Чтение 45–й страницы книги ~Три минуты молчания~

- А это трюмы?

- А это трюма.

- Учти, мать, - говорит она Гале, - тут все произносится с ударением на
"а". Боцмана, штурмана. А где же у вас кубрик?

Вот, не хватало только, чтоб я ее в кубрик повел, где бичи храпят в
ящиках, свесив сапоги через бортик. А кто не спит, тот, значит, с корешом
беседует на трехэтажном уровне, и ведь не спустится оттуда при дамах.

- Да что там, в кубрике? Эка невидаль.

Я уж спиной чувствовал: кто-то из капа выглядывает на такое диво. Так и
есть, Шурка выполз, оповещает тех, кто внизу:

- Бичи, каких лошадей привели!

Ну, и те, конечно, тоже повыползали, человека три, тут уже не до сна.

- Ого! - сказала Лиля. - Какие тут красавцы плавают! Вот кого нужно в
кино снимать.

- Правда, у вас лошади есть? - спросила Галя.

Мы с "маркони" чуть не упали.

- Мать, не срами меня. Лошади - это мы. Чувствуешь, какая галантность.

Галя вся вспыхнула, стала, как ее шапочка. А Лиле как будто все было
нипочем, смотрела на бичей спокойно, улыбалась одними губами. Но я-то знал,
как сильно она смущается, только виду не подает.

- Бичи, - объяснил "маркони", - это у нас гости. Из этого... из судкома
ВЛКСМ. Попрошу, товарищи моряки.

- А чего ж только двое? - спросил Шурка. - Нам бы весь судком.

Кто-то еще пропел кошачьим тенорком:

У ней - такая ма-аленькая грудь,

А губы - губы алые, как маки.

"Маркони" объяснил гостям:

- Это у нас традиционное приветствие, когда на борту появляются дамы.

- Мы так и поняли, - сказала Лиля.

Мы их быстренько повели в салон, по дороге - через люк - показали
машинную шахту. Там полуголый Юрочка сидел на верстаке и чего-то напевал, -
хорошо, что слов было не слышно. "Маркони", однако, не задерживался:

- А сейчас мы вам покажем "голубятник". Всякое судно, с вашего
разрешения, начинается с "голубятника".

Поднялись в ходовую. Старпом от нас отскочил как ошпаренный, удрал в
штурманскую. Молодой еще он был, архангелогородец наш. "Маркони" его
все-таки вытащил за руку:

- Прошу познакомиться. Старший помощник нашего капитана. Мастер лова и
навигации, мой лучший друг и боевой товарищ.

Старпом упирался, как будто его на казнь вели, мычал чего-то насчет
вахты. Гости с ним поздоровались за руку. Он сразу взмок, как мышь.
"Маркони" его отпустил с Богом.

Из окон видна была вся палуба, с разинутыми трюмами. Бичи стояли в
капе, пересмеивались. Гале вдруг захотелось перед ними пококетничать.

- А это штурвал? А можно покрутить?

Штурвал положен был влево и застопорен петлей.

- Нельзя, нельзя, - старпом закричал из штурманской.

- Почему нельзя, товарищ старший помощник? - спросил "маркони". Старпом
не ответил, шелестел какими-то бумагами, как будто он что-то там вычисляет.
- Можно, девочки, можно.

Откинул петлю, Галя стала к штурвалу, а он ее сзади облапил.

- Ой, какие ручки!..

- Это не ручки, это шпаги.

- Шпаги? Ой, как интересно! Те, которые у мушкетеров?

- Совершенно те же самые. А крутят их вот так, Галочка.

Крутил он ее, в основном, у бичей на виду. В общем, дела у них с
"маркони" были в самом разгаре, а хохоту - вагон с тележкой.

- Получил мое письмо? - спросила Лиля.

- Да.

Мы отошли в угол рубки. В дверное окно видно было открытое море, зыбь с
белыми гребнями шла на нас, как полки на штурм, и птицы носились косыми
кругами.

- Сердишься, что я тогда не пришла?

- Нет.

- Что-то разговор у нас - "да", "нет"...

А какой он еще мог быть? Я - в рокане, на нем чешуя налипла и ржавчина
с бочек. Старпом бы меня вполне мог выставить из ходовой, и пришлось бы
послушаться.

- Я понимаю, - она улыбнулась, - ты тут не на своей территории.

- Вроде этого.

- А вот это "картушка", - "маркони" там объяснял. Чтобы поглядеть на
эту картушку, Гале надо было перегнуться через штурвал, а ему - прижаться к
ее щеке.

