O'Брайены были встревожены. Отношения между сектантами и метрополией всегда
были далеки от безмятежного спокойствия. А про то, что Астерий с почти
незапамятных для не очень долго, в сравнении с человеком, живущих бобров
изгнан с акватории "Селезень-Мyрло", все местное водное население знало от
младых резцов. Покрутившись поблизости, старая бобриха с мехом цвета почти
что чернобурой, седой лисы, высунулась и тонко что-то просвистела тощему
ренегату, чье присутствие сейчас служило для лодки Астерия охраной. Тощий,
хоть и был неполнозубым, ответил длинной руладой, в которой вовсе ни свиста
не понимая на бобрином наречии, можно было опознать высокохудожественный
семиэтажный матюг. Чернобурая фыркнула и ушла под воду, в ближайшие дни
прогуливаться по реке ей не стоило: про немолодых вдов такое, конечно,
говорят иногда, но чтобы при всех!.. И неправда это - никогда она ни с какой
щукой... Тьфу-ты, расстройство одно.
крыше сверкал гелиограф, дружно взялись за дверной молоток в форме змеиной
головы и тремя двойными ударами в бронзовую доску попросили разрешения
войти. Из открытой в темноту двери тяжело и подозрительно пахнуло помоями.
Однако же в трапезную проводили без лишних вопросов. Вопросы, видимо, должны
были возникнуть у гостей при виде хозяина - самого Тараха, пучеглазого
мужика с бритой головой и длинными, вислыми, в форме двойных змей
закрученными усами. Усы змеились ручьями возле уголков рта и уползали назад,
за плечи, под уши, а на затылке были собраны в причудливый клубок.
которого высилась колоссальная посудина с прозрачной крышкой; сквозь нее
было видно шевеление множества скользких и жирных тел - как и все богатые
змеееды, ересиарх предпочитал свежую здоровую пищу, а может ли быть пища
более свежей, нежели та, которая живая? Перед каждым из тараховских
нахлебников - сидело таковых за столом не менее десятка - лежал длинный и
тонкий нож для вспарывания змеиного брюха, а также перчатка из асбеста для
левой руки и стоял особый бокал, об который, по древней традиции, змееед
ударял змею передними ядовитыми зубами, высекая яд прежде, нежели отсечь ей
голову, вспороть брюхо, выпотрошить и съесть, в яд обмакивая и на гарнир
закусывая сухорастущей морской капустой. Трапеза, судя по еще не слишком
загаженному полу и по шевелению в главном блюде, началась недавно.
кланяясь Тараху в пояс. Тарах выпучил и без того невпалые глаза, но также по
обычаю повернул свой нож ручкой к гостю, приглашая присоединяться, сказал
ехидно:
"магистр-язычник". Он снял плащ и шапку, отыскал на лавке свободное место,
после чего неуловимо быстрым движением левой руки без помощи перчатки
выловил из-под крышки жирную черную гадину в две ладони длиной, шарахнул о
бокал, рассек, содрал шкуру, выпотрошил, откусил кусок, с удовольствием
захрустел.
подчеркнутым удовольствием доедая первую змею и вытаскивая вторую. Тарах
почти одобрительно смотрел на свой исчезающий обед; роста Гаспар был
киммерийского и аппетита - тоже. Вторую змею академик, припомнив этикет,
правильно, фигурным движением вспорол и внутренности бросил на пол. После
сдирания шкуры и отсечения головы осталось не так уж много - на два укуса.
Гаспар потянулся за третьей змеей и сразу же - за четвертой. По незаметному
приказанию хозяина с кухни принесли второе блюдо змей, ересиарх был доволен
соблюдением обычаев и расщедрился.
нахлебники, точней, как говорили сектанты, образуя слово от названия
змеи-медянки, "намедники", взялись за ножи. Трапеза окончилась на удивление
быстро. Тарах, проглотив хвост очередной змеи, утерся рукавом и обратился к
академику:
коньячища, что нам из Внешней Руси тащат, вкус един бысть со ядом сим, а
ядение не в пример плотней за трапeзою твоею. Донележе клубец желвецов сих
не поедох, не киммериец еси! Несть аспида аще не для прохарчения...
диалекте, вставляя городские слова лишь там, где им действительно не было
аналогов. Гаспар жмурился от удовольствия в сердце своем: знакомые ему лишь
по описаниям из третьих рук обычаи триедцев он, кажется, не нарушил. Теперь,
по законам триедцев, он считался вполне своим, ибо съел за столом Тараха
больше чем три змеи. Через плечо, мельком, он глянул на мальчика, которого
держали за руки Антонина и Федор Кузьмич: Павлик тоже хотел за стол, вовсе
не боясь происходящего, но его, к счастью, не пускали. Гаспар мысленно
перекрестился и перешел к главному, деловому разговору.
