Чтение 45–й страницы книги ~Уплыть за закат~

Суоп-парке было много уголков для влюбленных, но мне требовалось нечто
гораздо более уединенное - и я знала такие места, ведь мы с Брайни в свое
время облазили все боковые дороги в поисках "секс-пастбищ", как выражался
Брайни, - полянок, которых не достигает коршуний глаз миссис Гранди.

Вдоль восточной стороны Канзас-Сити протекает Блю-Ривер. В
восемнадцатом году на ней было много местечек - равно как и непролазных
кустов, вязкой грязи, клещей, москитов и ядовитого плюща. Надо было знать,
куда ехать. Проехав немного на юг и зная, где пересечь большие дороги на
Сент-Луис и Фриско, можно было попасть в лесистую, поросшую травой лощину
- не хуже, чем в Суоп-парке, но совершенно уединенную: с одной стороны
река, с другой железнодорожная насыпь, а вела туда только одна узкая
дорога.

Мне хотелось именно туда. К тому месту я испытывала особое чувство.
Когда мы в двенадцатом году благодаря "Эль Рео Гранде" получили свободу
передвижения, именно туда первым делом повез меня Брайни, чтобы
насладиться любовью на природе. После этого замечательного пикника (мы
брали с собой завтрак) я понесла Вудро.

Я хотела отдаться своей новой любви на том же самом месте - а потом
подробно рассказать обо всем мужу и посмеяться с ним всласть, когда мы
ляжем в постель. Брайни упивался моими интрижками и всегда с удовольствием
слушал про них и до, и во время, и после наших с ним любовных игр - эти
рассказы служили приправой к любви.

Брайан рассказывал мне и про свои приключения, но больше любил
слушать про мои.

И я поехала с Теодором на то заветное место.

Времени у нас было в обрез: я обещала отцу, что мы управимся быстро -
ну, положим еще полчаса или три четверти часа на чудесный, плавный повтор
и вернемся где-то в пол-одиннадцатого, в одиннадцать.

- Я уже должна быть дома, когда ты вернешься из Арсенала, отец.

Отец согласился с моими расчетами - включая и необходимость
повторить, если нам понравится в первый раз.

- Хорошо, дочка. Если задержишься - позвони, чтобы мы не волновались.
И, Морин...

- Да, отец?

- Насладись от души, дорогая.

- Oh, mon cher papa, tu es aimable! Je t'adore! [Дорогой папа, какой
ты милый! Я тебя обожаю! (фр.)]

- Обожай лучше сержанта Теда. Может, у него теперь долго не будет
случая - так ты уж постарайся. Я люблю тебя, лучшая из девочек.

Обычно я, когда желаю быть соблазненной, решаю это загодя, создаю или
помогаю создать удобный случай и содействую всем авансам номинального
соблазнителя. (И наоборот: когда я не желаю быть соблазненной, то просто
не допускаю удобного случая.) В ту ночь у меня не было времени на
утонченный, подобающий леди ритуал. Был только один шанс и два часа на его
осуществление - второго шанса не будет, Теодор уедет за море. Попрощаться
с воином следовало сейчас.

Поэтому Морин вела себя не как леди. Как только мы свернули с
бульвара Бентона и сумерки скрыли нас от посторонних глаз, я попросила
Теодора обнять меня за талию. Когда он сделал это, я взяла его руку и
положила на грудь. Большинство мужчин понимает это правильно.

Теодор тоже понял, и у него перехватило дыхание. Я сказала:

- Нам некогда стесняться, дорогой Теодоро. Не бойся ласкать меня.

Его ладонь охватила мою грудь.

- Я люблю тебя, Морин.

- Мы полюбили друг друга с первой встречи, - уточнила я. - Просто не
могли об этом сказать. - Я опустила его руку за ворот своего платья, и она
обожгла меня.

- Да, - хрипло сказал он, - я не смел сказать.

- Ты бы никогда и не сказал, Теодор. Так что я решила набраться
смелости и сказать тебе, что чувствую то же самое. Вот, кажется, и наш
поворот.

- Да, кажется, он. Мне нужны обе руки, чтобы вести машину по этой
дороге.

- Да, но только пока мы не доберемся до места. А там уже твои руки...
и все твое внимание понадобятся мне...

- Да!

Теодор въехал в лощину, развернул автомобиль, выключил фары, заглушил
мотор, поставил ручной тормоз и повернулся ко мне. Он обнял меня, и мы
поцеловались, слившись друг с другом - наши языки, соприкасаясь и
ласкаясь, сказали все без слов. Я испытывала полное блаженство. Я
по-прежнему считаю, что по-настоящему глубокий поцелуй более интимен, чем
совокупление; женщина не должна так целоваться, если не намерена сразу же
после этого поцелуя отдаться мужчине так, как он хочет.

