Тетя Луна чувствовала твою любовь к моей матери.
упрямо закачал головой.
горячностью, которая вызвала раздражение у Тристана. По его мнению,
Изабель слишком много выпила, у нее голова идет кругом от того, что уже
несколько вечеров она свободна от забот о детях, а кроме того, она, как
девчонка, хочет польстить своему дяде, отправившись с ним в путешествие по
прошлому. Изабель приоткрыла рот, будто показывала дяде бархатный язычок.
- Я похожа на нее?
кудрявых волос, больших золотых сережек, изящных рук цвета жженого сахара
со множеством блестящих браслетов на запястьях. Ее платье без рукавов,
словно ножны, одновременно и скрывало и украшало ее тело. Она пополнела,
но совсем немного - килограмма на два.
женщиной, единственное предназначение которой - возлежать на кушетке в
гареме. Говорят, в жилах андраидских Гуимаранов течет и мавританская
кровь. Она ничего не умела: ни яйцо сварить, ни письмо написать, ни
вечеринку устроить. Корделия ничем не могла помочь карьере твоего отца.
Она не смогла даже родить второго ребенка. Еще когда твоя мать была жива,
Изабель, она вверила твое воспитание заботам слуг и Луны. Когда моя жена
бывала с тобой, Корделия вела себя очень ласково. Свой решительный и
нервный темперамент ты унаследовала от Луны; однако по своей страстной
сути ты - неподражаемая Корделия.
Изабель - чтобы оба мужчины были рядом с ней, она заняла место во главе
стола - схватила бледную руку Тристана своими пальцами, которые при свете
свечи казались черными, как смолистое сладкое кофе, что подают в маленьких
высоких чашках.
учитывая ее нищету, - угрюмо буркнул он.
связаться с ним дополнительными узами. Она чувствовала, что он ускользает
от нее, и не желала мириться с этим.
плохих матерей!
с Изабель на Тристана и обратно, почуяв небольшую напряженность между
супругами здесь, где само окружение было родным только для одного из них.
земля - плохая мать. Любить ее, любить жизнь как таковую - в этом наше
торжество.
матери, о тех днях, когда Рио был похож на бокал венецианского хрусталя, о
поездках в Петрополис, чтобы скрыться от летнего зноя. Ах, Петрополис! Как
великолепны императорские сады, по которым когда-то прогуливался сам Дон
Педру с императрицей Терезой Кристиной и упрямой дочерью, знаменитой
Изабель, которая бросила вызов общественному мнению и танцевала с мулатом,
инженером Андре Ребосасом, когда принцесса-правительница объявила о конце
рабства. Ах, какой это город, какие там каналы и мосты, площади и парки,
поистине европейские по своей законченности и очарованию; готический собор
Петрополиса - точная копия лондонского хрустального дворца; а какой вид
открывался из ресторана на город и тонкий, как нить, водопад! С помощью
дяди Изабель радостно отдалась воспоминаниям о тех восхитительных днях
семейных праздников, когда отец сидел с ней рядом за столом, накрытом
белоснежной скатертью, а худая и забавная тетя Луна показывала Изабель,
какими вилками пользоваться. Изабель была в то время любимым ребенком,
разодетым в пышные прозрачные рюши. Ее окружали кланяющиеся официанты,
далекая музыка и сверкающая, цветущая, текучая Бразилия - этакая Европа,
лишенная напряженности и угрызений совести. Ах, помнишь тот день, когда в
саду отеля ветер повалил шатер? А как белый пудель сеньоры Уандерли укусил
повара, который жарил мясо на огне? А помнишь, как Марлен Дитрих и все
местные немцы обедали в "Ла Бель Меньер"!
