этом она не возражала. Потом он подошел и положил ребенка мне на руки.
слабо дергался; мне надо было держать его крепче, иначе он мог упасть.
чтобы отдать ребенка ей.
недовольства. При моем появлении она выпрямилась с резкими словами, но,
увидев, что я несу, мгновенно протянула руки немым, принимающим заботу на
себя жестом. Это тронуло меня больше всего.
воскликнула испуганным голосом:
мощных мехов, спрятанных в его крошечной груди.
который брыкался и гневно вопил. Ее темное лицо все сморщилось. Она
спросила меня:
даже после этого у него могли остаться поврежденными кости. Дай мне
посмотреть на твои руки.
показал ей свои руки.
суденышко, но первый в моей жизни плавающий аппарат. Она качалась, но
уверенно плыла по морю, разрезая волны, которые с берега казались
лазурными, а сейчас обнаружилось, что они имеют коричневато-серый оттенок,
под ними виднелись впадины, как из зеленоватого мрамора.
как это делается. Когда я наловчился, это оказалось довольно легко, и по
правде говоря, я был рад делать что-нибудь. Вид такой массы жидкого
землетрясения действовал мне на нервы.
уехать, как будто мог оставить на берегу растерянность и беспокойство. Но
подобно изменчивому морю, характер внутреннего спора тоже изменился, стал
обтекающим. Обрывки белой пены - небольшой ветер все же поднялся, когда мы
были приблизительно в миле от берега - слетали с гребней волн. Вспышки
сцен и событий слетали с поверхности моих мыслей, подобно пене, а под ними
открывались пустые зеленые морские впадины грозной тревоги.
Пейюан и его люди сложили в середине судна, и к которым она еще добавила
медную сковороду, коврики и другие житейские мелочи, а ее демонический кот
- засунутый в большую плетеную клетку, как какая-нибудь невероятная птица,
чтобы он не вырвался в страхе и не упал в море - поднял несмолкаемый,
недовольный и испуганный вой. Хвенит сказала, что она приезжала на остров
раньше на лодках мужчин, чтобы собирать растущие там травы. Возможно, это
была правда, но сейчас причиной ее путешествия явно было стремление
отказать Квефу, что она сопровождает меня.
точеными чертами лица, которые, казалось, отличали все племя. Он говорил с
ней вежливо, как со мной, и сказал, что рад разделить с ней путешествие,
хотя был напряжен в ее присутствии, а она прилагала все усилия, чтобы
раскипятить его, кидая на него безумные синие взгляды, говоря, как плохо
он управляется со своей лодкой, превращая любое его замечание в шутку или
чепуху. Это был прием, который некоторые женщины крарла испытывали на мне,
когда мне было около шестнадцати, как ему сейчас, и получали пощечину в
качестве награды.
кошачьей клеткой, сказав, что выпустит зверя. Я сказал ей, что кот
наверняка утонет, а лодка перевернется, и Хвенит медовым тоном ответила,
что я очень умный, и она будет слушаться меня во всем. Этот выстрел прошел
вхолостую, потому что, поймав взгляд друг друга и зная, чего она
добивается, и Квеф и я расхохотались.
помощью своих волшебных сил, и я сообщил ей, что усмирю ее веслом, если
она еще будет болтать.
волн. Наконец мы увидели остров и вскоре пристали к его покрытому
водорослями берегу.
белым птичьим пометом и зеленой от морских лишайников. Ветер лениво
размахивал, словно крыльями, верхушками больших деревьев с покрытыми мхом
стволами, стоявших на краю пляжа в пятидесяти ярдах от берега.
материк. - Он стоял, глядя на Хвенит, шедшую впереди по направлению к
деревьям, и если я когда либо видел мужчину, которым завладела женщина,
эго был он.
мой отец не видит в этом ничего дурного - не в наших правилах
устанавливать железные законы и вешать их, как цепи, на мужчин и женщин. И
все-таки мне это кажется противозаконным.
страстно желала этого, отец Квефа дал свое благословение, а Пейюан разве
не великодушен?
отец и Пейюан - один и тот же человек. Он женился на Хэдлин после смерти
своей белой жены главным образом, чтобы у Хвенит была мать, хотя потом он
полюбил ее. И Хэдлин родила меня. Я сын Пейюана. Хвенит и я - брат и
сестра.
сестрой, секут, а девушке ставят клеймо на груди. Большинство общин
неодобрительно относятся к кровосмешению. В некоторых плата за это -
смерть, и хотя черные люди открыто принимали факт любви, где бы она ни
пустила корни, я видел в глазах Квефа рядом с его желанием холодное
отвращение. Лежать с плодом того же семени, что породило и тебя,
переплетаться с телом, которое произошло от тела твоего же отца. Ответный
холод пробежал по моему собственному животу при мысли об этом. Самое
старое в мире неприятие.
материк.
перенесли меня с одного берега на другой. Я вернулся на материк, пролетев
высоко над океаном, видя, как его чернота подо мной превращается и белое
золото мысов и отыскав белый скелет города в заливе.
родился. Дикарь из племени, натасканный на летние войны, и на моем теле -
шрамы этих войн, шрамы, которые я никогда не хранил. Как будто я снова был
брошен в прах, который должен был сформировать меня вместо той глины, из
которой я был сделан. И во сне я думал: она, сука, которая родила меня,
хотела, чтобы я вырос таким. Смертный воин крарлов с единственным по
рождению правом - боя и смерти в бою. Или еще хуже, волчьей смерти от рук
городских людей, которые охотятся за мной.
затянуть меня в себя, но я забил крыльями и поднялся выше, усмехаясь,
потому что даже во сне я был достаточно силен, чтобы не поддаться ее
гнилому притягиванию.
Ее лицо было закрыто черным шайрином, тело - черным платьем крарлов, но ее
белые руки были раскинуты, а ее белые-белые, как кость, волосы развевались
вокруг нее, подобно языкам дыма. Узнавание было мгновенным. Это была моя
любящая мать.
убил сорок человек, и у меня четыре жены и тринадцать сыновей, и через три
дня я умру с копьем между ребрами. Я мог быть принцем в Эшкореке Арноре
или в Эзланне. Я мог быть королем с большой армией за моей спиной, с