне на кухне. И когда бабушка ударила в гонг, все, теснясь и
подталкивая друг друга, заторопились в столовую.
уставились себе в тарелки, сложили руки на коленях, а за щекой так и остался
недожеванный кусок.
наклейками на всех банках, неся перед собой бесполезные, точно чужие, руки.
одиннадцать, потом полночь, слышал, как все остальные опять и опять
ворочаются в постелях, будто под залитой лунным светом крышей просторного
дома шумит неумолчный прибой. Ну конечно же, никто не спит, всех одолевают
невеселые мысли. Наконец он сел в постели. И заулыбался стене и зеркалу.
Отворил дверь и прокрался вниз, а улыбка все не сходила с его лица. В
гостиной было темно, пахло старостью и одиночеством. Дуглас затаил дыханье.
она всегда была раньше. Вывалил белую муку в старый глиняный горшок. Извлек
сахар из огромного жестяного короба с надписью "Сахар" и разложил его в
привычные коробки помельче, на которых было написано "Пряности", "Ножи",
"Шпагат". Рассыпал гвоздику по дну полудюжины ящиков, где она лежала годами.
Снял с полки тарелки, вытащил из ящиков ножи и вилке-- им место на столах}
в погребе. И наконец, разжег в старой дровяной плите большущий огонь, а на
растопку пустил листы из новой поваренной книги. К часу ночи в печной трубе
взревел такой столб пламени и дыма, что проснулись даже те, кому удалось
уснуть. По лестнице зашаркали бабушкины шлепанцы. Вот она уже стоит в кухне
и только растерянно моргает, глядя на весь этот хаос. Дуглас шмыгнул за
дверь кладовой и притаился.
соблазнительные запахи. Сверху спускались одни за другим все обитатели дома
-- женщины в папильотках, мужчины в купальных халатах на цыпочках
подкрадывались к двери и заглядывали в кухню, освещенную только прихотливыми
вспышками багрового пламени. в шипящей плите. Здесь, в темной кухне, среди
грохота и звона, точно привидение, проплывала бабушка; было уже два часа
ночи, и без новых очков она опять плохо видела, и руки ее по наитию
нащупывали в полумраке все, что нужно, сыпали душистые специи в булькающие
кастрюли и исходящие паром котелки с необыкновенной стряпней; она что-то
хватала, помешивала, переливала, и раскрасневшееся лицо ее в отблесках огня
казалось совсем красным, колдовским и околдованным.
серебро и вместо электричества зажгли свечи, чтобы не нарушить чары.
-- и с изумлением услышал, что в столовой, при свечах, читают застольную
молитву.
зелень полита душистым маслом, печенье обрызгано каплями золотого меда; все
мягкое, сочное и такой восхитительной свежести, что над столом пронесся то
ли тихий стон, то ли мычанье, словно на лугу в густом клевере пировало
стадо. Все громко радовались, что на них только свободные ночные одеяния и
ничто не стесняет их талии.
тепло благодушной сытости и дружелюбия, дедушка наконец отодвинул свой стул
и величественно помахал рукой. Вышел в библиотеку и вернулся с томом
Шекспира. Положил его на доску, на который режут хлеб, и преподнес жене.
эту превосходную книгу. Я уверен, завтра в сумерки, когда она попадет на
обеденный стол, она станет нежной, сочной, поджаристой и мягкой, как грудка
осеннего фазана.
настойки из полевых цветов, которые росли в палисаднике, и лишь когда
встрепенулись первые птицы и на востоке угрожающе блеснуло солнце, все
разбрелись по спальням. Дуглас прислушался -- в далекой кухне остывала печь.
Прошла к себе бабушка.
отблагодарил, я уплатил долг. Я тоже сделал доброе дело, ну да, я передал
это дальше...
завтракать.
схватил его за руку и ткнул пальцем в витрину дешевой лавчонки. Они
остановились как вкопанные:
предметы совсем иного мира.
компасы -- сто тысяч штук!
все это напоказ, когда лето еще не кончилось? Половину каникул отравили!
лужайке -- он собирал последние редкие одуванчики. Некоторое время они молча
помогали ему, а потом Дуглас склонился к собственной тени и сказал:
этого или хуже?
дудку.--Ведь не я создал мир.--Он на минуту задумался.--Хотя иногда мне
кажется, что все это моих рук дело.
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Орловский Гай Юлий