Тьюрин убедился, что его спутники живы и здоровы, сопротивляться выпитому он
уже не мог, его речь становилась все бессвязней, пока он наконец не упал лицом
на стол и не захрапел так громко, что все взгляды обратились в его сторону.
тяжелого гнома, потащили его наверх, в комнату, где уложили подземного воителя
на койку и оставили отсыпаться.
карты - много чего требовалось подготовить заранее, и командир, как самый
опытный, и Брик, как самый молодой, отправились решать эти важные проблемы.
Айрин же, как Рон и ожидал, заперлась в комнате, потребовав у хозяина таверны
здоровенную охапку свечей, и снова углубилась в изучение своего сокровища,
полностью отключившись от иных забот. Правда, прежде чем уйти, Рон позаботился
о том, чтобы девушка хотя бы поела.
грифона больше не стоит.
оставит его, ну или хотя бы станет чуть помягче, не заставляя его кричать во
сне и просыпаться в холодном поту. Со времени последнего кошмара прошло больше
месяца. Да, пожалуй, уже больше - их встреча с толпой ходячих мертвецов,
закончившаяся отчаянной стычкой, была еще зимой. Та драка, из которой он
единственный вышел невредимым, дала облегчение, и он уже решил, что это
навсегда.
друзья, пусть просто спутники... в общем, Рон и остальные уехали искать этого
своего грифона, а он остался совсем один, и не было ничего, что смогло бы
отвлечь его от тягостных мыслей. В то, что Торном проклятые химеры окажут
помощь их отряду, он не верил. Куда больше надежд он возлагал на людей и
гномов, но все усилия пошли прахом: каким бы плохим оратором ни был сэр Сейшел,
сам Тьюрин в этом искусстве был еще более далек от совершенства. У него ничего
не вышло, что и следовало ожидать. Ничего не вышло... как и тогда, много лет
назад...
от посторонних глаз, но гном явственно ощущал тяжелый металл на своей голове.
Корона... Эх, вернись она в этот мир раньше, вернись вместе с рассказом
великого дракона - и многое бы изменилось. Они бы остались живы, Тайрина и
Твар... его жена и его сын.
впрочем, и от других народов. Тьюрин слышал, что, если полк терял свое знамя,
оставшихся бойцов разгоняли по другим частям, а название полка, сколь бы гордым
и грозным оно ранее ни было, предавали забвению. Но эта традиция была лишь
жалким подобием того, что обрушилось на третье колено, когда им не удалось
обнаружить в подземных лабиринтах ни своего короля, ни его тело, ни на худой
конец корону.
презрения, как гном, принадлежащий к "проклятому" роду. Даже сейчас, спустя
столетия, это презрение осталось столь же бескомпромиссным, что и раньше. Гномы
сильны своими традициями, даже когда они им же во вред. Третье колено было
сильным родом, богатым - и в одночасье лишилось всего, тем самым ослабив и весь
род гномов в целом, но кому до этого дело, если традиция требует подвергнуть
виновных унизительной процедуре "отлучения от гор". И отлучение состоялось...
гномы куют им оружие, строят им замки или просто участвуют в их войнах,
зачастую вынося на своих плечах основную тяжесть битв. Какое им дело до того,
что гномы идут на это только ради одного - чтобы быть хоть кому-то нужными.
Пусть даже и людям - ведь соплеменники, не принадлежащие к проклятому роду, не
скажут "отлученным" ни одного доброго слова, не откроют двери своих пещер, не
пустят к столу даже умирающего от голода, а к очагу - замерзающего на их
глазах. Традиции сильны...
простым смертным лезть в душу подгорному народу...
мест. И никто не возмутился, никто не затаил обиду на соплеменников,
потребовавших, чтобы "проклятые" освободили пещеры, чем-то приглянувшиеся
королю шестого колена. Сильны традиции...
все же никто не возражал - собрали свой нехитрый скарб и ушли в снежную тьму,
как требовал приказ. Ослушаться его было выше их сил, да они и не особо
пытались, за века привыкнув и смирившись со своей долей вечно гонимого,
презираемого рода. Они ушли во тьму, таща за собой повозки, неся на руках
детей, которые не могли идти сами... Таких было немного, дети у гномов
рождаются нечасто.
