Очевидно, доставить сюда это громоздкое сооружение стоило немалых трудов.
тканей и с тюрбаном на голове. Его темные глаза, смуглая кожа и резкие черты
как нельзя больше соответствовали такому костюму: он выглядел настоящим
восточным эмиром, героем экзотической легенды. Затем появилась мисс Ингрэм.
На ней было также восточное одеяние - широкий алый шарф опоясывал ее бедра,
на голове был вышитый платок, ее чудесные руки были обнажены до плеч; одной
рукой она грациозно поддерживала на голове кувшин. Ее фигура, черты лица,
весь ее облик наводили на мысль об иудейской принцессе патриархальных
времен, и таковую она, видимо, и должна была изображать.
наполнить кувшин, затем снова поставила его на голову. Но вот сидевший возле
бассейна обратился к ней с просьбой. Она поспешно опустила руку с кувшином и
дала ему напиться. Тогда он вынул из-за пазухи шкатулку, открыл ее и извлек
оттуда драгоценные браслеты и серьги. Женщина изобразила удивление и
восторг. Преклонив колена, он сложил сокровища к ее ногам. Она взглядом и
жестами выразила недоверие и радость. Незнакомец надел браслеты на ее руки и
вдел серьги ей в уши. Это были Елеазар и Ревекка; не хватало только
верблюдов.
они не могли решить, какое слово или слог изображены в этой сцене. Тогда
полковник Дэнт попросил представить целое. Занавес снова опустился.
остальное пространство было скрыто ширмой, задрапированной какой-то грубой
темной материей. Мраморный бассейн исчез. На его месте стоял деревянный стол
и кухонная табуретка. Все это освещалось тусклым светом фонаря, так как
свечи были погашены.
на коленях и опустив глаза. Я узнала мистера Рочестера, хотя его лицо было
загримировано и одежда в беспорядке (рубаха свисала с одного плеча, словно
была порвана во время драки), а выражение отчаяния и злобы и растрепанные,
торчащие волосы действительно изменили его лицо до неузнаваемости. Когда он
сделал движение, звякнула цепь: на его руках были кандалы.
тюрьма в Англии] - воскликнул полковник Дэнт; и шарада была разгадана.
обычную одежду, они возвратились в столовую. Мистер Рочестер вел под руку
мисс Ингрэм. Она расхваливала его игру.
всего понравился последний. О, живи вы немного раньше, какой обаятельный
разбойник с большой дороги из вас вышел бы!
кармин.
бандит. А его способен превзойти только левантийский пират.
тому назад в присутствии всех этих свидетелей.
уселись на стульях перед аркой. Мисс Ингрэм села по правую руку от него, все
прочие разместились по обе стороны от них. Но теперь я не смотрела на
актеров. Я уже не ждала с интересом, чтобы поднялся занавес. Мое внимание
было целиком поглощено зрителями. Мой взгляд, до того устремленный на сцену,
теперь неотрывно следил за сидевшими на просцениуме. Какую шараду разыграл
полковник Дэнт и его группа, какое они выбрали слово и как его изобразили,
мне уже трудно было бы вспомнить, Но я до сих пор вижу, как совещались
зрители после каждой сцены, вижу, как мистер Рочестер повертывается к мисс
Ингрэм, а мисс Ингрэм повертывается к нему, вижу, как она склоняет к нему
голову, так, что ее черные кудри почти касаются его плеча и задевают его
щеки, слышу их шепот, ловлю взгляды, которыми они обмениваются; и сейчас,
вспоминая об этом, я испытываю те самые чувства, какие испытывала тогда.
Рочестером. Так не могла же я перемениться к нему только оттого, что он
перестал на меня обращать внимание и все это время ни разу не взглянул в мою
сторону; оттого, что все его внимание было приковано к знатной даме, которая
настолько презирала меня, что опасалась задеть краем платья, а если случайно
взор ее темных и властных глаз падал на меня, тотчас же отводила его, словно
я была недостойна даже ее взгляда. Не могла же я перемениться к нему оттого,
что знала о его предстоящем браке с упомянутой дамой и ежедневно видела
подтверждение этому в ее горделивой уверенности, что так и будет, оттого,
что я видела его ухаживания за ней, - правда, он ухаживал на особый лад -
небрежно, словно вызывая ее на то, чтобы она сама искала его внимания. Но
тем больше было в этой небрежности обаяния, а в этой гордости - какой-то
притягательной силы.
любовь, но достаточно для того, чтобы вызвать отчаяние. А также - скажете
вы, читатель, - чтобы пробудить ревность. Но разве женщина в моем положении
могла ревновать к женщине, подобной мисс Ингрэм? Нет, я не ревновала. Ту
боль, которую я испытывала, трудно назвать этим словом. Мисс Ингрэм не
стоила ревности, она была слишком ничтожна, чтобы вызывать подобное чувство.
