Чтение 45–й страницы книги ~Очи Бога~

Сердце Акилы бешено застучало, и стук его, казалось, отзывается у него в ушах. Он остановил коня, и телохранители Трагера помогли ему спешиться. Внезапно он почувствовал, что не в силах двигаться. Эта куча земли - слишком уж напоминает могилу - манила его к себе и не пускала одновременно.

- Что это? - тихо спросил он.

- Я не уверен, - отвечал Трагер. - Мы не хотели ничего трогать, если окажется, что... Ну, вы знаете...

- Раскопайте, - велел Акила.

Трагер махнул рукой, и два человека вышли вперед. У них уже были лопаты в руках. Акила наблюдал за их работой, застыв на месте и боясь даже вздохнуть. Ему показалось, он сейчас упадет в обморок. Люди взмахнули лопатами всего пару раз и остановились.

- Что? - спросил Трагер.

- Похоже, что-то есть, - солдат ковырнул грунт лопатой, и показалась... рука. Все окружающие разом охнули. Солдат побледнел и посмотрел на Акилу.

Король не мог говорить и только кивнул: продолжайте. Люди принялись копать дальше, пока не отрыли все тело. Под конец они раскапывали почву прямо руками. Когда показалось лицо Кассандры, Акила едва не рухнул наземь.

- О, нет... - простонал он.

Трагер подскочил к королю и подхватил его, удерживая от падения. У Акилы закружилась голова, его затошнило и начало рвать: выпитое накануне вино фонтаном хлынуло изо рта, ведь ничего, кроме вина, он не ел уже давно. Трагер похлопал его по спине.

- Избавьтесь от этого, - посоветовал он.

Солдаты вынули тело Кассандры из неглубокой могилы. Акила пытался вдохнуть. Пот заливал его лицо. Трагер стоял рядом с ним, глядя на мертвую королеву. Акила заставил себя выпрямиться. Тело Кассандры было белым, как мрамор, кроме тех мест, где его запачкала кровь. Рыцари расступились, дав дорогу Акиле. Он упал на колени возле мертвой жены. Трагер тоже склонился над трупом.

- Акила, оно исчезло, - прошептал он.

Акила кивнул. Он уже понял это. Око Господа пропало. И тут что-то привлекло внимание короля. На правой руке Кассандры был некий предмет. Акила убрал припорошившую его землю и обнаружил, что это клочок бумаги. Кто-то обернул его вокруг запястья мертвой женщины, словно браслет.

- Что это такое? - спросил Трагер.

Очень медленно и осторожно, Акила развернул сложенный листочек. Трагер приказал людям отступить назад, чтобы король мог прочесть записку. Акила сразу понял, что это. Ему даже не нужно было читать, ибо он вдруг догадался о содержании. Кривые, дрожащие буквы гласили:

"Моему безумному брату.

Не ты один любил ее. Прости меня".

И подпись: "Лукьен".

- Лукьен, - словно вздох сорвался с уст Акилы.

- Лукьен! - прошипел Трагер.

Акила поднялся на ноги. Тошнота и головокружение разом прошли, их сменил всепоглощающий гнев. Трясущимися руками он изорвал записку в клочья и бросил их в могилу.

- Он все отбирает у меня, - прорычал он. - Единственное, что я любил, единственное, что у меня осталось!

- Мы отыщем его, милорд, - гаркнул Трагер. - А когда найдем - вырвем у него сердце!

- Нет. Вам не найти его. Он уже скрылся.

- Да, скрылся. Но куда?

Акила закрыл глаза. От жуткой боли череп готов был треснуть.

- Не знаю. Но есть кое-кто, у кого мы можем узнать, - он снова открыл глаза, но Кассандра по-прежнему лежала у его ног, мертвая.

- Забери ее отсюда, - велел он Трагеру. - Подготовь к похоронам. А потом приведи ко мне библиотекаря.

Он повернулся и забрался на коня. Рыцари-телохранители сопровождали его по приказу Трагера. И лишь вернувшись домой, в Лайонкип, и оставшись в одиночестве, Акила заплакал.