Галя его шлепнула по рукам.

- Вот так ты, значит, и живешь? - Лиля меня спросила. - На берегу я
как-то все иначе себе представляла... В общем, я кое-что про тебя поняла.
Кроме одного: как же получилось - ты с флота хотел уйти, а пошел в море?

- Это долго объяснять. Как-нибудь потом.

- Ну, зачем... Механизм твоих решений мне приблизительно ясен. Я даже,
когда ты мне все это говорил, почему-то подумала, что будет как раз
наоборот. - Говорила она со мной как-то свысока, мне что-то уныло сделалось.
- Странный ты все-таки парень. Неглупый. "С мечтой", как говорят. Почему все
это тебя устраивает?

- Деньги добываю.

- Неправда, я знаю, как ты к ним относишься. Мы с тобой, кажется, три
раза были в "Арктике"? Ты их тратил - не как обычно мужчина перед женщиной,
когда хочет показать широкую натуру. А как будто они тебе карман жгут, и ты
от них хочешь скорее освободиться.

- Может, мне просто интересно. Хочу что-то главное узнать о людях.

- Ты еще не все про эту жизнь знаешь?

Я пожал плечами:

- Про себя - и то не знаю.

- Скажи мне, ведь ты мог бы в торговый перейти? Если ты так любишь
плавать. Там же все-таки лучше. Рейсы - короткие, заходы в иностранные
порты. Увидел бы весь мир.

- Шмоток бы понавез...

- И это неплохо. Но главное - мир повидать.

- Да я ходил с ними в один рейс, до Рейкьявика. С боцманом поругался.
Больше они меня не взяли.

- Из-за чего же вы поругались?

- Не помню. Характерами не сошлись. Взглядами на жизнь.

- Но ты же мог на другое судно попроситься. Где боцман получше
характером.

- Он-то получше, да штурман какой-нибудь похуже. Или еще кто-нибудь.

- А нельзя с ними как-нибудь ладить? Просто не замечать и все. Ну, вот
этот боцман, что вы поругались, - какое тебе дело до его взглядов?

- Да мне-то чихать. Он сам ко мне прилип. "Будешь, говорит, мне
докладывать про настроения экипажа". Тоже, нашел докладчика! Почему - я?

- В каком смысле - докладывать?

- Ну, может, кто золото вывез, обратно - валюту повезет. Или
какие-нибудь товары запрещенные. Или - книжки. А то - вообще за границей
решил остаться.

- Вон что! И как ты ему ответил?

- Плюнул, да и пошел от его бесстыжей морды.

- Но можно же было и по-другому: "Настроение экипажа прекрасное, ничего
подозрительного не замечаю".

- Ну... это я как-то не догадался.

Она улыбнулась, посмотрела искоса.

- Нужно сдерживать свои чувства.

- Вот и учусь. Зато здесь я лаяться могу, сколько душе угодно. Никто
меня отсюда не,погонит.

Она спросила, отведя пряди от щеки:

- Лучше всего - в самом низу общественной лестницы?

Не понял я, что это за лестница. И почему я - в самом низу. Пожал
плечами.

Она сказала, задумавшись:

- Наверное, в этом есть своя прелесть. В сущности говоря, живешь -
стерильной жизнью, чисто и бесхлопотно. Даже позавидовать можно... Но я,
кажется, поняла теперь, кто ты. Знаешь, ты - Ихтиандр*, Жить можешь только в
море, а на берегу - задохнешься.

* Герой романа А. Беляева (также и одноименного фильма)
"Человек-амфибия".

Опять я ее не понял.

Галя объявила:

- Ну хватит. Мне уже надоело, мы все крутим и крутим. Покажите нам еще
что-нибудь.

- Мы крутим только пять минут. А вот он, - "маркони" на меня показал, -
по два часа его крутит на вахте, как штык. И не надоедает.

Галя на меня посмотрела с уважением.

- Ему тоже надоедает, - сказала Лиля, - только он у нас такой
мужественный, никогда не жалуется.

- Кто, Сеня? Мой лучший друг!

- А вон там чего? - спросила Галя. Показала на дверь в радиорубку.

- Мое хозяйство, дом родной.

Галя потребовала:

- Хочу посмотреть на твой дом..

"Маркони" быстренько свою койку застелил. Простыни у него были серые,
наволочка тоже не крахмал. Галя отвернулась, потрогала пальчиком магнитофон,