латинянин. Завоеватели изберут императором Балдуина Фландрского. Мы увидим
процессию, которая сопровождала коронацию.
облачился в императорскую мантию, усыпанную бриллиантами и расшитую
фигурами орлов; ему были вручены скипетр и золотая держава; он преклонил
колена перед алтарем и получил помазание на царствие; на голову ему была
одета корона; он взобрался на трон.
огнем, император Византии Балдуин верхом проделывает путь от собора к
дворцу. С большой неохотой, с угрюмыми лицами население Византии
свидетельствует почтение своему нынешнему чужеземному повелителю.
которым страстно хотелось еще битв и пожаров. - Аристократия рассеялась по
Малой Азии, Албании, Болгарии, Греции. В течение пятидесяти семи лет здесь
будут править латиняне, хотя правление императора Балдуина будет
непродолжительным. Через десять месяцев он поведет войско против
византийских повстанцев и будет ими захвачен в плен, из которого ему уже
не вернуться.
Хэггинс.
останутся здесь, став правителями отдельных провинций бывшей Византийской
империи. Остальные, нагрузившись добром, награбленным в Византии,
возвратятся домой.
показал им покорение Византии латинянами точно, как это описывается в
рекламных буклетах. Затем мы вернулись на свой постоялый двор. Ужасная
усталость охватила меня. Внезапно я почувствовал, что не могу больше
терпеть их присутствие. Мы пообедали, и они отошли ко сну, по крайней
мере, разошлись по кроватям. Я постоял некоторое время, слыша страстные
стоны мисс Пистил и нетерпеливое сопение Бильбо Гостмэна. Долетали до меня
и вскрики Пальмиры, когда Конрад Зауэрабенд исподтишка щекотал ее бедра в
темноте, а затем я сам едва не задохнулся от слез ярости, неожиданно
нахлынувших на меня, и не в силах больше подавлять в себе искушение,
прикоснувшись к своему таймеру, шунтировался вверх по линии. В 1105 год, к
Пульхерии Дукас.
очень медленно. Гонцы пешком покрывают расстояние между адресатами.
через три дня, к тому времени, возможно, все уже будет подготовлено.
Дукаса. Все, кто занимал хоть какое-нибудь значительное положение, должны
были там собраться - вплоть до императора Алексея Комнина. Для прикрытия я
должен был представляться как дальний родственник Метаксаса, живущий в
глухой провинции, в Эпире.
Проливай вино себе на подбородок и как можно громче чавкай. Звать тебя
будут... э... Никетасом Гиртаценасом.
и отправился на званый вечер к Дукасу как Георгий Маркезинис.
десятков варяжских стражников, стоявших на карауле. Присутствие этих
светлобородых норвежских варваров, ядра личной императорской охраны,
указывало на то, что Алексей уже здесь. Мы прошли внутрь. Метаксас привел
на этот вечер свою прекрасную и шикарно распутную прародительницу Евдокию.
внутри. Музыканты. Рабы. Столы с горами самой различной снеди. Вина.
Разряженные мужчины и женщины. Превосходные мозаичные полы; увешанные
гобеленами стены; повсюду масса золотого шитья и толстой позолоты; раскаты
переливчатого смеха; мерцание женской плоти под почти прозрачными шелками.
и загадочно улыбнулась. И снова будто разряд электрического тока прошел
между нами. В более позднюю эпоху затрепетал бы ее веер. Здесь же она
сняла свои усыпанные бриллиантами перчатки и слегка похлопала ими по
левому запястью. Нечто вроде обнадеживающего знака? На ее высоком, гладком
лбу блестел золотой обруч. Губы были подведены помадой.
тебя.
то, что у меня такой выдающийся предок, имела некоторый привкус зависти,
которую я испытывал к нему как к мужчине, который каждую ночь ласкает
груди Пульхерии.
тридцать пять лет, он был вдвое старше своей жены. Высокий мужчина, виски
с проседью, нехарактерные для византийца голубые глаза, аккуратно
подстриженная короткая бородка. Узкий, с высокой переносицей нос, тонкие,
плотно сомкнутые губы. Благодаря всем этим внешним чертам он мне показался
вначале человеком аскетическим, немного даже не от мира сего и вместе с
тем необыкновенно величественным, преисполненным чувства собственного
достоинства. Он и в самом деле представлял из себя впечатляющее зрелище,
не было и следов аскетичности в изысканном покрое его туники, в
многочисленных украшениях, кольцах, подвесках и заколках.
приличествовало человеку, который был одной из самых знатных персон
государства и который возглавлял ветвь славного рода Дукасов. Однако
собственный дом у Льва был еще пуст, и, возможно, по этой причине
разглядел я, а, может быть, только вообразил, какую-то печать
безысходности на его красивом лице. Пока мы с Метаксасом шли к нему, я
уловил обрывок разговора между двумя придворными дамами слева от меня:
так много. А ведь он самый старший среди нас!
обязательно будет многодетной матерью.
восемнадцать!
доживет даже до двадцать первого столетия, дать ему знать, что всего лишь
через год Пульхерия подарит ему сына, Никетаса, а затем пойдут Симеон,
Иосанн, Александр и так далее, и что у Никетаса будет шестеро детей, и
среди них - царственный Никифор, которого я видел через семьдесят лет вниз
по линии, и что сын Никифора последует в изгнание за главой рода в
Албанию, а потом, а потом, а потом...
матери, Георгий Маркезинис из Эпира, который в настоящее время гостит на
моей вилле.
когда-нибудь бывали в Константинополе?
дворцы! Такие бани! А какие яства, вина, одежды! А женщины! Какие
прекрасные женщины!
улыбкой, едва заметной улыбкой уголком рта, так чтоб не видел ее муж. Я
знал, что она моя. Сладким ее благоуханием повеяло в мою сторону. Все во
мне млело и трепетало.
придворными в дальнем конце зала. Я уже видел его раньше: невысокий,
коренастый человек с царственной осанкой. Его окружали самые знатные
сановники империи и их дамы. Он казался добрым, снисходительным,
искушенным в самых различных делах, непринужденным в общении - настоящим
наследником цезарей, защитником цивилизации в эти мрачные времена. По
настоянию Льва я был представлен ему. Он дружески поздоровался со мною,
объявив, что родственник Метаксаса для него столь же дорог, как и сам
Метаксас. Мы какое-то время беседовали, император и я. Я очень нервничал,
но вел себя крайне учтиво, так что, в конце концов, Лев Дукас даже сказал:
знакомы с добрым их десятком, молодой человек.
Юстиниана, что присутствовал при крещении Феодосия Второго и Константина
Пятого, еще не родившегося Мануила Комнина и многих других, что
коленопреклоненный я стоял в Айя-Софии недалеко от Константина Девятого не
далее как вчера вечером, что видел, как Лев Исаврийский руководит
уничтожением икон. Я не сказал, что был одним из многих, кто обладал
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Мичурин Артем
Андреев Николай