Акила сидел в одиночестве в обеденной зале Лайонкипа, потягивая вино из бокала и рассматривая разложенные перед ним деликатесы. Повар постарался на славу, приготовил роскошное мясо и изумительные гарниры. Ароматы, стоявшие в комнате, заставили бы есть кого угодно. Но Акила не ел. Он удовлетворился алкоголем, а изысканными яствами просто любовался. Запахи жареной утки и запеченной на вертеле оленины щекотали ноздри. От свежеиспеченного хлеба и бисквитов шел пар. На столе стоял кувшин с вином. Лунный свет отражался в стеклянном стакане, привлекая внимание Акилы. Прошло без малого два дня с тех пор, как он обнаружил тело Кассандры, и с тех пор он не проглотил ни крошки. Как и Фиггис. Теперь же настало время отблагодарить старика за поддержку.

К удивлению Акилы, Фиггис продержался дольше, чем можно было представить. Трагер убеждал его, что старик легко сломается, но в течение первого дня библиотекарь стоял на своем, призывая всех богов и дьяволов в доказательство о своем неведении о Кассандре. Он настаивал, что Лукьен никогда не искал с ним встречи. Акила полагал, что Фиггис считает его неспособным на настоящую пытку. И вправду, в течение первого дня Акила только угрожал, ведь он любил старого ученого. Мысль о том, чтобы применить к нему насилие, казалась даже болезненной. Но время поджимало, требовалась информация, и Акила знал, что Фиггис единственный, кто связывает его с Лукьеном. Никто другой не осмелился бы организовать его встречу с Кассандрой, по крайней мере, Акила так думал. Вот почему он исключил Брека из списка подозреваемых. Брек обзавелся семьей и вряд ли стал бы рисковать. А тут еще мальчишка Гилвин Томз исчез так загадочно. Фиггис клянется, будто ничего не знает об этом.

Акила поставил на стол кубок. "Позор, никому нельзя доверять, - подумалось ему. - Позор, что люди заставляют меня поступать подобным образом".

Но в конце концов Фиггис раскололся. Лукьен и Гилвин Томз поехали в Джадор. И Брек, как ни странно, с ними, а может, просто бросил семью в Борате. Рыцари-телохранители отправились на ферму Брека и обнаружили, что там никого нет. У Акилы не оставалось сомнений, что Лукьен теперь владеет амулетом, и что он с товарищами постараются предупредить джадори о готовящемся вторжении. Но самым любопытным фактом оказалось участие барона Гласса. Акилу очень встревожило это сообщение.

"Все мои враги собрались вместе и выступают единым фронтом".

Он решил не дать им выиграть. Амулет ничего для него не значит. Что за жизнь ждет его без Кассандры? Амулет его, и он вернет его себе, но зачем тот нужен Акиле? Не такой уж он великий король. Властвовать вечно ему ни к чему.

Стук в дверь прервал ход его мыслей. Он разрешил войти, и генерал Трагер распахнул дверь. Выглядел генерал страшно усталым, на лице отпечатались переживания из-за выполнения неприятных обязанностей.

- Мы привели его, - сказал он.

- Введите.

Трагер отступил в сторону, пропуская вперед двоих солдат. Между ними на вытянутых руках висел Фиггис. Лицо старика раздулось и распухло от побоев. Кровь текла из разбитых губ, вокруг глаз чернели синяки. Дорога до обеденной залы измотала его настолько, что он еле дышал. От жуткого зрелища Акилу передернуло. Фиггис поднял голову, увидел Акилу за столом и издал горестный стон.

- Не надо, Фиггис, пожалуйста, - проговорил Акила. - Все кончено. Я обещаю. Никто больше не причинит тебе боли. - Акила сделал жест солдатам. - Усадите его.

Солдаты повиновались. Они втащили Фиггиса в комнату и усадили в кресло с высокой спинкой прямо напротив Акилы. Фиггис едва мог удерживать голову прямо, но очень старался это сделать, глядя на Акилу поверх блюд с яствами.

- Мне остаться? - спросил Трагер.

- Нет. Подожди снаружи и забери своих людей. Я позову, когда будешь нужен, - он послал Фиггису ободряющую улыбку. - Оставь нас со старым другом ненадолго. Нам есть о чем побеседовать.

