ей приемник.
волн, есть дополнительные. Шестнадцать и девятнадцать метров. Можете слушать
Би-би-си, "Свободу", "Голос Америки", "Немецкую волну". А это мой роман
"Лесоповал".
что-то про Ленина, не потянула.
"Бригантина", драмкружка имени Мейерхольда, а с ними и поп Редиска. Выпили,
отслужили молебен, спели песню "Бригантина поднимает паруса".
такси, Аглая в шлепанцах сбежала к ним попрощаться. Шубкину крепко пожала
руку, а Антонину неожиданно для себя обняла и чмокнула в щеку.
Глава 4
Шубкина был результатом ультиматума, предъявленного ему нашими "органами".
Западные радиостанции расценили это событие как очередной успех КГБ в борьбе
с инакомыслием. Передавали подробности: кто Шубкина провожал в аэропорту
Шереметьево-2 и кто встречал в аэропорту Вены. Но советские средства
массовой информации как в рот воды набрали. Это была новая тактика -
замалчивать диссидентов, не поднимать вокруг них шумиху, не делать им лишней
рекламы. Разумеется, в нашей районной печати о Шубкине тоже не появилось ни
слова. И вдруг месяца через два или три, когда многие в самом деле стали
Марка Семеновича забывать, "Долговская правда" разразилась разнузданным
фельетоном "Старье берем". Где была в искаженном виде изложена вся его
биография. Что будто бы, происходя из зажиточной еврейской семьи (на самом
деле отец Шубкина был бедным портным), он с детства проникся идеями
сионизма. Вступил в партию для того, чтобы подрывать ее изнутри. Совершил
ряд преступлений против советской власти, но в конце концов был ею
великодушно прощен. Ему была дана возможность пересмотреть свои взгляды и
исправиться, но, обуреваемый нездоровым честолюбием, Шубкин стал искать
дешевой славы за пределами вырастившей его страны. Написал и опубликовал
клеветническое и бездарное произведение "Лесоповал" и постарался продать его
подороже. Поставлял западным спецслужбам клеветнические материалы о
Советском Союзе. За что его хозяева платили ему не столько деньгами, сколько
бывшим в употреблении тряпьем. Тем, которое американцы выкидывают в мусор. И
вот финал, подготовленный всей логикой предыдущей жизни. Смена идеалов
закончилась изменой родине. И он сам выкинут на помойку, как сильно
поношенный товар, называемый на Западе second hand, как старье, уже ни в
каком смысле не пригодное ни к чему. В конце концов в появлении такого
фельетона ничего необычного не было. Поклепы на диссидентов время от времени
печатались во многих наших газетах, и "Долговская правда" не была
исключением. Удивляло не появление фельетона, а имя автора - Влад Распадов.
Тот самый Распадов, которого Марк Семенович Шубкин считал своим лучшим
учеником. И который, между прочим, до самого отъезда поддерживал с учителем
отношения и участвовал в его проводах. Шубкина на вокзал провожал весь
литературный кружок "Бригантина", и Распадов был вместе с другими.
широком кругу заметный резонанс. Многие перестали с автором здороваться, а
Света Журкина, за которой Влад ухаживал, швырнула ему в морду его сборник
стихов "Касание". Некоторые все-таки рвать с ним отношения не торопились,
предполагая, что статья вызвана нажимом, оказанным на него "органами".
Говорили, что его вызывали Куда Надо и угрожали сроком за распространение
антисоветской литературы, в частности романа "Лесоповал". Потом
распространился еще более пикантный слух: что Распадов на самом деле
"голубой" и был не только учеником, но и любовником Шубкина. Сам же Шубкин,
согласно этой версии, был бисексуален. Тогда одной из причин поступка
Распадова могла быть та, что он ревновал Марка Семеновича к Антонине. Если
все это правда, то Распадова можно было бы оправдать хотя бы частично. Можно
себе представить, в каком сложном положении он очутился, какие неприятности
ему угрожали, если бы он отказался выступить против Шубкина. А самому
Шубкину ничего уже не грозило. Он давно жил в стране, власти которой
"Долговскую правду" не читали, да и до него самого вряд ли она доходила.
гражданскими страстями и никто никому, кроме себя, не спускал ни малейшей
слабости. Но все-таки, встретив Распадова на улице, я не стал перебегать на
другую сторону и не отказался пожать протянутую мне руку. Я его ни о чем не
спрашивал, но он сам заговорил, и довольно агрессивно и дурно, о Шубкине.
Что он якобы с самого начала действовал хитро и расчетливо. Написал свой
"Лесоповал", создал за границей шумиху и убрался к себе на историческую
родину, а нас, оставшихся здесь, по существу, предал. То есть свой конфликт
с Шубкиным он перевел в другое русло. Я это понял, когда он мне прочел свое
стихотворение "Вы и мы", которого я запомнил только конец:
рифмы на месте.
можешь относиться как угодно, я и сам его не большой поклонник, но ему не
все равно, вкушать какую пищу, и его отчее кладбище там же, где и твое.
прадеды.
они) уезжают?
сказал я Владу, - я не знаю, кто с чьей руки что вкушает, но с чьей руки ты
свою мякину жуешь, теперь, кажется, можно не сомневаться.
Глава 5
юность, молодость, зрелость, человек живет на земле с поколением
собственным, с теми, кто постарше и кто помоложе, как будто в одной
компании. В школе, на работе, на улице, на собрании, в магазине, в бане, в
кино он встречает в общем-то одних и тех же людей, кого-то знает хорошо,
кого-то шапочно, кого-то где-то когда-то видел. При этом одни старше его,
другие моложе, третьи такие же, как и он. Человека можно вообразить идущим в
середине большой колонны: и впереди еще много народу, и сзади кто-то
вливается. Человек идет, идет и вдруг замечает, что приблизился к краю, и
впереди уже никого. Не стало людей, которые были старше на двадцать лет, на
десять, на пять, да и ровесники сильно повымерли. И уже куда ни сунься,
везде он самый старший. Он оглядывается назад, там много людей, помоложе, но
они-то росли, когда оглянувшийся был уже не у дел, с ними он не общался и не
знаком. И получается так, что старый человек, еще оставаясь среди людей,
оказывается одиноким. Вокруг шумит чужая жизнь. Чужие нравы, страсти,
интересы и даже язык не совсем понятен. И возникает у старого человека
ощущение, что попал он на чужбину, оставаясь там, откуда в жизни не уезжал.
постепенно и неизбежно становился чужим. Люди, кого могла вспомнить,
исчезли. Шалейко умер от инсульта. Нечаев погиб в автокатастрофе. Муравьева
умерла в сумасшедшем доме. Ботвиньев подавился костью. Бывшего прокурора
Строгого убили уголовники в лагере. Нечитайло умер от рака легких.
сразу узнала Поросянинова. Он был с длинными волосами, с пушистой седой
бородой и одет для этих мест необычно - на теле черная ряса, на ногах белые
кроссовки, на голове рыжая ушанка, над головой оранжевый зонт. Зонт он
держал в правой руке, а левой, пересекая лужи, подбирал полы рясы.
неожиданной метаморфозе.
что-нибудь жить невозможно. А ты ведь небось крещеная?
был.
обратно.
того уж нет на свете или выпал из поля зрения.