молчаливой аллеи, оглашая ее веселыми звонкими голосами и заливистым
беспричинным смехом.
из-за поворота показались Зарудин, Танаров и Волошин.
Красивое его лицо густо потемнело, и вся фигура выпрямилась. Танаров мрачно
усмехнулся.
Волошина.
вперед.
впечатление удара. Он вспыхнул, задохнулся и, чувствуя себя похваченным
какою-то тяжелою силой, отделился от своей группы и, быстро шагая своими
лакированными сапогами, пошел к Санину.
глядя на тонкий хлыстик, который Зарудин неестественно держал в руке.
передали мой вызов?
каждым движением руки офицера.
человеку, принять этот вызов? - невнятно, но громче проговорил Зарудин, уже
сам не узнавая своего голоса, пугаясь и его, и холодной ручки хлыста,
которую вдруг особенно остро почувствовал в запотевших пальцах, но уже не
имея сил свернуть с внезапно открывшейся перед ним жуткой дороги. Ему
показалось, что в саду сразу не стало воздуху.
Зарудиным.
все видящий взгляд прямо в глаза Зарудину, сказал Санин.
зазвеневшим голосом.
бледнея, не подумал, а почувствовал Соловейчик.
Санина.
ним были только одни спокойные, серьезные глаза Санина.
вскрик, с чувством, похожим на отчаяние падающего в пропасть, он с
судорожным усилием, как-то чересчур высоко и неловко взмахнул тонким
хлыстом.
разгибая мускулы, ударил его кулаком в лицо.
мгновенно пронизавшее острыми иглами глаза и мозг, залило ему рот и нос.
хлыст и фуражку, упал на руки, ничего не видя, не слыша и не сознавая, кроме
сознания непоправимого конца и тупой, жгучей боли в глазу.
ужасом закрывая глаза. Юрий, с тем же чувством ужаса и омерзения, глядя на
стоявшего на четвереньках Зарудина, вместе с Шафровым бросился к Санину.
Волошин, теряя пенсне и путаясь в кустах, торопливо побежал прочь от аллеи,
прямо по мокрой траве, и его белые панталоны сразу стали черными до колен.
Танаров, стиснув зубы и яростно опустив зрачки, бросился на Санина, но
Иванов сзади схватил его за плечи и отбросил назад. Ничего, ничего...
пусть... - с отвращением, тихо и злобно-весело сказал Санин, широко
расставив ноги и тяжело дыша. На лбу у него выступили крупные капли тяжелого
пота.
опухшими, дрожащими и мокрыми губами. И в этих звуках неожиданно, неуместно
и как-то смешно-противно послышались какие-то угрозы Санину. Вся левая
сторона лица Зарудина быстро опухала, глаз закрылся, из носа и рта шла
кровь, губы тряслись и весь он дрожал, как в лихорадке, вовсе не похожий на
того красивого и изящного человека, которым был за минуту назад. Страшный
удар как будто сразу отнял у него все человеческое и превратил его во что-то
жалкое, безобразное и трусливое. Ни стремления бежать, ни попытки защищаться
в нем не было. Стуча зубами, сплевывая кровь и дрожащими руками
бессознательно счищая прилипший к коленям песок, он опять зашатался и упал.
скорее уйти от этого места.
противно и жалко смотреть на Зарудина.
глазами он смотрел на Зарудина, на кровь и на песок, странно грязный на
белоснежном кителе, трясся и нелепо шевелил губами.
усилием вырвался, ухватился обеими руками за дерево, точно его собирались
куда-то тащить, и вдруг заплакал и закричал:
сказал:
посмотрел на Юрия и, закуривая папиросу, медленно поплелся за Саниным. Даже
по его широкой спине и прямым волосам видно было, с каким пренебрежением ко
всему происшедшему он относится.
его темную массу. Сад был таким же, каким видел он его много раз,
задумчиво-темным и красивым, но теперь, тем, что в нем произошло, он как бы
отделился от всего мира и стал жутким и неприятным.
вокруг, точно ждал, что теперь уже отовсюду можно ждать нападения и насилия.
XXXI
понятна и беззаботно приятна была она прежде, настолько безобразно ужасной и
неодолимой предстала теперь. Точно она сбросила светлую улыбающуюся маску и
из-под нее выглянула хищная и страшная морда зверя.
собою старался преувеличить боль и слабость, чтобы только не открывать глаз.
Ему казалось, что это еще как-то отдаляет позор, который со всех сторон,
тысячами глаз смотрит на него и ждет увидеть его взгляд, чтобы побежать за
ним, хохоча, кривляясь и тыча пальцами прямо в лицо.
окнах, за которыми мерещились злорадно любопытные лица, и в самой руке
Танарова, поддерживающей его за талию, избитому Зарудину чудилось
молчаливое, но откровенное презрение. И это ощущение было так неожиданно и
неистово мучительно, что по временам Зарудину и в самом деле становилось
дурно. Тогда ему казалось, что он сходит с ума, и хотелось или умереть, или
проснуться.
так, что есть какая-то ошибка, что он сам чего-то не понимает, а это
"что-то" делает все совсем другим, вовсе не таким ужасным и непоправимым. Но
факт ясный и непреложный стоял перед ним, и душу его все чернее и чернее
покрывала тьма отчаяния.
руки у него в пыли и крови, и ему даже странно было, что еще можно ощущать
что-нибудь, что тело его не уничтожилось и продолжает дрянно и бессильно
жить своим чередом, когда без следа, невозвратимо исчезло все то, что
составляло красивого, щеголевато-самоуверенного и веселого Зарудина. Иногда,
когда дрожки кренились на поворотах, Зарудин чуть-чуть приоткрывал глаза и
сквозь мутные слезы узнавал знакомые улицы, дома, церковь, людей. Все было
такое же, как всегда, но теперь казалось бесконечно далеко, чуждо и
враждебно ему. Прохожие останавливались и с недоумением смотрели им вслед, и
Зарудин опять быстро закрывал глаза, почти теряя сознание от стыда и
отчаяния.
конца.
голове, но тут же представлялись лица денщика, квартирной хозяйки, соседей и
казалось, что лучше уж уехать так, бесконечно ехать и никогда не открывать
глаза.
сил, какими-то непонятными способами старался показать каждому встречному,
что он тут ни при чем, что побили не его. Он был красен, холодно потен и
растерян. Сначала он что-то говорил, возмущался, неестественно утешал, но
Земляной Андрей
Перумов Ник
Ильин Андрей
Перумов Ник
Фазиль Искандер
Контровский Владимир