было бледно.
можно.
придерживались дороги, но когда начался подъем и местность стала
пересеченной, съехали с нее и стали медленно прокладывать путь через холмы
и лес. Это было тяжелое путешествие. Дождь лил не переставая, мы промокли
до костей. Часто нам приходилось спешиваться и вести лошадей через мокрый
и жесткий кустарник, нещадно хлеставший и царапавший ноги. Ледяной ветер
визгливо выл на одной ноте в кронах деревьев, швыряясь сорванными ветками.
Единственное, что радовало: при таком дожде преследовать нас было почти
невозможно. Впрочем, если учесть характер местности, это было бы трудно и
в хорошую погоду.
досягаемости погони, мы решили остановиться. До военного городка, где нас
ждало снаряжение Джимми, оставался еще целый день пути, но мы выдохлись
окончательно.
людей, ни пороху для этого. В книгах, которые мне доводилось читать,
убийство представлялось эдаким забавным действом, а трупы были просто
способом учета очков. Но настоящая смерть оказалась другой, и никакому
нормальному человеку убийство не может доставить удовольствия. Конечно,
кому-то может показаться элегантным навести на человека револьвер, а в
плавном нажатии на курок кто-то усмотрит забавное развлечение, но
результат останется неизменным... Тот полицейский больше не поднимется на
ноги, никогда, и мистер Куцов тоже. Оба они были мертвы - отныне и
навсегда. И этот факт терзал нас обоих, Джимми и меня.
драме? Кто такой копьеносец? Это тот, кто стоит в коридоре и, когда мимо
проходит Цезарь, вытягивается по стойке "смирно" и стукает копьем об пол.
Копьеносец - безымянный персонаж, закалываемый героем, когда он рвется
вперед, чтобы спасти попавшую в беду героиню; это персонаж, вставляемый в
произведение в качестве половой тряпки - вытер и выбросил. Копьеносец
никогда не "качает права", отбрасывая в сторону копье и заявляя: "Я ухожу
в отставку. Я не хочу, чтобы меня использовали". Они и существуют для
того, чтобы их использовали, они обречены быть мелким препятствием на пути
главного героя. Беда, однако, в том, что каждый из нас сам для себя
главный герой, живущий в мире копьеносцев. Мы не испытываем никакой
радости, когда нас используют и отбрасывают другие, мнящие себя подлинными
героями. Но той несчастной и ненастной ночью я поняла, что то, как
используют и отбрасывают других людей, мне не нравится тоже.
неподходящий момент стал отстаивать свои права и потому подлежал
ликвидации. Но неожиданно для себя полицейский вдруг оказался
разжалованным из героев, и пьеса, в которой он так замечательно играл свою
роль, кончилась...
бы то же самое - просто для того, чтобы остаться в живых. И Джимми не
видел в полицейском копьеносца. Он всегда был более гуманным, более
открытым человеком, чем я, и ему было тяжело стрелять в человека.
Признаюсь, в моих глазах полицейский был скорее именно копьеносцем. Но тем
не менее обе смерти на меня очень сильно подействовали.
убивать только тот, у кого есть очень веские причины для совершения этого
акта. Ничья смерть не может быть просто плевком. Смерть - слишком
серьезная вещь, слишком сильно она действует на душу того, кто совершает
убийство, пусть даже вынужденно.
их под кронами каких-то деревьев. Установили на ровном месте палатку,
Джимми принес седла, сумки и спальный мешок, и когда мы рассовали вещи по
углам, места в палатке осталось как раз на этот самый спальный мешок.
нотах. Мы не гасили в палатке свет, пока не стащили с себя всю мокрую
насквозь одежду. Раздеваться было неудобно, места не хватало, а холодное
седло - не самая приятная штука, чтобы садиться на него голым задом.
Джимми оказался волосатым, чего я совсем не ожидала. Но в конце концов мы
умудрились развесить одежду на просушку, выключили свет и забрались в
спальный мешок.
него были удивительно твердые мышцы. Это почему-то успокаивало, а я как
раз нуждалась в утешении. Впрочем, он, кажется, тоже.
ладонью его щеки.
извини меня. Я должен принимать тебя такой, какая ты есть, даже если ты
глупости говоришь... Ты же ничего не можешь поделать со своими
убеждениями...
спине и плечам. Я вздрогнула.
излучал тепло и безопасность, с ним рядом мне даже не хотелось вспоминать
прошедшие дни. Я выпустила его руку, и она нежно заскользила по моему
телу.
разве нет? А знаешь, вот странно, когда я прикасаюсь к этой груди, я слышу
твое сердце, а когда к этой - то не слышу.
погладил меня, - и волосы, у них такой запах... - Он зарылся лицом в мои
волосы.
никогда об этом не думала. А почему ты решил, что я бы над тобой
посмеялась?
Я просто не мог рисковать.
кого-нибудь мне ничего не стоило. Но я и представить не могла, что он так
раним.
призналась я.
против моей воли. Сердце, казалось, сейчас просто разорвется на кусочки.
Стиснув друг друга в объятиях, мы принялись исступленно целоваться. И я
сама не заметила, как колени мои раздвинулись...
значения не имеет, с кем ты спишь. Никого это не волнует. Но, как и везде,
на Корабле люди тоже довольно последовательны и небезразличны к тому, что
они делают. Не думаю, что мне захотелось бы сойтись с человеком, который
ставит зарубки на спинке кровати по числу женщин, с которыми он спал. Те,
кто только и ищет - где бы да кого бы, те, кому все равно - где и с кем,
слишком легкомысленно относятся к сексу. Я так не могу, я слишком уязвима.
Мне нравится секс, но я никогда не стану им заниматься без симпатии,
доверия и уважения к партнеру. Я знала Джимми почти два года, и почти все
это время он мне нравился, но я не стала бы заниматься с ним любовью
раньше, чем это произошло, так сказать, естественным путем.
Встретились бы мы или нет, понравились бы мы друг другу или нет, но мы
обязаны были бы произвести на свет минимум одного ребенка. Такова была
рекомендация Корабельного Евгеника. Но это - почти механический процесс,
не имеющий никакого отношения ни к совместной жизни, ни тем более к любви.
И это прекрасно, что, узнав друг друга, мы смогли полюбить. В четырнадцать
лет любовь еще не зрела, но не вечно же нам будет по четырнадцать лет.
поддержке, и к тому времени я уже не видела особого смысла в суровом
соблюдении всех канонов. Если мы не вернемся на Корабль, то какое кому до
нас дело? А если мы все-таки вернемся, то официально станем взрослыми, и
вопрос вообще снимается.
и в объятиях друг друга мы чувствовали себя в безопасности. Это было
здорово! Ни один из нас не знал - что и как нужно делать, только
теоретически, и мы были неуклюжи, словно слепые котята. Но платой за нашу
неопытность была радость познания, и в самой высшей точке наслаждения
таился намек на нечто еще не достигнутое.
- Это здорово утешает.