И я без слов сказала это Теодору. Как только наши языки встретились,
я подняла юбку и положила его руку себе между ног. Он еще колебался, и я
направила его руку повыше.

Колебания кончились - Теодору нужно было толь ко дать понять, что я
знаю, чего хочу, и что все его действия будут приветствоваться. Он нежно
потрогал меня, потом просунул внутрь палец. Я дала ему войти, а потом
стиснула изо всех сил - и поздравила себя с тем, что неустанно упражнялась
с тех пор, как родила Этель, - целых два года. Люблю удивлять мужчин силой
своего сфинктера. Дети так растянули мой проход, что я, если бы не
работала над собой непрерывно, стала бы "широкой, как амбарная дверь, и
расхлябанной, как старый башмак", - так говорил отец, по совету которого я
и следила за собой с самого начала.

Теперь мы отбросили всякое стеснение и действовали без оглядки. Но я
хотела еще кое-что ему сказать, поэтому чуть отвела свои губы и со
смешком, щекочущим ему рот, проговорила:

- Ты не удивился, что я без панталон? Я их сняла, когда поднималась
наверх... не могла же я прощаться с моим бравым воином в панталонах.
Смелей, любимый мой солдат, - мне ничего не будет, я в положении.

- Что ты сказала?

- Неужели мне опять надо проявлять смелость? Я беременна, Теодор;
никаких сомнений, уже семь недель. Так что резинки не надо...

- У меня ее и нет.

- Значит, хорошо, что она не понадобится. Но разве ты не собирался
любить меня?

- Нет, не собирался. И в мыслях не было.

- Так вот сейчас ты меня возьмешь. Теперь уж не отвертишься. Я
достанусь тебе голенькая, дорогой, без резинки. Хочешь, чтобы я разделась
совсем? Я разденусь, если хочешь. Я не боюсь.

Он впился в меня поцелуем.

- Морин, по-моему, ты ничего на свете не боишься.

- Нет, боюсь. Ни за что не пошла бы одна ночью по Двенадцатой улице.
Но бояться секса и любви? Что же в них страшного? И ты не бойся, милый. Я
буду любить тебя, как умею. А если чего-то не сумею - научи меня, и я
попробую. (Теодор, хватит разговоров - бери меня!)

- Сиденье очень узкое.

- Я слышала, молодежь снимает заднее сиденье и устраивается на земле.
Там, сзади, и полость есть.

- Ага.

Мы вышли из машины, и тут произошла история прямо в духе Кейсона
Копса.

Вудро.

Мой любимчик, которого я бы в тот момент охотно придушила, спал на
заднем сиденье и проснулся, когда я открыла дверцу. То есть это я думала,
что он проснулся - может быть, он не спал и все слышал, запоминая
незнакомые слова для будущих расспросов - или для шантажа.

Ох уж этот мальчишка! И что из него только вырастет?

Вслух я произнесла полным счастья голосом:

- Вудро, негодник ты этакий! Сержант Теодор, посмотрите-ка, кто спит
на заднем сиденье. - Я протянула руку назад, стараясь застегнуть Теодоровы
бриджи.

- Сержант Тед обещал взять меня в Электрик-парк!

И мы, уже под присмотром, отправились в Электрик-парк.

Интересно, старалась ли еще какая-нибудь женщина "погубить себя" так
же, как я?

Двадцать часов спустя я лежала в своей постели. По правую руку от
меня лежал мой муж капитан Брайан Смит, по левую - мой любовник капитан
Лазарус Лонг. Каждый положил руку мне под голову и ласкал меня свободной
рукой.

- Брайан, любимый, - говорила я, - когда Лазарус завершил пароль,
произнеся: "...но только пока не настали тяжелые времена", я чуть не упала
в обморок. А когда он сказал, что происходит от меня - то есть от нас с
тобой - то есть от Вудро - я почувствовала, что схожу с ума. Или утке
сошла.

Брайни щекотал мой правый сосок.

- Не волнуйся. Вертлявые Ляжки. У женщин это не так заметно - лишь бы
не забыла, как стряпать. А ну-ка перестань.

Я ослабила хватку.

- Неженка. Не так уж я и сильно.

- Я несколько не в форме. Капитан Лонг, насколько я понимаю, вы
решили открыться - в ущерб своим же интересам - лишь для того, чтобы
сказать мне, что меня не ранят и не убьют.