Трагер и его люди покинули комнату и закрыли за собой дверь. Стоило им уйти, Акила снова улыбнулся Фиггису. Старик смотрел на свечу взглядом, как у призрака. Лицо заливала мертвенная бледность, лишь глаза горели, словно уголья. Измученный, он привалился к спинке кресла, и голова его упала на плечо. Красные рубцы испещрили его шею в местах, где Трагер поработал гарротой. Наконец, Фиггис заговорил:

- Зачем...

Слово с усилием слетело с разбитых губ. Боль и тоска исказили лицо.

- Я должен знать правду, - произнес Акила. - Ты лгал мне, вот что я могу сказать.

- Я старик, милорд. Мы... - он замешкался, - мы были друзьями.

- Да, - кивнул Акила. - Но ты предал меня, Фиггис. Продал меня Лукьену. И убил Кассандру.

- Мы не знали, - простонал Фиггис. Он бессильно свесился вперед, и его локти повисли над столом. - Мы думали, что проклятие не действует.

- Ты это уже говорил. Но смерть есть смерть, и я больше не увижу Кассандру. Значит, это убийство, правда? А за убийство нужно платить, верно я полагаю?

Фиггис ничего не сказал, но его глаза тревожно расширились.

- Не беспокойся, я не стану убивать тебя, - внезапно рассмеялся Акила. - Кто же еще сможет работать в моей библиотеке? - Он вздохнул и сделал успокаивающий жест. - Ну ладно, все кончено. Завтра я отправляюсь на поиски Лукьена и Гласса, а также твоего неугомонного мальчугана. Но больше мы с тобой не будем говорить об этом, согласен? Когда я вернусь, пусть все останется между нами. Никаких черных мыслей.

Фиггиса начало трясти. Акила понял, что он рыдает.

- Ну что ты, не надо плакать, дружище, - мягко произнес Акила. - Смотри, какую вкусную еду я приготовил для нас с тобой. Предлагаю мир.

- Я не голоден, - проскрипел Фиггис.

- Ну конечно же, голоден. Иначе и быть не может. Ты же не ел все эти дни, и я тоже. Давай, ешь. Простим друг другу все, что было, а?

Стол так и манил соблазнами. Акила видел, как Фиггису хочется отведать пищи.

- Пожалуйста, - настаивал он. - Тебе уже ничего не поделать. Теперь я знаю, где Лукьен, и могу его найти. И тебе его не спасти. Так что займись собственными страданиями.

Как и ожидалось, Фиггис внезапно переменил решение. Он жадно протянул руку и схватил одного из жареных рябчиков с блюда. Пальцы его тряслись, он ел с трудом и болью. Акила наблюдал за стариком и радовался.

- Отлично, - мягко произнес он. - Пусть будет мир между нами, Фиггис. Я бы хотел, чтобы ты хотя бы попытался понять, почему я это сделал.

Тот не отвечал. Он поднял кубок и осушил его наполовину - другая пролилась на его грязную рубаху.

- Ты ведь понимаешь меня, а, Фиггис?

Старик кивнул, но Акила знал: он хочет просто заткнуть ему рот. Он позволил Фиггису продолжать обжорство. Тот схватил еще кусок дичи, но тут же уронил его обратно на блюдо. Начал кашлять, как будто поперхнулся костью.

- Милорд, - прохрипел Фиггис, глядя на него выпученными глазами. Лицо его приобрело малиновый оттенок. Он вцепился в край стола с криком: - Акила!

Акила наблюдал за происходящим, удивляясь, как быстро подействовал яд. Фиггис схватился за горло, задыхаясь. В нем еще оставались силы, даже после побоев и пыток, и его стойкость изумляла Акилу. Но неважно. Яд уже сделал свое дело. И Фиггис тоже знал это.

- Акила... - его клекот напомнил королю звуки, которые издает курица, когда ее режут. - Я не могу! Моя библиотека...

Акила уже с трудом разбирал его слова. Лицо старика менялось на глазах.

- Это не твоя библиотека. Она моя. И Кассандра тоже была моей. Почему вы все не могли этого понять?

Уже не в силах ответить, старый ученый послал королю язвительную ухмылку. И упал лицом в тарелку.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Акила встал и подошел к старому другу, пощупал пульс и не нашел его. Акилу захлестнула волна печали.

- Почему все предают меня?

Мертвый Фиггис не отвечал. Акила усадил его прямо, отерев следы пищи и вина с лица. Старик заслужил достойного вида, решил он.

