замысловатом размере. Брусок железа снова зарделся, а потом разогрелся
добела. Палач тут же заулыбался. Да, Сюэтэ предвидела, что, как только к
моему лицу приблизится каленое железо, я сразу произнесу какое-нибудь
охлаждающее заклинание. А потом я как бы ослеп и почувствовал страшную боль
- такой мне никогда не доводилось испытывать - во лбу. От боли отступили все
остальные чувства, я перестал слышать испуганные крики товарищей,
восторженные вопли Сюэтэ, не услышал даже собственного крика...
сковал все мое тело. Я услышал, как Сюэтэ отдает распоряжения:
Пока он мучается от ожога, он не почувствует булавочных уколов. Ничего себе
советик? Нет, надо вопить что есть мочи, притворяться, будто бы я в
горячке... На глаза мне попалось израненное тело Анжелики. Потом я увидел
Жильбера, на скуле у которого расплылся кровоподтек, увидел Фриссона,
распростертого на дыбе, прижавшего ко рту ладонь... из-под ладони капала
кровь...
страхом. Я боялся, что пытка может повториться. И я жалобно вымолвил:
наслаждаться твоими мучениями весь день и часть ночи, это точно. - Глаза ее
вдруг полыхнули огнем, лицо перекосилось. - Тупица! Вздумал противиться моей
воле! Теперь ты узнаешь, что бывает с теми, кто смеет ослушаться Сюэтэ!
Теперь ты узнаешь, что это такое - умереть в мучениях!
Потом боль немного утихла, мелькнула мысль: по крайней мере в последнее
время я не грешил, так что хоть умру с надеждой попасть на Небеса...
осталось ни малейших сомнений в том, кто я и откуда. Честно говоря, просто
так подобные мысли мне бы и в голову не пришли - ведь я человек как человек,
не лучше других, ничего особенного, и уж никак не праведник. Но состояние
мое было подобно озарению. Я ощутил, как на меня снизошла благодать. Да, я
не безупречен, но хороших поступков совершил более, чем дурных. Больше
настолько, что Сатана не властен надо мной. А это означало, что Сюэтэ
способна лишь истязать меня физически. А если уж говорить о колдовстве, то я
мог при желании отразить любое ее заклинание.
зубами. Все мои мысли были направлены на то, чтобы защититься. Я пытался
отчаянно вспомнить стихотворение, которое помогло бы мне побороть любое
встречное заклинание королевы. Почему-то на память пришло не самое в этом
смысле удачное:
пола выскочила каменная плита, и палач провалился по пояс в образовавшуюся
яму. Он вопил от боли и страха - руки его взметнулись вверх и в стороны,
словно ветки дерева. Пальцы удлинились, превратились в тонкие веточки. На их
кончиках набухли почки, из которых тут же распустились цветы.
попятились.
соображал.
овладела собой и прокричала:
и встать, параллельно вспоминая что-нибудь приличествующее случаю!
пылающее месиво? Солдаты побледнели и шагнули вперед. А я решил окунуться в
мир "Тысячи и одной ночи".
персоной, - самый настоящий арабский джинн, в натуральную величину, в
тюрбане и с бородой.
глаза. Кто-то громко застонал - возможно, Сюэтэ.
решил сразу же расставить все точки над "i", вспомнив одну из сказок. В ней
говорилось о том, что может произойти с повелителями джинов. - Мне бы
хотелось попросить тебя убрать из этой камеры стражу и палача с помощниками
и перенести их в какой-нибудь оазис в ближайшей пустыне. Только пуста этот
оазис будет не слишком уж роскошным, - добавил я, памятуя о тех мучениях,
которым меня подвергли.
слогов, бешено рассекая воздух руками. Да, я не понимал ни слова, но,
вероятно, кому надо, тот понял, - как только джинн произнес краткое
заклинание и создал что-то вроде небольшого смерча, этот смерч тут же
испарился, как и не было.
выплюнул целую цепочку слов, сопровождая их таинственными пассами. На
секунду он весь заколыхался, вытянулся... а затем принял прежние формы.
что отражаю ее колдовство.
прокричал:
стене. Они попадали на пол без чувств. - Не могу взять над ней верх, -
причитал джинн. - Могу только сдерживать ее натиск.
перебью ее прислужников. Ну-ка, ну-ка, какое у нас есть стихотворение насчет
мучителей...
освободиться от оков, но Сюэтэ прошипела:
развернулся к колдунье.
шее Анжелики.
меня, ты ухитрилась заключить ее дух в бутылку.
делать, слышишь, - только освободи ее душу.
приглядись-ка получше к ее тельцу! На ножке-то сапожок!
сапог. А обе руки были сжаты в тисках. Я понял, что, как только любимая
умерла, к ее телу тут же присоединили эти орудия пытки. И как только ее душа
вернется в тело и тело оживет, оно подвергнется жесточайшей агонии.
нечто смутно напоминавшее заклятие. В воздухе вдруг повис кривой турецкий
ятаган и начал опускаться прямо на колдунью. Та разразилась проклятиями, и в
тот миг, когда лезвие меча уже готово было нанести роковой удар, оно
неожиданно исчезло.
рассекали воздух. Она хрипло прокаркала стихотворение...
крови. Фриссон застонал, Жильбер возмущенно закричал.
возвращайся к своим соотечественникам.
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Маккарти Кормак
Пехов Алексей
Курылев Олег
Андреев Николай