посетителей выставки, говорит шепотом не потому, что дорого, боится, чтоб не
облетело, не рассыпалось от громкого голоса кружево, точно снежный куржак с
ветвей дерева.
-- так называют ее служительницы выставки. И кажется мне, значительностью
тона и голоса ставят в названии большую, заглавную букву.
целое почти кружево, тоже очень красивое, -- но все что-то не удовлетворяло
кудесницу, беспокоило ее воображение, не давало спать ночами, и заметно даже
неискушенному глазу, как начала она убирать с кружева все лишнее. Плакала
небось, распуская хитрые витые узоры, на которые потратила недели, месяцы,
годы. Но однажды, в миг озаренья, отчаянья ли, решилась на самое
невероятное, убрала и самое лодью с центра кружева, оставив лишь по краям, в
белой каемке, маленькие, легкие лодейки, -- и плывут они по обводному каналу
вокруг бела-озера, плывут и никуда уплыть не могут -- заворожила их чистая
вода, и весело им вместе быть -- хороводиться.
мысль: вот бы всем нам, современным писателям, художникам, кинорежиссерам,
операторам, научиться у этих кружевниц убирать все лишнее, оставляя открытой
и чистой лишь мысль и красоту.
деревням, у одиноко светящегося окна, в натопленной избе и по заказу местных
кружевных объединений плетут то узенькую прошвочку к постельному белью, то
стеариново- желтенькую "дорожецьку" к подшторникам, то увязанные тонко меж
собою, соединенные остриями звездочек "снежиноцьки", из которых однажды
вынула затейница одну лишь летучую снежинку-звездочку и сотворила чудо,
которому не пять тысяч рублей цена, а нет ему цены, как не бывает у чуда, у
сказки, у выдумки...
ширпотреб по деревням, цена снежинки -- двенадцать рублей за десять метров
-- это если первым сортом. А если вторым -- восемь, а третий сорт идет в
полцены. А где же первым-то сдашь?
сию пору не забыли крестьяне, кошек по пяти на избу, -- уехал народ из
деревень, побросал живность, старушки подобрали, маета с ними, с кошками-то,
и кормить надо, а они свободу обрели па приволье-то, без хозяйского надзору
круглый год гуляют, рожать взялись по два-три раза. Котят топить бабе
непривычно, нельзя ей живность губить, ей Богом велено создавать живое,
мужиков не стало, которые есть -- все увечные, нутром порченые, пьющие и
жалостливые с войны -- тоже боятся животное топить, вот и шляются кошки по
пустым избам, визжат, пластаются, яйца из гнезд выгребают, наловчились
скворчат из скворечников когтями цеплять, ласточек по чердакам и поветям
приели.
внучка Светланка нарекла, а бабка Мурлом его зовет. Самый это большой плут,
разбойник и гуляка на селе. Так вот, Мурых имает мышь только по настроению,
мори голодом -- промыслит, начни столовать -- лежит на печи либо под теплым
старухиным боком и делает вид, будто никаких мышей слыхом не слышит --
"коммунизьма ему уже наступила!" -- смеется над котом сухогрудая бабка
Евлампия.
грызут когда нитки -- остервенели от безделья, видать, либо порошку
химического хватили, коим поля удобряют, и не в уме от него сделались. Сама
вязальщица тоже хороша! К печке сунется, к помойному ведру, а то углем
самовар зарядит и черными-то, немытыми лапами цап за "снежинку!" -- и все!
Второй сорт.
неотмолим.
же миг рыжичков на стол, картошечки, капустки и: "Покушайте, погрейтесь.
Экая ведь стужа зарядила, экой ветрище, прости Господи! Ране вроде бы тепляе
было, аль кровь горячае?.." И блеснут хитрецой и отгоревшим озорством глаза
старушонки Евлампии, затрясется рот в притворном мелком смехе.
настоящего, доказывая, что это уж такое обманное свойство человеческой
памяти -- все ранешное кажется хорошим, а нонешнее -- плохим, тогда как
диалектика и весь ход жизни свидетельствуют об обратном.
одно токо недоразумленье...
продавщице за вином, случалось, в другую деревню гололяхом строчила, сжимая
мелочишку в сухонькой горсти.
Господи!" -- шепотом поругивалась бабка. А отступать уже нельзя -- первый
сорт ей обеспечен на всю зиму!
на дыбу бабку, на суд, шумный и мятежный: "ПоцЕ тарификацию сбивашь? Поце
менклатурой не дорожишь? Мы как договорились? Не выставлять! Стеной на
лихоимцев! Всегда ты, пердунья, поперек народу! У тя и мужик экой же был!
Навонят в обутку и помалкиват..."
доходу от сдачи кружев никакого не получилось, все, что накопила, --
стравила конторским, надеялась на их памятливость и благодарность. Да ведь
много таких вот догадливых да услужливых по селам. Как забудут про нее
приемщики, как объедут? Иль, спаси Бог, с работы полетят! За вымогательство.
Их, слышно, там шибко контролируют и чуть што -- по шапке! С чистого-то
места и метнут на общие работы, в кудельную фабрику костру глотать, а в
городу у сына права шоферские отняли, пьет сын-то, запиться не может,
пропасти на него нетНевестка жалуется в письме, уйти грозится, семью
порушить. У Светки, внучки-то, сообщает, пну... пню... пне... пнев-мо-ния.
Тьфу ты! И болезни-то пошли -- не выговоришь. Вон раньше как все понятно
было, болезни как болезни: понос, рожа, холера, грыжа, родимец, тиф...
на маков цветочек. Питание хорошее требуется, воздух чистый, молоко. Хотела
к лету кошек извести, козу купить, чтоб молоко Светочке -- ребенку
болезному, ради которого бабка Евлампия все готова стерпеть, срам, стыд,
унижение...
Артельно надо жить. Раз похитрила, заговор нарушила -- терпи!
поселится тишь да благодать.
следком рыжей лисицы. Белое безмолвие не потревожится до тех пор, пока не
пробуросит снег вездеход, нанимаемый кружевным объединением местпрома
исключительно для пользы дела -- никакой другой машине не пробуровить снега
к запустелым деревенькам, в запустелых улицах.
узеньким щелкам тропок бегают друг к дружке так люто сражающиеся старушонки,
подглядывая: не опередила ль ее товарка? Не оставила ль на запятках? И,
маясь головой, недосыпая, питаясь порой на ходу -- доходы -- черт с ними,
главный стимул -- соревнование, как утверждает районная газета, -- плетут
незатейливые кружева древние плетеи, а видится явственно -- отсюда исток,
отсюда льется, течет белая реченька к тому дивному, бесценному кружеву,
отсюда отчалила и плывет в вечность легкая, сказочная лодья и, не истаивая
на лету, накрывает землю тихой белизной легкокрылая снежинка.
подбив продать домишко, родной сынок привез в город собственную мать,
неграмотную, изношенную в работе, и "забыл" ее на вокзале.
самую записку, как рекомендательное письмо в няньки, сторожихи,