- Уилл, входи, - крикнул Акила.

Трагер открыл дверь. Увидел Фиггиса, неподвижно сидящего за столом, улыбнулся:

- Отличная работа.

- Да. И нечего радоваться. Он был хорошим человеком.

Трагер усмехнулся.

- Нет, милорд. Хороший человек не стал бы предавать вас.

- Меня предали уже много хороших людей. А теперь будь готов выступить на рассвете.

- В Джадор, милорд?

- Конечно. Там мы найдем Лукьена.

- И амулет, милорд.

- Да, и амулет тоже.

- Будем стараться найти оба?

Акила пожал плечами.

- Если чудища Гримхольда выйдут против нас, заставим их платить. Если амулет у них, отберем его.

- Нам нужно сражаться, нет сомнения, - подтвердил Трагер. - Лукьен попытается им помочь. А они станут его защищать.

Часть 3

ХОЗЯЙКА ГРИМХОЛЬДА

Джадор был далеко.

Здесь же, в раскаленной пустыне, шуршали и стонали пески, а белый город едва виднелся вдали. Кадар мучился под безжалостными лучами солнца в черной гака. Отсюда его город был едва различим, ведь кадар с утра провел в пути немало долгих часов. Над дюнами выступали сейчас только верхушки спиралевидных башен, сверкающие, словно острия игл. Впереди простирались громады красноватых гор, изъеденных временем и непогодой. Солнце припекало нещадно, слепя глаза. Над бровями выступила испарина, и пот стекал струйками. Все остальное тело было надежно укрыто плотной черной тканью. Кадар замер, словно изваяние, рассматривая горы, и столь же неподвижно замер его крил, Истиках. Громадная самка ящера уловила тревогу, излучаемую хозяином, и вела себя соответственно. Прежде всего, она изменила окраску: толстая чешуя из обычно зеленой превратилась в золотистую - под цвет песка. Истиках, как и Кадар, чувствовала впереди опасность. Высунув длинный язык, она словно пробовала на вкус воздух. Узы, образовавшиеся между наездником и его "лошадкой", позволяли Кадару ощутить беспокойство крила. Расс уже близко. Они нашли его потайное логово. Но в поведении Истиках Кадар не уловил ни малейшего страха. На языке Джадора имя ящерицы означало "храбрая", и она всегда соответствовала этому гордому прозванию. Им с Кадаром уже случалось сражаться с рассами, и всякий раз они выходили из схватки с огромными змеями победителями. Пусть рассы считались злейшими врагами крилов - гигантские кобры всем лакомствам предпочитали яйца крилов - Истиках не боялась их. Мало того, она выучилась ненавидеть их с поистине человеческим упорством. Вот почему в сражениях против рассов ей просто цены не было. И поэтому Кадар так привязался к ней - гораздо сильнее, чем к ее предшественнику. Оба были гонимы и оба не ведали страха смерти.

Жизнь Кадара не всегда была такой. Когда-то и он любил жизнь и страшился ее лишиться. Амулет помог ему пережить и схоронить не одну жену. Но ни одну он не любил так, как Джитендру. С ее смертью вечная жизнь утратила смысл.

Кадар неотрывным взглядом изучал скалы. Посреди пустыни то и дело попадались горные массивы, где обитали и крилы, и рассы. Скалы защищали животных от безжалостного солнца и позволяли накопить воду, когда случались скудные дожди. Вчера Кадар посетил место обитания крилов в красных горах - такое же, как и это. Он с ужасом обнаружил, что все кладки яиц разорены, а охранявшие их крилы скрылись. На песке почти невозможно обнаружить следы, но длинные глубокие отметины от змеиного тела и единственная чешуйка о многом сказали Кадару. Судя по ним, чудовище достигало не менее тридцати футов в длину, а в обхвате соответствовало телу взрослого мужчины. Расс был старым и, видимо, недавно оказался в этом районе. Он будет править остальными змеями и пожирать большую часть добычи - драгоценных яиц крилов - ведь клыки у него, что сабли, с их помощью он без труда справится с любым крилом.