разговоре. Их мир был для него чужим. В Сан-Паулу он создал себе прошлое и
мог в кругу друзей вспоминать события двенадцати лет. Однако теперь, если
не считать тех случаев, когда дядя Донашиану поворачивался к нему и
специально пытался вовлечь его в разговор каким-нибудь общим вопросом (а
что вы, промышленники, думаете о последнем замораживании цен? А вас,
молодых, так же, как и меня, пугают свободные выборы президента?),
Тристану оставалось только пыхтеть кубинской сигарой да глубже забираться
в скрипучее кожаное кресло, вытягивая вперед ноги и пытаясь подавить дрожь
в мышцах. От нечего делать он разглядывал Изабель, лицо которой словно
подернулось туманной дымкой и исчезло в воспоминаниях об идиллическом
детстве. Она сняла туфли со своих стройных ног и забралась на изогнутую
малиновую софу. Тристана подавляла теплота, соединявшая ее с дядей, она
казалась ему нездоровой, как сигарный дым. Она удалилась в свой
очарованный мир. Что ей нужно было от меня, думал он в облаках дыма.
Ничего, кроме початка, початка незнакомца, который сделает грязную работу
природы.
спать, а супружеская пара отправилась в свою спальню на втором этаже
квартиры, расположенную рядом с прежней комнатой Изабель, которую Мария во
время своего недолгого пребывания здесь в качестве жены превратила в
кладовую. Окна спальни снизу доверху заливал искрящийся свет Рио.
надышался сигарным дымом. Я не привык к сигарам, как и к длинным
застольным беседам.
вечен и потому ему нравится думать о прошлом. Будущего он боится. Он
уверен, что на всенародных выборах победят коммунисты или какой-нибудь
персонаж идиотского телевизионного сериала. Бедный старик так напуган.
через спальню; она уже скинула с себя зеленые ножны платья, и белое нижнее
белье в двух местах разрывало черноту ее тела.
голосом. - Только он помнит, какой я была, когда... когда еще не утратила
невинность.
дорогой серый костюм, я остался тем же черномазым, с которым он запрещал
племяннице встречаться двадцать два года назад. Он помнит, но ничего не
может с этим поделать.
лицо и пытаясь стереть пальцем гневные морщинки с высокого лба. - Он
видит, что я счастлива, а больше ему ничего не надо. - Тонкие прямые
волосы Тристана начали редеть, и лоб его казался от этого еще более
высоким. Она нежно погладила лишенные волос виски. Ее настойчивость
раздражала Тристана, и он дернул головой, чтобы стряхнуть ее руку. На
безымянном пальце она носила кольцо с надписью "ДАР", которое ее отцу
удалось выписать из Вашингтона взамен старого; но оно было хуже первого:
гравировка на нем была небрежная, и выглядело оно менее древним, чем
кольцо, снятое со старой американки в Синеландии; это тоже раздражало
Тристана.
вспоминая прежнюю роскошь, построенную на бедах других людей. Ты
погрузилась в свои воспоминания, и я не мог дотянуться до тебя.
потрогать. - Не отводя глаз от его обиженного лица - будто стоит ей
отвернуться, и он ударит ее, - Изабель наклонилась и сняла трусики. На
лице у нее застыло выражение шпионящей негритянки, у которой глаза широко
раскрылись и она готова не то заплакать, не то засмеяться по первому же
знаку. Если бы не светлые глаза, то Изабель своим внимательным обезьяньим
личиком и пышной шевелюрой походила бы на одну из оборванных подружек
Тристана из фавелы, на Эсмеральду, ту, что нравилась ему больше всех. Он
чуть улыбнулся, и Изабель распрямилась. На фоне блестящего черного
треугольника волос в паху кожа ее казалась коричневой. Пупок напоминал
ямочку в дне котла с двумя черными ручками, ее бедрами, выгибающимися, как
два огромных жареных ореха кешью. Когда он положил свою ладонь на ее тело,
он увидел, что от загара, полученного на теннисном корте и во время
занятий виндсерфингом, его собственная кожа тоже стала коричневой, хотя и
другого оттенка. Волоски на его руке поблескивали медью.
его устало перешел на баритон. - Вы действительно очень привязаны друг к
другу - у вас одна кровь и общие воспоминания. Я совсем не сержусь. Мне
просто печально находиться так близко от своего родного дома...
месте устроен ботанический сад и смотровые площадки для туристов.
судя по его записям, хрустальный подсвечник не был заложен. "Сохрани мой
подарок, если хочешь, и зажги в нем свечу в ночь нашего возвращения".
они все равно тебя не узнают.
моего прошлого, а не твоего. Однако тебе придется отпустить меня
Лукин Евгений
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Никитин Юрий
Корнев Павел
Белов Вольф