был здоровым, крепким ребенком, и Тьюрин, шагавший рядом с женой, верил, что,
несмотря на все невзгоды, сын вырастет и станет сильным и отважным... отважнее,
чем он сам. Кто знает, скольким из гномов приходили в голову крамольные мысли о
несправедливости древних законов, о том, что времени давно пора заставить Песнь
измениться... но даже те из них, кто хотя бы задумывался над этим, идя против
собственной сущности, не решались не то что действовать - даже произносить
дикие мысли вслух.
маленьких детей их ветви проклятого рода, крошечной ветви - их было всего около
сотни, да и большинство - женщины. Мужчины уходили к людям, уходили на
заработки, как бы ни было стыдно им в этом признаваться даже самим себе. Гномы
шли на поклон к людям...
тьмы, пронизанной холодом и жгучим ледяным ветром, так не похожей на уютные,
щедро освещенные негаснущими факелами пещеры. Они не умели находить дорогу в
снежных заносах - кто знает, когда и где разминулись их пути, но это
свершилось, и маленькая кучка дрожащих от холода гномов, среди которых было
всего двое мужчин, отбилась от основного отряда и окончательно заплутала среди
сугробов. Когда же стало ясно, что дороги они не найдут, Фардан, старший среди
них, приказал ставить палатки - следовало ждать утра, хотя бы и с риском
замерзнуть.
снег, лишенный даже намека на дорогу, которой ушел отряд изгнанников. Им
оставалось лишь брести куда глаза глядят, утопая в снегу чуть ли не по пояс,
питая слабую надежду выйти в долину, подальше от этих сугробов, поближе к
людскому жилью.
и зияющий тьмой провал принял под свои своды кучку путников. Пещера оказалась
глубокой, очень глубокой - и Тьюрин с одобрением и даже радостью выслушал
приказ Фардана: "Остаемся!"
спустились вниз уже на сотню локтей, становилось теплее, и жизнь снова начинала
казаться не такой уж и безысходной. А потом они повернули за очередной угол, и
пламя вечных факелов вырвало из тьмы лица... много лиц - людских, мужских и
женских, молодых и старых, - но странных, бледных, как будто совсем лишенных
крови. Наверное, так оно и было...
одних затянуты в кольчуги, других были в поношенных тряпках, сверкающих
прорехами, а у кого-то торсы и вовсе были обнажены. Холод не давал мертвым
телам разлагаться, и они так и стояли здесь, поставленные неизвестно кем и с
какой целью. Стояли, равнодушные к столпившимся перед ними гномам, и отблески
факелов играли на их белой, мерзлой коже.
вперед...
бою никаких шансов. Для чего зомби были оставлены в этой промозглой пещере,
какая злая сила вдохнула в них подобие жизни - того никто не знал, да и вряд ли
когда это станет известно. В вечном холоде они могли стоять и неделю, и год, и
век... Но пламя факелов пробудило их к жизни, и снова проснулось извечное
стремление мертвых убивать всех, кто еще жив.
соплеменникам несколько мгновений жизни. На гномах не было ни кольчуг, ни
несокрушимых панцирей - нужны ль они среди снегов. Сталь нашла его тело, и
толпа зомби сомкнулась над воителем, а затем двинулась к другим жертвам.
Отступать было некуда, мертвенно-бледные фигуры перекрыли единственный выход,
оставалось одно - биться до последнего.
считался среди своих хорошим бойцом, но безвыходное положение способно и
ягненка сделать волком, и он дрался с холодной расчетливостью опытного воина,
хотя его удары зачастую и были неловкими и неумелыми. А за его спиной была
Тайрина, прижимающая к груди сына.
остальных уже задавили числом, да женщины и не умели толком драться, они лишь
неловко отмахивались ножами, которые были нестрашны мертвым врагам. Одну за
другой их пронзали мечами, срубали ударом топора или поднимали на короткое -
каким только и можно действовать в не слишком просторной пещере - копье.
на голову или торс ближайшего противника, легко рассекая слегка промороженную
плоть. В какой-то момент он даже поверил, что им удастся выбраться из пещеры,
но...
валилась навзничь, из ее груди торчало острие копья, пробившего тело насквозь.
Даже не так - копье пробило два тела... сразу два... женское и маленькое,
хрупкое, прожившее на этом свете шесть недолгих месяцев...