Чтение 45–й страницы книги ~Самоубийство~

-- Экспроприации? -- спросил он. -- Не вы первый о них говорите.

-- Кто же еще? Красин? Он умный человек.

-- Разные говорят, и не у нас, -- ответил Ленин уклончиво. -- Вот,
например, максималисты, недавно 225 отколовшиеся от болванов-эсэров. Кстати,
по Квакале, говорят, бегает Соколов, тот самый. Верно, у него с кем-либо тут
свиданьице.

-- Больше не бегает. Уехал. Мы его встретили у вокзала.

-- Так вы его знаете? -- подозрительно спросил Ленин.

-- Встречал. Встречал и их собственного "теоретика", некоего Павлова.
Он мне доказывал, что нужно вырезать всех капиталистов поголовно, так как
они ничем не отличаются от зверей. Совершенный психопат.

-- Зачем же вырезывать всех поголовно?

-- А их идеи о свободе! Это уж просто из Кузьмы Пруткова: "Проект о
введении единомыслия в пространном нашем отечестве".

Ленин усмехнулся.

-- Это еще не так глупо. Максималисты кое-что смыслят, жаль, что
всЈ-таки народники... Ну, да дело не в них. Вы догадываетесь, что я обо всем
таком думал и без вас.

Он встал, сделал несколько шагов по дорожке и остановился против
Джамбула, засунув пальцы за жилет.

-- Прежде это называлось просто грабежом, -- сказал он. -- Не могу в
себе до конца вытравить слюнявого интеллигентика. Не лежит к этому душа.
Наши дурачки-меньшевички начнут ахать: ах, убийства, ах, убивать бедных
людей!

-- Тут необходимы пределы: бедных людей мы экспроприировать не будем.

-- Это даже само собой разумеется: если они бедные, то экспроприировать
и нечего, -- сказал Ленин. -- Но кассиры и артельщики редко бывают
миллионерами. А убивать бедных можно?

-- Зачем придираться к обмолвкам? Убивать мы по возможности не будем
никого.

-- Именно "по возможности". Ну, ладно... Значит, вы занялись бы этим
дельцем, если б партия вам это поручила? -- спросил Ленин, впившись в него
глазами.

-- Я никогда не предлагаю другим того, чем не согласился бы заняться
сам. 226

-- Это лучше. -- "В самом деле как будто подходящий человек. Не хуже,
чем Камо", -- подумал Ленин. Но, видите ли, тут заколдованный круг: для
деньжат нужны эксы, а для эксов, нужны деньжата.

-- Я, кажется, у вас деньжат не просил.

-- Не просили, да и неоткуда было бы их вам дать. Касса, повторяю,
пуста. В этом и есть главная беда, что у нас нет выбора... А главное, ведь
надо иметь уверенность, что товарищи-эксисты будут отдавать деньжата партии.
Ну, не всЈ, но бо'льшую часть, -- добавил он многозначительно. "Нет, трудно
иметь дело с этим субъектом!" -- подумал Джамбул. Лицо у него стало
багроветь. Ленин опять на него взглянул. -- Конечно, они и должны оставлять
себе часть на покрытие своих расходов. "Откуда же у него денежки? Не из
Охранки ли они? Непохоже".

-- Мы тоже должны знать кое-что, -- сказал Джамбул очень холодно. --
Куда пойдут "деньжата"?

-- А эта уже наша печаль.

-- Чья "ваша"? Центрального Комитета, что ли? Если на содержание
теоретиков и на фракционные брошюрки, то мне это не интересно.

-- Вот как? Именно теоретики и создают историю!

-- Да, иногда создают, если они не трусы и не шляпы.

-- Бывают, что не трусы и не шляпы. Без них, видите, не обходятся даже
господа Соколовы-Каины.

-- Соколов дело другое. "И наведу на тя убивающа мужа и секиру его".
Это из Иеремии.

-- И Иеремию читаете! Ни к чему, почтеннейший! Больше бы читали Маркса,
это самое главное. А Соколов безумный человек.

-- Возможно. Я тоже считаю бессмысленными убийства отдельных людей,
какое положение они ни занимали бы.

-- Это, по крайней мере, по-марксистски. Верно, хотя и допускаются
исключения. Вернемся к эксам. На что же, по вашему, должны были бы пойти
деньги?

-- На массовую доставку оружия, особенно на Кавказ, так как Москва
провалилась. Но этим должны 227 заниматься не теоретики. Я хотел бы над этим
поработать.

-- Мы полезных людей всегда привлекаем. И небольшие жалованья
назначаем, когда есть деньги. Кстати, вы имеете возможность работать без
жалованья? -- вскользь спросил он.

-- Я получаю деньги от отца, -- ответил Джамбул с усмешкой. -- Мой отец
имеет средства. Живет в Турции. Могу дать вам его адрес. Для справок.

-- Что вы, помилуйте. Да, мы вас охотно привлечем к доставке оружия.
Директивы, разумеется, останутся за нами. Мы с вами установим modus
vivendi... Кстати, надеюсь, вы не думайте, что Центральный Комитет так тут
же возьмет и даст свою санкцию на эксы. Такой вопросик надо тщательно
провентилировать.