Сидя верхом на Истиках, Кадар полагал, что ему стоило бы напугаться, но он не боялся. Он никогда прежде не охотился на таких громадных рассов, хотя дома, во дворце, у него имеется великолепная коллекция челюстей этих чудовищ: одиннадцать зловещих трофеев, раскрытых, чтобы были видны страшные клыки. Еще один - и их станет двенадцать. Или умрет он сам. При охоте на расса третьего не дано. Рассы проворны и смертоносны, они на все пойдут, защищая гнездовища. Прийти сюда - означает вызвать их ярость, но Кадар сумел подготовиться к встрече. Под многослойной гака он облачился в доспехи из кожи мертвого крила, настолько прочные, что даже зубы расса вряд ли смогут их прокусить. К седлу было приторочено копье с длинным древком, тонким и острым: им можно пробить шкуру расса. Еще у Кадара имелся щит, покрытый чешуей крила. Но главное - у него есть хлыст, необходимое оружие для наездников на крилах. Прежде, до пришествия, хлысты использовались просто для тренировки крилов. Но смерть Джитендры от рук северян заставила Кадара задуматься об обороне джадори, и теперь хлыст стал оружием. Он летит так же быстро, как тело змеи. А длины в нем целых пятнадцать футов. Кадар и его люди научились без труда сдергивать человека со спины скачущей галопом лошади. Они продолжали оттачивать технику, и теперь никто не покидал дворца без хлыста. С того самого дня - никто.

Приход чужаков изменил Кадара - как и весь город и всех жителей. Физически он постарел. Теперь, когда не было амулета и небывалой силы духа, даруемой им, годы брали свое. Черные волосы окропила седина, и искрящаяся юность больше не украшала его чело. Но сильнее всего убивала тоска по Джитендре. Она была его величайшей драгоценностью, ради нее стоило жить. Он часто спрашивал себя, не ее ли смерть стала причиной его войны с рассами: ведь он отказывался последовать советам и послать вместо себя более молодых людей. Кадар говорил себе: я каган, поэтому расправа с рассами - дело моей чести. Но, несмотря на это, он мог бы взять себе спутников. Кадар же предпочитал действовать в одиночку. Может быть, и умереть в одиночку. На нем лежит ответственность перед Джадором и Гримхольдом, но если уж ему суждено умереть здесь, в сердце пустыни - что ж, он не станет возражать.

Истиках продолжала пробовать языком воздух. Ни один мускул не дрожал под ее золотистой чешуей. Кадар понимал, что ящерица чует покинувшего это место змея. И было что-то еще. Обычный змеиный запах, напоминавший ему запах кожи. Но не просто кожи. И крилу, и всаднику понадобились пара секунд, чтобы определить: пахло старой кожей.

Сброшенной.

Кадар сильнее натянул поводья, чувствуя возбуждение животного. Подобно всем змеям, рассы периодически избавляются от старой кожи. И в этот период они наиболее уязвимы. Если только удастся застать чудовище в логове за этим процессом...

Кадару вовсе не по душе была идея быстрой езды по горной дороге, но необходимо торопиться. Истиках без слов почувствовала его решимость, и двинулась в горы. Связь между ними была настолько сильной, что Кадару практически не требовалось управлять ящером. На Истиках было седло, и бедра Кадара прочно крепились к нему, дабы он не соскользнул с гладкой спины животного. Легкое сжатие бедер и незначительное натягивание поводьев - вот и все, что требовалось для управления. Вместе они составляли единое целое. Истиках прокладывала путь в песках, и ее мощные конечности не знали усталости. Передние лапы были вооружены острыми когтями, поэтому, хотя они были слабее колоссальных задних, тем не менее, отлично справлялись со своей задачей в бою. Двигаясь между скал, она пригнула шею, прищурилась, высматривая врага, а ее длинный язык по-прежнему пробовал воздух на вкус. Кадар отвязал щит и продел в него левую руку. В правой он сжимал копье. Низко пригнувшись к шее скакуна, он держал оружие перед собой. Появись сейчас расс прямо впереди, он использует хлыст, но, если гигантский змей сбросил шкуру, то можно попытаться справиться с ним прямым ударом.

