АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Прошу прощения, - произнес он с глубоким поклоном, отмахнув при этом шляпой.
- Я думаю, здесь дело не только в некромантии. Она вычислила, что я вхожу в триумвират, как только меня увидела. Я следила, как она разбирала связь между нами троими, будто расплетая нить. Она знала. Я думаю, этого она и хочет. Хочет знать, как это действует.
- А она может это повторить? - спросил он.
- У нее есть человек-слуга, и она умеет призывать ягуаров. Теоретически, я думаю, она могла бы, хотя не знаю, можно установить трехстороннюю связь, если уже поставила метки на человека, а на зверя - еще нет.
- Если метки свежие - возможно.
- Нет, они не новые. Слуга давно уже при ней.
- Тогда - нет. Слишком закаменели метки человека, чтобы расшириться для третьего.
- Если она интересуется мной ради силы, которой сама иметь не может, что же она предпримет, выяснив, что от меня ей толку не будет?
- Лучше всего будет, если она не узнает об этом, ma petite.
- Ты думаешь, она меня убьет?
- Она полстолетия убивала всякого, кто переходил ей дорогу. С какой стати ей менять свои привычки?
Я настолько приблизилась к зеркалу, что видела золотые пуговицы камзола, а также то, как поднимается и опускается дышащая грудь. Я не была так близко к нему уже полгода. Мы просто снились друг другу, но оба знали, что это не просто сон. Жан-Клод поставил между нами зеркальный барьер, чтобы мы не входили в фантазии друг друга. Он раньше посещал мои сны, мое забытье, как демон-любовник. Наяву мы тоже это делали, но в снах это было намного нежнее, иногда прелюдией к яви, иногда само по себе.
Зеркало стало тоньше, будто стекло испарялось. Как тоненькая прослойка. Он коснулся пальцами с той стороны, и зеркало прогнулось, как прозрачный пластик.
Я приложила свои пальцы с другой стороны, и это было как удар тока. Наши пальцы переплелись, ладони соприкоснулись, и даже это целомудренное прикосновение заставило меня задышать быстрее.
Я шагнула назад, но руку не убрала и тем самым потянула его из зеркала. Он покинул золоченую раму и вдруг оказался передо мной, и руки наши все еще соединялись в воздухе. В ладони я ощущала биение его сердца, словно он весь сконцентрировался в этой бледной руке, прижатой к моей.
Он наклонился ко мне, будто для поцелуя, и я испуганно стала отодвигаться, но сон разлетелся, и я очутилась в яви, таращась в потолок больничной палаты. Рядом стояла сестра, читавшая показания приборов, - она-то меня и разбудила. Я не знала, радоваться или огорчаться.
Метки открылись меньше недели назад, а Жан-Клод уже пристает. О'кей, ладно, предупредить меня надо было, но... а, черт. Моя учительница Марианна объясняла, что мне нельзя просто игнорировать ребят, так как это будет опасно. Я думала, она имела в виду не пренебрегать связывающую нас силу, но оказалось, не только это. Я - человек-слуга Жан-Клода, что и осложняет мои передвижения. Территория каждого вампира подобна иностранной державе. Иногда между ними есть международные договоры. Иногда их нет. Случается, два Мастера питают чистую и старую вражду, и если ты в компании одного, то от земель другого тебе надо бежать как от чумы. Отказавшись общаться с Жан-Клодом, я могла все испортить, могла погибнуть или попасть в заложницы. Я только думала, что мне ничего не грозит, когда я занимаюсь делами полиции или подъемом зомби. Это работа. Ничего общего она не имеет с Жан-Клодом и вампирской дипломатией. Но я могла все это время ошибаться - как и сейчас.
А почему, спросите вы, я поверила Жан-Клоду и его предупреждению? Да потому, что ему совершенно не было смысла лгать. И еще я ощущала его страх. Одно из преимуществ меток в том, что благодаря им можно точно знать, что чувствует ваш партнер. Иногда мне это мешало, иногда бывало полезно.