у руци, да сподобися сиятельный граф новостех, еже емеяху! Да грядет сретати
семо! Понеже вем невемо, да их милости издалеча несех, от труда городского
да деревеньского внидох, чадо велие, чадо благостние приведох, да нужден
милости его во потребах велих!
что-то уж больно много. С помощью гелиографа призвать Палинского, конечно,
было возможно, иначе на черта бы вообще вручать змееедам гелиограф, но на
памяти живущих использован для этой цели, да и вообще ни для какой,
отражатель не был ни разу. Но по размышлении решил, что свои же обычаи
нарушать нельзя.
приставная, первым по ней полез змееед, напоминавший помолодевшую копию
Тараха, - похоже, сын. Следом полез Гаспар, за ним - Федор Кузьмич,
сделавший знак Варфоломею и Антонине далее не двигаться. Впрочем, не полезли
на крышу и прочие змеееды.
металлический щит на крыше был шириною в сажень. Управлялся он двумя
ручками, подведенным к шарнирам опускаемого на него чехла. Удивленный
академик констатировал, что зеркало, вопреки нормальному устройству
гелиографа, закреплено неподвижно и направлено только вверх, туда, где над
облаками размещалось "орлиное гнездо" старого графа. Впрочем, только ли
графа? Федор Кузьмич уже дважды ненароком называл его "старым
фельдмаршалом". А ненароком ли?
его сын, некоторое время больше не происходило ничего. Затем началось такое,
что академик чуть не полез за записной книжкой: неказистый Тарах,
торжественно подняв бритую голову прямо к небу, огладил усы и... стал
светиться, - не иначе как сказывалась капустно-змеиная диета. Свет ересиарх
испускал всей фигурой, он был изжелта-лиловый, довольно противный, но весьма
яркий, и стекал в зеркало, где собирался в фокус, чтобы тонким лучом
вонзиться в облака. Трижды сияние Тараха гасло, трижды возникало вновь:
змеееды вызывали Палинского на связь.
академик сообщение, надеясь, что его не слишком отредактируют: кода,
используемого змееедами он не знал, хотя теперь - ишь! - сделался Гаспар еще
и змееедом, впрочем, кто его знает, почетным ли, - Елико силою превыше всех,
тольма узда коневи правитель есть! Сретай, сретай! Не обижю тебе. - Академик
вопросительно глянул на старца - не надо ли чего добавить. Федор Кузьмич
благодарно кивнул, помедлил и сказал:
подтвердил, - с чужим, не съевшим с ним за столом ни одной гадюки, сектант
говорить не стал, а Гаспар не затем съел гадюк двойную порцию. Живот,
кстати, от этой закуски уже болел основательно. Тарах все светился, помощник
все двигал заслонкой, сообщение раз за разом уходило за облака, луч
вычерчивал в них вензеля без видимого результата. Смотреть вокруг было почти
не на что: выстроившиеся в две улицы вдоль берега домишки триедских
обывателей, свинцовая гладь озера, нижняя часть скального обрыва, а выше -
сплошной туман. Так что невероятен во всей этой сцене был только
лилово-желтый, испускаемый пучеглазым Тарахом свет.
предприятия, когда в воздухе появился новый звук: нечто со страшной
скоростью падало с неба чуть ли не прямо на Триед; впрочем, по
невозмутимости Тараха Гаспар понял, что им непосредственно едва ли
что-нибудь угрожает. Сияя в сгущающихся сумерках серебром, предмет рухнул
прямо в центр озера, подняв фонтаны пены, вылетел из воды, вновь плюхнулся,
на третий же раз остался на поверхности неподвижной точкой. Воды озера
ходили ходуном. Академик видел, как влезает в лодку Астерия выброшенный при
сотрясении бобер. Сам лодочник, кажется, ухом не повел.
Васильевич Палинский вновь совершил свой коронный прыжок в озеро с похабным
названием Мyрло, и может быть поздравлен с успешным приводнением. Граф
быстро, по-собачьи плыл к триедской пристани. Серебром на его голове
отливала не седина, как поначалу решил академик, а треуголка. Фельдмаршал
ухитрился спрыгнуть с обрыва, не потеряв боевой шляпы. Краем глаза академик
заметил, что Федор Кузьмич при виде шляпы этой сплюнул.
и, придерживая возле бедра - о Господи! - шпагу, мелкими шажками заспешил к
дому Тараха. Тарах между тем ничего не замечал, продолжая купаться в
собственном сиянии, а сын его все посылал и посылал в облака сигнальный луч.
Гаспар тронул ересиарха за локоть, лоснившийся от змеиного масла: пора было
идти встречать гостя.
Кузьмич. Всего мгновение вглядывался Палинский в лицо старца, потом
повалился ему в ноги. Старец что-то властно произнес, но ветер дул в сторону
озера, и расслышать не удавалось ничего. Граф медленно встал, отбил
Земляной Андрей
Прозоров Александр
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Соломатина Татьяна