говорила быстро, она была явно возбуждена, зла и взбудоражена.
позволять. Можно было догадаться, что твоя антипатия к ней приведет к
несчастью. Я не должна была разрешать тебе. Ведь я тебя знаю. Ты бездушна,
ты жестока, а ко всему прочему еще оказалась безответственной и
неосторожной. Ты безжалостно терзаешь ребенка, принуждаешь к усилиям,
которые она не в состоянии совершить. Ты бессердечна.
уловить ответ чародейки, ее холодный, жесткий и звучный голос. Хотела
услышать, как она отреагирует, как посмеется над жрицей, как высмеет ее
чрезмерную заботливость. Как скажет то, что говорит обычно, - быть
чародейкой не шуточки, занятие не для кисейных барышень, сделанных из
фарфора, или праздничных яичек, выдутых из тонкого стекла. Но Йеннифэр
ответила тихо. Так тихо, что девочка не только не поняла, но даже не
расслышала слов.
чуткий, забитый засохшей кровью. - Вернусь в свой сон. Посмотрю, что делает
Геральт там, в ночи, под дождем, у канала..."
каменными колоннами, а может, статуями, Цири не могла разглядеть. Мешал
плотный мрак. Но в темноте кто-то был, кто-то скрывался там и наблюдал за
ними. Она слышала шепотки, тихие, как дуновение ветерка.
решимости, так что Цири едва поспевала за ней. Бесконечное множество дверей
раскрывалось перед ними. Одна за другой. Одна за другой. Бесконечное
множество дверей с гигантскими, тяжелыми створками бесшумно раскрывалось
перед ними.
ними сами не раскроются. И тут же обрела поразительную уверенность, что
отворять их нельзя. Что нельзя в них пройти. Что за этими дверями что-то ее
ждет...
а сильно и неумолимо тащила ее вперед. И Цири наконец поняла, что ее
предали, обманули, продали. Что все время с первой встречи, с самого начала,
с первого дня она была лишь марионеткой, куклой на ниточках. Она дернулась
сильнее, вырвалась из рук Йеннифэр. Мрак заколебался словно дым, шепотки в
темноте неожиданно оборвались. Чародейка сделала шаг вперед, остановилась,
повернулась, взглянула на нее.
которые они только что миновали, и те, что уже остались далеко позади. И
оттуда, издалека, из тьмы, услышала...
голос. Тихий, пронизывающий мозг голос...
поверхности пруда".
примочка была мокрой и холодной. Ее заливал пот, в висках опять звенела и
билась тупая боль. Йеннифэр сидела рядом на кровати, отвернувшись так, что
Цири не видела ее лица. Видела только бурю черных волос.
здесь... Рядом с тобой.
***
шляпы. - Не дом - крепость. Чего этот знахарь боится, раз так огородился?
морщинистой от дождя воде, сталкивались с тихим стуком, скрипели, позвякивая
цепями.
местных и пришлых. К Мырману ходит множество людей, приносят деньги... Все
об этом знают. Как и о том, что живет он один. Вот он и бережется.
Удивляетесь?
канала сваях саженях в пяти от набережной. - Думаю, как попасть на этот
остров. В его надводную хатку. Вероятно, придется втихую позаимствовать одну
из лодок...
тарана мы не прихватили...
крыльями, встопорщилась и обратилась в Филиппу Эйльхарт, столь же
встопорщенную и мокрую.
тут с вами делаю, черт меня побери? Балансирую на мокрой палке. И на грани
государственной измены. Если Дийкстра узнает, что я вам помогаю... Вдобавок
ко всему еще и моросит! Не люблю летать в дождь. Это здесь? Это, что ли, дом
Мырмана?
камышовым навесом. Из таверны на противоположной стороне канала упала на
воду полоса света. Послышалось пение, смех и крики. На набережную вывалились
трое плотогонов. Двое ругались, дергая и толкая друг друга, без устали
повторяя одни и те же проклятия. Третий, опершись о столб, отливал в канал,
фальшиво насвистывая.
помосте. - Донг!
его, он его отставил.
засранец, бандюга, ежели тебе приспичило стучать! Вон, пошли прочь, пьянь
сволочная! А ну быстро! Тут у меня самострел натянут! Кому там не терпится
получить шесть вершков стрелы в задницу?
бы это?
на помосте. - Если увидят, что я вам ношу, меня выкинут из Академии.
Опустите мостик, я не хочу стоять под дождем, у меня туфельки промокли.
одна. Кто там с вами еще?
район? Мне что, невинность не дорога, или как? Пустите меня наконец, черт
побери!
скрипом опустившись, стукнул о доски помоста. Знахарь прошел к двери,
отодвинул засов. Не убирая заряженного арбалета, осторожно выглянул.
набивками перчатке. Зато, хоть ночь и была темной, безлунной, а небо -
затянуто тучами, вдруг увидел десятки тысяч ослепительно ярких звезд.
***
действие поглощает его без остатка.
рукоять кусочком намазанной жиром кроличьей шкурки и критически осмотрел
лезвие. - Обычного человека, который шлендается в одиночку по улицам
Оксенфурта, без гвардии, без эскорта, без телохранителей. Даже без слуг. И
чтобы его прикончить, нам не надо будет ни в храмы врываться, ни в ратуши,
замки или гарнизонную крепость... Так, милсдарь Риенс? Я верно вас понял?
утвердительно кивнул, слегка прищурив темные влажные глаза с неприятным
выражением.
будет нужды прятаться где-нибудь ближайшие полгода, потому что никто не
станет за нами гоняться или нас разыскивать? Никто не напустит на нас
выпивох или любителей заработать наградные? Мы не станем объектами родовой
вражды либо кровной мести? Иначе говоря, милсдарь Риенс, нам предстоит
замочить для вас обыкновеннейшего, ничем не примечательного, не имеющего
никакого веса фраера?
скамейке братьев. Рицци, Флавиус и Лодовико, как всегда, молчали. В этой
троице на их долю приходилась работа, а разговоры разговаривать было делом
Тубланка. Потому что только Тубланк посещал в свое время храмовую школу.
Убивал он ничуть не хуже братьев, но сверх того еще умел читать и писать. Ну
и молоть языком.