Сестра сунула мне под язык термометр в пластиковом чехле и стала считать пульс. Что мне действительно не понравилось в этом сне - это мое влечение к Жан-Клоду. Когда метки были закрыты, я к нему во сне не прикасалась. Правда, тогда я и не давала ему входить в мои сны. При поднятых барьерах я контролировала сны, не пуская ни его, ни Ричарда. Я и теперь могла бы это сделать, только усилий потребовалось бы больше. А мне давно не доводилось практиковать. Значит, надо снова потренироваться, и быстро.
Термометр пискнул. Сестра посмотрела на экранчик у себя на поясе, улыбнулась мне пустой улыбкой, которая могла означать все что угодно, и что-то записала.
- Я слышала, вы сегодня выписываетесь.
Я подняла на нее глаза:
- Правда? Отлично.
- До выписки к вам зайдет доктор Каннингэм. - Она снова улыбнулась. - Кажется, он хочет лично проследить за вашим отбытием.
- Я одна из его самых любимых пациенток, - сказала я.
Улыбка сестры чуть пригасла. Наверное, она знала, что именно думает обо мне доктор Каннингэм.
- Он скоро придет.
- Но меня точно сегодня выписывают? - спросила я настойчиво.
- Так я слышала.
- Я могу позвонить своему другу, чтобы он меня забрал?
- Я могу позвонить от вашего имени.
- Если я сегодня ухожу, разве мне тогда нельзя позвонить?
Милейший доктор распорядился, чтобы телефона у меня в палате не было. Чтобы я не занималась никакой работой, никакой абсолютно. Когда я пообещала не пользоваться телефоном, если мне таковой будет предоставлен, он только посмотрел на меня, что-то отметил у себя в истории болезни и вышел. Наверное, он мне не поверил.
- Если доктор скажет, что вам можно, я тут же его принесу. Но вы на всякий случай скажите мне номер, чтобы я позвонила вашему другу.
Я дала ей номер Эдуарда, она записала, улыбнулась и вышла.
В дверь постучали. Я думала, доктор Каннингэм, но нет - это явился Рамирес. На нем сегодня была светло-коричневая рубашка и темно-коричневый наполовину развязанный галстук с мелким желто-белым узором. И еще он надел коричневый пиджак под цвет штанов. Впервые я его увидела в полном костюме. Интересно, закатаны ли у него рукава под пиджаком? Он держал букет воздушных шариков с персонажами мультиков. И с надписями вроде "поправляйся скорее" - на шарике с Винни-Пухом.
Я не могла не улыбнуться:
- Ты же уже посылал цветы.
На столике стоял небольшой, но симпатичный букет маргариток и гвоздик.
- Я хотел что-нибудь принести сам. Извини, что не пришел раньше.
У меня улыбка несколько увяла.
- Детектив, так извиняется возлюбленный или любовник. Откуда у тебя это чувство вины?
- А мне все приходится напоминать, что я для тебя не детектив, а Эрнандо.
- А я все забываю.
- Да нет. Ты просто стараешься увеличить дистанцию.
Я посмотрела на него. Вероятно, он был прав.
- Быть может.
- Если бы я был твоим любовником, я бы из больницы не вылезал и не отходил от тебя ни на шаг.
- Даже несмотря на то что ведется расследование?
Ему хватило такта пожать плечами со смущенным видом.
- Я бы постарался не отлучаться от тебя ни на минуту.
- А что произошло, пока я здесь валяюсь? Мой доктор постарался, чтобы я ничего не знала.
Рамирес поставил шарики рядом с цветами. Они были с грузиками, чтобы не улетели.
- В последний раз, когда я пытался тебя увидеть, доктор взял с меня обещание, что я не буду говорить с тобой о деле.
- Я не знала, что ты здесь уже был.
- Ты мало что замечала.
- Я спала?
Он кивнул.
Класс! Интересно, сколько тут народу прошло, пока я лежала в отрубе?
- Я сегодня выписываюсь, так что можно, наверное, говорить по делу.
Он посмотрел на меня - выражение его лица было красноречивым: он мне не верил.
- Почему мне никто не верит?
- Ты сейчас как все копы. От работы не можешь оторваться.
Я подняла руку в бойскаутском салюте.
- Честное слово, сестра мне сказала, что меня выписывают.