Вначале лапы крила шуршали по песку, но с подъемом в горы почва становилась тверже. Вот на пути у них встала каменная арка, и они очутились на узкой тропе, проходящей между двух скал. Тропа расходилась в разные стороны. Истиках остановилась, оглядываясь в выборе направления. Кадар осторожно наблюдал за дорогой, убеждая себя, что расс не бросится на них из-за скалы. Если чудовище занято процессом линьки, то вряд ли сможет почуять их, и они обойдут скалы с подветренной стороны: Истиках, с ее острым чутьем, это удастся. Кадару не было нужды объяснять крилу, что от него требуется. Истиках обнюхала воздух и решительно выбрала направление. Справа запах кожи казался сильнее. Кадар сжал копье и еще ниже скорчился на спине у зверя. Кровь зашумела у него в висках. Это проснулся боевой дух. Вся ярость, накопившаяся за годы со дня смерти Джитендры, теперь обрушилась на жутких тварей. Кадар знал, что гнев сослужит ему добрую службу. И неважно, каким окажется размер чудовища: двадцать ли футов, тридцать ли - а может, и все сто. В любом случае, он уничтожит его, не будь он Кадаром. Без возлюбленной, жизнь его стала сплошным проклятьем, и ни один расс не сможет ничего добавить в эту чашу страданий.

На вершине следующего каньона Истиках снова остановилась. На пути встали глыбы, и она обежала их, продолжая, меж тем, внимательно следить за дорогой и обнюхивать воздух. Он здесь, без слов просигналила она хозяину. Линяющий расс находился за этими глыбами, укрывшись где-то в ущелье. Змее ничего не стоит заползти в сколь угодно узкий проход, и Кадар знал, что рассы часто выбирают подобные места для линьки, дабы их не тревожили. Он снова подумал об уязвимости змеи, понимая, что легко сможет проткнуть ее копьем. Если повезет, расс даже повернуться не успеет. Ширина ущелья составляла всего восемь футов; скалы же возвышались двумя отвесными стенами. Впереди уже виднелся свет. Для расса найдется место, чтобы развернуться, но сбежать он не успеет.

Кадар откинул с лица покрывало. Сделал медленный беззвучный вдох. Почувствовал крепость доспехов, покрывающих его тело. Вот только шлемов он не признавал. Носить их - удел северных трусов. Добрым людям из Джадора не нужны подобные ухищрения. Они храбро смотрят в лицо врагу.

По его команде Истиках стала вползать в ущелье, пригнувшись к земле как можно ниже. Солнце кое-где заглядывало туда, но большая часть логовища была погружена в тень. Кадар внимательно осматривал местность, ища следы змей. Их с Истиках посещали тревожные мысли. Слившись сознанием с ящером, Кадар чувствовал, как напряжена его "лошадь", как тверда ее поступь и как сильна в ней жажда мести. В такие моменты она становилась воплощением ярости, готовая пропороть брюхо змеи острыми клыками. Она неудержимо стремилась вперед, и ее мощный хвост оставлял глубокие следы на земле.

Как это бывало и прежде, Истиках первой заметила расса. Ее мозг послал сигнал Кадару. Глаза обоих устремились к цветному пятну впереди. Там, посреди камней, виднелся толстенный змеиный хвост. Из тени выступала лишь половина огромного туловища, другая же была не видна. Чудовище не шевелилось, но Кадара это не удивляло. Линька змей - долгий и утомительный процесс, он часто проходит вспышками - то начинается, то затухает. В перерывах между яростными попытками освобождения от старой кожи змеи обычно отдыхают. Кадар не смог сдержать улыбку. Запертая в тесном ущелье, застигнутая врасплох, змея будет легкой добычей.

"Теперь очень осторожно", - мысленно скомандовал он Истиках. И поднял копье. Еще ближе...

Ящер повиновался, и вот уже разноцветная змеиная шкура стала видна отчетливей. Она оказалась черной в зеленую крапинку с золотистыми "очками" кобры. По мере их приближения стало видно, какая это громадина. На мгновение Кадар даже испугался. Таких гигантских рассов ему не доводилось встречать. В сознании промелькнуло сожаление: он вспомнил, как Ралави, его друг, умолял кагана не охотиться в одиночку.

"Но я же каган, - сказал себе Кадар. - Неужели я слабее этой твари?"