Простите мне этот кажущийся парадокс, но я имею в виду именно то, что
сказала. Она казалась очень эффектной, но лишенной всякой естественности;
она обладала красивой внешностью, была блестяще образованна, но ее ум был
беден и сердце черство; ничто не произрастало на этой почве, никакие плоды
не могли освежить вас здесь своей сочностью. Она не была добра; в ней не
чувствовалось ничего своего, она повторяла книжные фразы, но никогда не
отстаивала собственных убеждений, да и не имела их. Она толковала о высоких
чувствах, но участие и жалость были чужды ей, а также нежность и
правдивость. В этом смысле она то и дело выдавала себя, - хотя бы, например,
тем, с каким презрением и недоброжелательством относилась к маленькой Адели.
Она вечно отсылала ее от себя с каким-нибудь обидным словом, если девочка
слишком приближалась к ней, а иногда просто выгоняла из комнаты и обращалась
с ней холодно и насмешливо. Но, кроме моих, были еще глаза, которые
наблюдали за проявлениями ее характера, - наблюдали пристально, упорно,
хитро. Да, будущий жених, сам мистер Рочестер, установил наблюдение за своей
предполагаемой невестой; и вот это-то его коварство и настороженность, его
полнейшее понимание всех недостатков его избранницы, это очевидное
отсутствие всякой страсти в его чувстве к ней и вызывали во мне нестерпимую
боль.
политического характера, - оттого, что ее положение и связи подходили ему,
но я чувствовала, что он не отдал ей своей любви и что при всех ее
совершенствах она не могла завоевать это сокровище. Бот тут-то и таилась
причина моих постоянных мук и терзаний, поэтому меня и сжигал неугасимый
огонь: она была неспособна очаровать его.
бы к ее ногам свою любовь, я закрыла бы лицо свое, отвернулась бы к стенке и
(выражаясь фигурально) умерла бы для них. Будь мисс Ингрэм женщина доброй и
благородной души, наделенная силой чувства, пылкостью, великодушием, умом, я
бы выдержала бой с двумя тиграми - ревностью и отчаянием. Пусть они
разорвали и уничтожили бы мое сердце, но сознание ее неизмеримого
превосходства дало бы мне покой до конца моих дней. И чем больше было бы это
превосходство и чем искреннее мое признание его, тем глубже и спокойнее было
бы мое отречение. Но постоянно видеть, как мисс Ингрэм старается покорить
мистера Рочестера и как она все вновь и вновь терпит поражение, видеть, как
каждая пущенная ею стрела неизменно пролетает мимо цели, в то время как сама
она горделиво торжествует победу, хотя эта гордость и самоуверенность все
более и более отдаляют ее от цели: видеть все это - значило находиться в
непрестанном волнении и подвергать себя вечным терзаниям.
она могла добиться успеха. Эти стрелы, метившие в грудь мистера Рочестера и
безобидно падавшие к его ногам, могли - я это знала, - пущенные более
искусной рукой, пронзить его гордое сердце, вызвать любовь в его угрюмом
взгляде и мягкость в насмешливом лице; но еще лучше, еще успешнее можно было
выиграть эту битву без всякого оружия.
к нему столь близко? - спрашивала я себя. - Нет, она, вероятно, не любит
его, не питает к нему истинного чувства. Если бы мисс Ингрэм любила его, она
бы так щедро не рассыпала золото своих улыбок, не бросала б ему таких
многозначительных взглядов, не возводила так умильно глаза к небу, не
расточала столько внимания!" Мне казалось, что если бы она спокойно сидела с
ним рядом, меньше говорила и меньше смотрела на него, она бы скорее покорила
его сердце. Как часто я видела на его лице совсем иное выражение, чем эта
холодная сдержанность, хотя мисс Ингрэм так настойчиво заигрывает с ним. Это
другое выражение появлялось само собой, его нельзя было вызвать никакими
ухищрениями и рассчитанными маневрами, его надо было просто принять,
отвечать на то, о чем он спрашивал, без всяких претензий, обращаться к нему,
когда это было нужно, без всяких ужимок, - и тогда это выражение
усиливалось, становилось все ласковее и естественнее и согревало сердце
благодатным теплом. "Сможет ли она угодить ему, когда они поженятся? Не
думаю, чтобы ей это удалось. А почему бы и нет? Его жена могла бы, я
уверена, чувствовать себя счастливейшей женщиной на свете".
его предполагаемой женитьбы из чисто светских соображений. Узнав об этом
впервые, я удивилась: как это у него могла быть подобная цель? Я считала его
человеком, на которого в выборе жены едва ли могут влиять столь банальные
мотивы; но чем больше я размышляла о положении и воспитании их обоих, тем
Березин Федор
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур
Березин Федор
Соломатина Татьяна