Он улыбнулся:
- Не забывай, я видел твою спину. Даже если тебя выпишут, ты сразу к работе не вернешься. По крайней мере активно.
- Как? Меня заставят рассматривать фотографии и слушать, что нашли другие?
Он кивнул:
- Что-то вроде.
- Я что, похожа на Ниро Вульфа? Я не из тех девушек, что отсиживаются дома в тылу.
Он засмеялся, и это был приятный смех. Обычный, нормальный смех. Не было в нем осязательного сексуального подтекста, как у Жан-Клода, но мне нравилось именно то, что он обыкновенный, этот смех. Но... как бы ни был мил и приятен Рамирес, я не могла забыть сон с участием Жан-Клода. Я ощущала прикосновение его руки, оно еще держалось на коже, как держится в комнате запах дорогих духов после ухода надушенной дамы.
Может, это была любовь, но что бы там ни было, трудно найти мужчину, который смог бы конкурировать с Жан-Клодом, как бы мне этого не хотелось. Когда он был со мной, все прочие мужчины будто отступали и расплывались в общем образе, кроме Ричарда. Это и значит - быть влюбленной? И я влюблена? Хотела бы я знать это точно.
- О чем ты задумалась? - спросил Рамирес.
- Ни о чем.
- Чем бы ни было это "ни о чем", оно для тебя серьезно и почти нагоняет печаль.
Он придвинулся ближе, коснулся пальцами простыни. У него было вопросительное, ласковое и очень открытое лицо. Я поняла, что в каком-то смысле Рамирес - мой счастливый билет. Он знал, что и как на меня действует, частично по совпадению, частично потому, что хорошо меня понимал. Он понимал, что я люблю и что не люблю в мужчинах, лучше, чем Жан-Клод, которому понадобились для этого годы. Я люблю честность, открытость и что-то вроде детского шарма. Есть и другие вещи, вызывающие вожделение, но путь к моему сердцу был таким. Жан-Клод почти никогда и ни в чем не бывал открытым. У любого его поступка была дюжина разных мотивов. Честностью он тоже не особенно отличался, а детский шарм... нет. Но Жан-Клод оказался первым, и к добору или к худу, таково было на сегодня положение вещей.
Может быть, и сейчас поможет толика честности.
- Я задумалась, как бы сложилась моя жизнь, если бы я сперва встретила такого человека, как ты.
- Сперва. Значит, кого-то ты уже встретила.
- Я тебе говорила, что дома меня ждут двое мужиков.
- Ты еще сказала, что не можешь из них выбрать. Моя бабушка всегда говорила, что женщина при выборе одного из двоих мужчин колеблется только в случае, когда ни тот, ни другой ей не нужен.
- Не говорила она такого.
- Говорила. За ней ухаживали двое, она вроде как наполовину была с обоими помолвлена, а потом встретила моего деда и поняла, почему колебалась. Ни одного из них она не любила.
Я вздохнула:
- Только не надо говорить, что я попала в семейную легенду.
- Ты мне не сказала, что уже занята. Скажи, чтобы я не терял время, и я перестану.
Я посмотрела на него - на самом деле посмотрела, проследила глазами линию улыбки, искорки веселья в глазах.
- Ты зря теряешь время. Прости, но мне кажется, что это так.
- Кажется?
Я покачала головой:
- Эрнандо, перестань. О'кей, я уже занята.
- Это не так, ты еще не сделала выбор, но о'кей. Значит, я тоже не тот, кто тебе нужен, иначе ты бы знала. Когда ты его встретишь, у тебя не останется сомнений.
- Только не говори мне об истинной любви, о союзе душ и прочем.
Он пожал плечами, теребя край простыни.
- Что мне сказать? Я воспитан на рассказах о любви с первого взгляда. Моя бабушка, родители, даже прадед говорили одно и то же. Они встречали своих суженых, и после этого больше никто для них не существовал.
- Ты из семьи романтиков, - сказала я.
Он кивнул с довольным видом.
- Мой прадед до самой своей смерти рассказывал о прабабке так, будто они еще школьники.
- Это приятно звучит, но я не верю в истинную любовь, Эрнандо. Не верю, что есть лишь один человек, который может составить счастье твоей жизни.