Они проникли уже в самую глубь ущелья. Каждый новый шаг приближал к жертве. Кадар почувствовал нерешительность, видя, что расс все еще не шевелится. Истиках уловила его настроение и тоже заколебалась. Действуя в полном согласии, они сделали еще шажок, потом другой - и тут поняли, в чем дело. То, что они видели, было не самим змеем, а лишь его старой кожей. Почувствовав ледяной холодок, пробежавший по спине, Кадар уже собрался было повернуть назад, когда уловил тень, мелькнувшую за спиной. Медленно обернувшись, он встретился со взглядом жутких немигающих глаз.

Огромный капюшон расса заслонил солнце. Два длинных клыка торчали из алой пасти, а страшный раздвоенный язык вибрировал в такт шипению. Новенькая кожа сверкала на солнце, подобно радуге. Во взгляде чудища читалось торжество. Кадар замер. Он в ловушке, теперь это ясно. Расс сумел обхитрить его. Но путь к отступлению отрезан. Кадар поднял щит.

Змей кинулся на него, словно молния, угрожающе развернув капюшон. Когда удар достиг щита, Истиках отпрянула в сторону. Маневр позволил выиграть время, и Кадар выставил вперед копье. Расс покачивался из стороны в сторону, уклоняясь от копья. Кадар знал: отступление в данной ситуации означает смерть.

Он поднял копье и бросился вперед, издав боевой клич. Истиках пригнула голову и подняла лапы с острыми, как бритва, когтями, направляя их в живот чудовища. Расс вначале замер, затем хлестнул мощным хвостом. Истиках прыгнула. Хвост пролетел над ее головой, но его конец задел крила. Земля задрожала. Кадар увидел зловещие челюсти рядом со своей головой. Он едва успел выставить щит. Истиках поспешила вскочить на ноги, но расс свернулся кольцами, преграждая путь к отступлению. Истиках рванулась вперед, и из горла ее вырвался звук, напоминающий громкий хриплый собачий лай. Ее когти впились в брюхо змеи, нанося глубокие раны. Разъяренный расс снова атаковал, бросившись на Кадара, но встретился с его щитом. Копье взлетело, но опять не достигло цели, ибо змей уворачивался, пытаясь нападать. Истиках двигалась, словно танцуя, насколько позволяло узкое ущелье. Кадар знал: у них всего один шанс. Ловко выставив вперед щит, он выхватил длинный хлыст.

"Еще один бросок, и мы свободны!" - мысленно передал он приказ крилу.

Крил повиновался, с рычанием бросившись вперед. На этот раз раненому рассу удалось спастись, увернувшись. Кадар знал: новой атаки не миновать. Отражая удар, он резко развернулся в седле; хлыст мелькнул в воздухе, словно молния. Тварь замерла, оглушенная; хлыст зацепил ее за капюшон. Истиках рванулась вперед с новой силой, увлекая расса за собой. Он разевал страшную пасть, пытаясь укусить. Кадар вогнал копье прямо в пасть змея, пробив небо. Хлынула кровь. Кадар выдернул копье, но хлыст не отпускал, наоборот, затягивал туже. Истиках, послушная команде, мчалась прочь из зловещего ущелья, а извивающееся тело чудовища тащилось за ними вслед по дороге. Наконец, когда они были уже на открытом месте, крил смог развернуться и нанести последний, смертельный удар недругу.

Расс уже ничего не мог поделать. Острые когти крила вонзились в мягкое брюхо, разрывая его и обнажая внутренности.

Когда расс испустил дух, Кадар велел Истиках поворачивать назад. Морда и когти крила были покрыты кровью. Кадар выскользнул из седла на горячий песок, дабы измерить убитого змея, без сомнения, самого крупного за всю его жизнь. Поразительно, но сам он при этом нисколько не пострадал. И снова подумал, что в бессмертии нет никакого толку. Его нынешнее мастерство пришло к нему лишь спустя годы опыта.

Он снова завернулся в гака и отцепил с пояса кинжал, а потом подошел к мертвому рассу и начал спиливать его громадные челюсти.