-- Партия всЈ провентилирует, как вы ей прикажете провентилировать.

Ленин усмехнулся, снова сел на скамейку и, повернувшись к Джамбулу,
взял его за пуговицу.

-- К несчастью, это не так. Теперь не так, особенно после московского
поражения... Когда вы уезжаете?

-- Еще не знаю.

-- Прямо в Россию?

-- Нет, к нам, на Кавказ.

"Он что-же, сепаратист? Или просто каша в головке? Ну, да нам не до
"единой и неделимой", как проповедует Иуда Струве", -- подумал Ленин.

-- Хорошо, что возвращаетесь. Эмиграция -- последнее дело. Я буду с
вами регулярно сноситься. На Кавказе есть ценнейшие работники. Только там,
кажется, прочно засел в массах Боженька. Аллах. Религия одна из самых
отвратительных и опасных сил в мире.

-- Аллах переживет Маркса.

Ленин вытаращил глаза.

-- Ну, хорошо. На Кавказе есть ценные субъекты. Кота Цинцадзе умный
человек. Камо глуп, как сивый мерин, но очень храбр. И надежен, как каменная
гора... Кстати, вы давеча ругали этого Ивановича-Джугашвили. Вы его хорошо
знаете?

-- Потому и ругал, что знаю. Я на Кавказе знаю 228 всех. И его у нас не
любят. Он, как Лесковская ведьма, "имеет не совсем стройную репутацию".

-- Уж не подозреваете ли вы его в провокации?

-- Нет, в этом не подозреваю.

-- Так в чем же дело? Быть может, вы не удовлетворены его "моральными
качествами"? -- Ленин засмеялся. "Если б был охранником, то наверное
прикидывался бы твердокаменным марксистом", -- подумал он. -- Вот что,
приходите завтра в пять часов. Один, -- подчеркнул он.

"Квакала", как шутливо называли Куоккалу революционеры, была очень
скучным местом. Люда тотчас его возненавидела. Ленин скоро покинул виллу
"Ваза" и поселился в какой-то избе.

-- Там Володя совершенно не мог работать, мешал шум, -- объясняла
Крупская. -- Правда, теперь мы платим дороже, а деньжат у нас как кот
наплакал. Что-ж делать, если не хватит пороха, вернемся в "Вазу". Ведь,
может, здесь придется засидеться.

Джамбул и в Куоккале не скучал, как не скучал почти нигде, "только на
съездах". Говорил, что было бы и совсем хорошо, если б в этой глуши можно
было достать сносную верховую лошадь. "То есть, я и лошадь. Или лошадь и я",
-- думала Люда. Он много гулял. Радовался жаркой весне. Опять отпускал себе
бороду; его щетина не нравилась Люде. "Слишком скучно бриться, всегда
терпеть не мог. Перед отъездом в Петербург сбрею и снова превращусь в
Алкивиада", -- объяснял он.

У Ленина он бывал часто и разговаривал с ним наедине. Раздражение у
Люды всЈ росло: Ильич почти не обращал на нее внимания. Крупская ей очень
надоела.

-- Ты знаешь, как я почитаю Ильича, но у нее его культ доходит просто
до смешного! -- говорила она Джамбулу. -- Опять звала обедать, она очень
гостеприимна, отдаю ей справедливость. Но я отказалась, не хочу их объедать,
да и обеды уж очень плохие. Мне всЈ равно, что есть, но ты таких обедов не
любишь.

Они вдвоем ходили в местный ресторан, где 229 впрочем кухня тоже была
скверная. За обедом разговор обычно не очень клеился. "Англичане говорят:
"два человека составляют компанию, а три нет". По моему, чаще бывает
обратное. Когда только два, то каждый немного напрягается, чтобы не
наступало молчание", -- думала Люда. Случалось, себя спрашивала, кто был бы
в разговоре подходящим третьим. -- "Вот Митя подходил бы, он человек широких
взглядов". Но тотчас вспомнила о недавнем времени, когда у нее "двое
составляли компанию". -- "Неужто проходит любовь? В самом деле он прежде был
интереснее... Нет, это не разочарование, скорее просто скука".

Иногда она говорила Джамбулу и колкости, как прежде Рейхелю.

-- Я, конечно, не спрашиваю тебя, о чем ты изволишь беседовать с
Ильичем, но...

-- Это, к сожалению, его секрет, а не мой. Он меня связал честным
словом. Да и ничего интересного.

-- Разумеется, разумеется! Но мне здесь в Квакале сидеть надоело. В
общем, мы напрасно сюда приехали. В Петербурге была жизнь. Так я в этом году
и не видела наших фиалок... Долго ли ты еще хочешь здесь оставаться?

-- Скоро уедем. Надо ведь и отдохнуть, набраться сил для работы.

-- Не знаю только, для какой. И я очень давно отдыхаю. Ты кстати тоже.