- Не хочешь верить, - уточнил он.
Я покачала головой:
- Эрнандо, ты переходишь грань между юмором и навязчивостью.
- Зато ты хотя бы стала звать меня по имени.
- Может быть, потому что больше не вижу в тебе угрозы.
- Угрозы? В чем? В том, что ты мне нравишься? Что я тебя приглашал куда-нибудь? - спросил он, нахмурив брови.
Я тоже пожала плечами.
- Что бы я ни хотела сказать, Эрнандо, просто перестань. Это ни к чему не ведет. Что бы я ни решила, все равно я буду выбирать между теми двумя, которые ждут меня дома.
- Судя по твоему тону, до этой минуты ты не была так уверена.
Я задумалась на секунду.
- Знаешь, ты прав. Наверное, я искала кого-то другого, кого-нибудь еще. Но это без толку.
- У тебя не слишком счастливый голос, Анита. А любовь должна делать человека счастливым.
Я улыбнулась, сама зная, что улыбнулась мечтательно.
- Если ты думаешь, Эрнандо, что любовь приносит счастье, то либо ты никогда не был влюблен, либо не был влюблен настолько долго, чтобы обнаружить в любви и нелицеприятные стороны.
- Ты не настолько стара, чтобы быть такой циничной.
- Это не цинизм, это реализм.
У него было грустное и сочувственное лицо.
- Ты потеряла чувство романтики.
- Его у меня никогда не было. Можешь мне поверить, и те ребята, что ждут меня дома, тебе это подтвердят.
- Тогда мне еще сильнее тебя жаль.
- Ты не пойми меня неправильно, Эрнандо, но, когда я слышу, как ты распинаешься насчет истинной любви и романтики, мне тебя жаль становится. Тебя ждет сильное разочарование, Эрнандо.
- Нет, если любовь существует.
Я с улыбкой покачала головой:
- Скажи, а детектив отдела по расследованию убийств имеет право быть наивным или правила запрещают?
- Ты думаешь, это наивно? - спросил он.
- Не знаю, но это очень мило. Я желаю тебе удачи, найти свою миз Которая-Нужно.
Дверь открылась, появился доктор Каннингэм.
- Доктор, ее действительно сегодня выписывают? - спросил Рамирес.
- Да.
- Почему мне никто не верит? - спросила я.
Они оба посмотрели на меня. Странно, как быстро люди замечают некоторые черты моей личности.
- Я бы хотел еще раз взглянуть на вашу спину, а потом вы свободны.
- Тебя есть кому отвезти? - спросил Рамирес.
- Я попросила сестру позвонить Теду, но не знаю, позвонила она или нет и был ли он дома.
- Я тебя подожду, чтобы отвезти. - Я не успела слова сказать, как он добавил: - На что же еще человеку друзья?
- Спасибо, и тогда по дороге ты меня проинформируешь о ходе дела.
- Ты никогда не отступаешь?
- Когда веду дело - никогда.
Рамирес вышел, покачивая головой, и оставил меня наедине с доктором. Каннингэм смотрел, тыкал пальцами и наконец просто провел рукой по моей спине. Она уже почти зажила.
- Впечатляет. Мне приходилось лечить ликантропов, миз Блейк, и у вас раны заживают почти так же быстро.
Я поработала левой рукой, натягивая кожу на месте укуса трупа. След от зубов был уже бледно-розовым, почти превратился в обыкновенный шрам, всего на несколько недель раньше, чем должен был. Я подумала, не исчезнет ли вообще шрам, или все-таки останется.
- Я исследовал вашу кровь. Даже передал образец в генетический отдел, чтобы они поискали что-то нечеловеческое.
- Генетические исследования тянутся месяцами, - заметила я.
- У меня друг есть в том отделе.
- Серьезный должен быть друг.
Он улыбнулся:
- Она действительно человек серьезный.
- Так я свободна?
- Вполне. - Он снова стал серьезен. - Но я все равно чертовски хотел бы знать, что вы собой представляете.
- Если я скажу, что я человек, вы не поверите?
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 [ 45 ] 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
|
|