Час спустя Кадар уже держал путь домой. Шпили и прямоугольные башни Джадора выросли на горизонте посреди песков, но он не спешил. Как хорошо побыть вдвоем с Истиках - ехать и смотреть на страшные челюсти поверженного расса, свисающие с седла: все еще в пятнах крови и обрывках змеиной плоти. Стоял полдень, и солнце пекло немилосердно. Темная одежда нагрелась от жары. Чешуя крила, припорошенная пылью, неплохо защищала животное от жары. Сознание боевой подруги было расслабленным, полусонным. Она тоже чувствовала удовлетворение. Вот вернутся во дворец, и отдохнут, решил Кадар. Он примет ванну с розовой водой, дабы успокоить ноющие мышцы. Истиках же хорошо накормят и почистят. Они оба заслужили это. Кадар улыбнулся и потрепал подругу по длинной крепкой шее. Ему нравилось прикасаться к чешуе - напоминает настоящие доспехи. Вот они забрались на дюну и увидели Джадор, простирающийся впереди, словно гигантский оазис. За последние десятилетия город еще вырос. Его окраины более чем на милю простирались в сторону песков, и многие ганджисы пришли сюда жить и торговать. Прекрасный белый город, искрящийся на солнце. Джадори определенно есть чем гордиться. Сейчас они так сильны, как никогда прежде, и вполне в состоянии защитить Гримхольд. Кадар размышлял об этом, когда заметил приближающегося к ним одинокого всадника. Он приказал Истиках остановиться и стал ждать, когда тот подъедет поближе. Наконец, всадник увидел их. Он был одет в черную гака с пурпурным кантом, и по этой одежде Кадар признал своего. Должно быть, кто-то из друзей, скорее всего, Ралави, выехал ему навстречу. И Кадар замахал рукой.

"Увидит меня живым и обрадуется", - подумалось Кадару. Он велел Истиках идти навстречу. И вправду, это оказался Ралави: он признал его по крилу - недоброго нрава самцу, черному, с зелеными полосками вдоль спины. Когда между ними осталось не более нескольких шагов, Ралави откинул повязку, обнажив лицо. Как и все джадори, он отличался темной кожей и прекрасными сверкающими глазами. Друг улыбнулся Кадару, заметив гигантские челюсти у седла.

- Вижу, ты жив, - насмешливо произнес он. - Не думал, однако, что тебе это удастся.

- Ага, не только жив, но еще и победитель, - ответил Кадар. Он подъехал поприветствовать друга и похлопал по боевому трофею. - Оцени размер, Ралави. Клянусь Вала, настоящий монстр.

- Пожалуй, фута двадцать четыре будет, - проронил Ралави.

- Все тридцать, и тебе это хорошо известно! - не уступал Кадар.

Ралави расплылся в улыбке:

- Ты, похоже, невредим, это здорово.

- Ты что, волновался?

- Конечно. Будь у тебя побольше ума, ты бы тоже волновался.

Кадар посмотрел вверх, прямо на солнце. Ралави, видно, долго пришлось искать его.

- Знаю, о чем ты подумал, - заметил Ралави. - Но я выехал не на помощь тебе.

- Неужели?

- Ты отдал приказ, и пришлось мне повиноваться, Кадар. Но у меня новости. Здесь Эла-даз.

Кадара поразило это сообщение, но он обрадовался. На языке джадори "Эла-даз" означало "малышка".

- Эла-даз? Когда она появилась?

- Прибыла только что. Я сказал: ты скоро появишься, а она объявила, что будет ждать тебя, мол, хочет поговорить без спешки. Но я решил, ты захочешь узнать об этом.

- И вправду, Ралави, спасибо тебе, - поблагодарил Кадар. Прошло много месяцев с последнего визита Эла-даз, и он жаждал увидеться с нею. - Она одна?

- Великан прибыл с нею.

- Как всегда. Еще кто-нибудь?

- Она прихватила двоих молодых.

Кадар улыбнулся. Хорошо, когда Эла-даз приводит с собой молодняк. Приятно наблюдать молодую поросль Гримхольда. Тогда и в его жизни прибавляется смысла.

- Пойдем же, - позвал он Ралави. - Не будем заставлять ее ждать.

Забыв о ванне, Кадар направил Истиках к городу, стремясь поскорее увидеться со старинной подругой. Хотя они были в пути не один час, Истиках словно бы и не устала вовсе и легко несла хозяина домой. Ралави и его крил держались немного поодаль, резво двигаясь по пустыне. По пути Кадар рассказал про встречу с рассом и о подвигах - своем и Истиках. Ралави слушал, качая головой, и каган понимал: друг не очень-то одобряет его поступок.