полюбить Купера.
он не способен был пробудить любовь в женщине.
благородные и возвышенные, - которых обходит любовь. Допустим, вы искренне
стремились бы полюбить Купера, но, узнав его ближе, вы только пожалели бы
его и отошли; понимание неизбежности, неотвратимости его гибели заставило бы
вас покинуть его, так же как "яростный ветра порыв" помешал экипажу корабля
спасти их тонущего товарища.
Руссо любим какой-нибудь женщиной? Сам он любил страстно, но был ли любим
взаимно? Никогда, я в этом уверена. И найдись в мире женщины, подобные
Куперу или Руссо, их, несомненно, постигла бы та же участь.
чутья? Разве я не могла многое отгадать, читая и раздумывая? Мур никогда не
говорил со мной о Купере, Руссо или о любви. Все, что я об этом знаю,
поведал мне голос, которому мы внимаем в уединении.
моей душе; иной раз божественная искра в них ослепляет мой взор и согревает
мое сердце. Но многое для меня неприемлемо. Они - как бы смесь золота и
глины, слишком слабая, рыхлая масса. В целом мне они кажутся нездоровыми,
противоестественными, даже отталкивающими.
такого мягкого, созерцательного склада, как ваша, тянутся обычно к натурам
решительным и деятельным. Кстати, вы, должно быть, очень скучаете, не видясь
теперь с вашим кузеном Робертом?
кстати или некстати, заговаривала о Муре), - я ничуть не сомневаюсь, что он
питает к вам самые нежные чувства; иначе зачем бы ему уделять вам столько
внимания, беседовать с вами, многому учить вас?
повода так думать; напротив, он всячески старался показать, что только
терпит меня.
Муром может быть что-либо, кроме родственных отношений. У нее были свои
причины полагать, что теперь уже ничто не изменится к лучшему и,
следовательно, неблагоразумно терзаться воспоминаниями о радостном прошлом.
круг интересов у женщин узок, а у мужчин - широк и разнообразен; вы можете
питать самые дружеские чувства к мужчине, совершенно равнодушному к вам. Он
может скрашивать вашу жизнь тогда как ни в его сердце, ни в его мыслях нет
места для вас. Вот, например, когда Роберту приходилось уезжать в Лондон по
делам на неделю-другую, его отсутствие всегда было для меня очень заметно;
мне чего-то не хватало, в Брайерфилде становилось пусто и тоскливо. Конечно,
я жила, как и раньше, но очень скучала без него. И вот по вечерам я, бывало,
задумаюсь о нем, и у меня возникает такая странная уверенность: если бы
какой-нибудь волшебник или добрый дух предложил мне подзорную трубу принца
Али (помните "Тысячу и одну ночь"?) и я смогла бы в эту минуту увидеть
Роберта, увидеть, где он, чем занят, мне сразу стало бы ясно, как глубоко
различие между нами; я всей душой тянусь к нему, а он и не думает обо мне...
заняться каким-нибудь делом?
в жизни? Я жажду настоящего дела, которое захватило бы меня целиком.
душу мысли. Да и, кроме того, всякий усердный труд приносит какие-нибудь
плоды, а пустое, одинокое, бесцельное прозябание - никаких.
становится грубой, неженственной, мужеподобной!
обреченная оставаться незамужней? Ей достаточно быть опрятной и аккуратной,
держаться скромно и прилично. От старых дев можно требовать только одного -
не оскорблять своей внешностью взгляд окружающих. А если они нелюдимы,
суровы, некрасивы, бедно одеты, за это на них нечего пенять!
чересчур горячо вы о них говорите!
замуж за такого, как Мелоун или Сайкс, а никто другой на мне не женится.
который, по-видимому, завладел ее мыслями:
прядь короче других, и вы сказали мне, что это Роберт срезал локон с вашей
головы?
ему понадобился ваш локон?
вине, подобные глупости выдумывала именно я. Он как-то собрался уехать в
Лондон, а накануне отъезда я заметила в шкатулке его сестры короткий черный
завиток; Гортензия сказала, что она хранит на память волосы брата. Роберт
сидел тут же, я посмотрела на его голову, на густые мелкие завитки волос,
подумала, как мне было бы приятно получить от него на память такой завиток,
и попросила его об этом. Он согласился, но при условии, что и я позволю ему
отрезать прядь моих волос; вот так-то мы и обменялись. Я храню его прядь, но
уверена, что он давно уже потерял мою. Да, это была одна из тех глупостей,
за которые впоследствии краснеешь, одна из тех мелочей, воспоминание о
которых колет самолюбие словно иголкой.
чего ради я откровенничаю с вами? Вы не сможете открыться мне в таких же
слабостях: у вас их нет. Что вы так испытующе смотрите? Отведите от меня
свои ясные всевидящие глаза орлицы, - такой взгляд даже оскорбляет.
как вы думаете. Войдите!
двери, а Каролина была в другом конце комнаты. Она увидела, что Шерли было
подано письмо, и услышала:
свечи были принесены, а письмо так и осталось нераспечатанным. Вскоре
доложили о приходе Фанни, и Каролина отправилась домой.
находила наслаждение в безмятежной праздности, давая полный отдых телу и
уму, - минуты, когда ее мысли, само ощущение жизни, природы, неба над
головой, - все дарило ей полноту счастья, к которому уже нечего прибавить.
Нередко после хлопотливого утра она проводила самые знойные часы,
растянувшись на траве под благодатной тенью дерева или куста; ей никто не
был нужен, хотя и приятно было, если Каролина находилась поблизости; ничего
не хотелось видеть, кроме необъятного неба с облачками, плывшими
высоко-высоко по его бездонной синеве; ничего не хотелось слышать, кроме
гудения пчел и шелеста листвы. Книгой в такие минуты ей служила туманная
летопись воспоминаний или пророческая страница предвидения, и читать ей было
легко: ее ясные глаза излучали столько света на эти строки! Улыбка, игравшая
у нее на губах, позволяла угадывать, что пророчество не предвещало ничего
печального, ничего мрачного. Судьба, до сих пор благоволившая к счастливой
мечтательнице, обещала осыпать ее своими милостями и впредь. У нее было
много отрадного в прошлом, и радужные надежды озаряли будущее.
несколько затянувшегося полузабытья, заметила, что лицо подруги мокро, как
от росы, а большие глаза сияют влажным блеском и полны слез.
слово "вы".
ответила:
радость и печаль. Но почему вы, тихое, кроткое дитя, не поплачете вместе со
мной? Я плачу от радости - эти слезы быстро просыхают, а ваши слезы были бы
полны горечи.