определения, так я росла, отвоевывая каждую пядь своего пути.
отреклась от моего доброго ангела, не дала ему обернуться демоном. Знания.
приобретенные мной, оставили меня во власти неверия, ложных понятий, внушили
мне презрительное равнодушие и сожаление о том, чего мне не дано было
узнать; помощи я искала лишь в невеселой мысли, что жизнь скоро кончится и
нет в ней ничего, за что стоило бы страдать и бороться.
страха, не таясь, показываю вам, насколько сама могу судить, как мертво и
пусто было у меня на душе, - когда вы предложили мне мужа. Я дала согласие.
Я никогда не обманывала ни вас, ни его, не притворялась, будто выхожу по
любви. Я знала, и вы, отец, знали, и он знал, что я не люблю его. Отчасти я
даже хотела этого брака, я надеялась, что это будет приятно и выгодно Тому.
Я очертя голову погналась за химерой и только мало-помалу поняла, на что я
польстилась. Но Том всю мою жизнь был для меня предметом нежных забот,
вероятно потому, что я глубоко жалела его. Теперь уже ничего изменить
нельзя, но, быть может, это побудит вас снисходительней отнестись к его
проступкам.
же в упор глядя на него, продолжала:
этого неравного брака и опять в душе моей поднялась борьба, еще более
ожесточенная, чем прежде, ибо питалась она полной несообразностью наших двух
натур, - и тут, отец, не помогут никакие общие законы, пока они не способны
научить анатома, куда вонзить нож, чтобы вскрыть сокровенные тайны моего
сердца.
разговор в этой комнате.
таких людей я еще не встречала в своей жизни: человек светский,
благовоспитанный, держится легко, непринужденно; не лицемерит, открыто
презирает все на свете - что я делала втайне и со страхом; он очень скоро
дал мне почувствовать - сама не знаю, как и отчего это случилось, - что он
понимает меня, читает мои мысли. Я не видела никаких причин считать его хуже
себя. Мне казалось, что у нас с ним очень много общего. Меня только
удивляло, почему он, безучастный ко всему, не безучастен ко мне.
и увидел лихорадочный блеск ее расширенных глаз, пристально смотревших ему в
лицо.
Все равно каким путем, но он завоевал его. То, что вы, отец, теперь знаете о
моем замужестве, вскоре стало известно и ему.
любила ли я его, или люблю ли, говорю вам прямо, отец, - может быть, и так.
Я не знаю.
ее болезненно исказились, но она последним напряжением сил выпрямилась во
весь рост и, дав волю столь долго подавляемым чувствам, договорила то, что
решилась сказать:
объяснился мне в любви. Сейчас он ждет меня, ибо, только согласившись на
свидание, я могла удалить его. Я не знаю, раскаиваюсь ли я; не знаю, стыжусь
ли; не знаю, унижена ли я в собственных глазах. Но одно, отец, я знаю
твердо: ваши теории, ваши поучения не спасут меня. Вы довели меня до этого.
Найдите другие средства спасти меня!
вырвался душераздирающий крик: "Не держите меня! Дайте мне лечь, не то я
умру!" Он опустил ее на пол и увидел любимую дочь - свою гордость и радость,
венец его системы воспитания - в беспамятстве распростертой у своих ног.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА I
что лежит на своей девичьей кровати в своей девичьей комнате. В первую
минуту у нее мелькнула мысль, что все случившееся с той поры, когда и эта
кровать и эта комната были столь привычны, просто померещилось ей во сне; но
по мере того как взор ее явственнее различал знакомые предметы, недавние
события явственнее проступали в ее сознании.
болели, и она была так слаба, что едва могла шевельнуться. Ею овладело
какое-то тупое безразличие ко всему, и даже присутствие своей сестренки она
заметила не сразу. Уже после того, как взгляды их встретились и девочка,
подойдя к постели, робко взяла сестру за руку, Луиза еще долго молча глядела
на нее, прежде чем спросила:
обычно, будить меня; и я стала искать ее. Я думала, она в своей комнате, но
ее там не оказалось; я искала по всему дому и, наконец, нашла ее здесь - она
ухаживала за тобой, клала холодные примочки на лоб. Позвать папу? Сесси
велела мне сказать папе, как только ты проснешься.
сестренка, все еще робея, нагнулась и поцеловала ее.
спросила: - Это ты убрала комнату и сделала ее такой уютной?
сделала...
она опять поворотилась лицом к дверям и не спускала с них глаз, пока они не
открылись и не вошел ее отец.
протянул Луизе, - столь твердая обычно, - заметно дрожала. Он сел подле ее
постели, ласково спросил, как она себя чувствует, настойчиво повторял, что
ей необходим полный покой после пережитого накануне волнения и долгого пути
под проливным дождем. Говорил он глухо, неуверенно, подыскивая слова, совсем
не так, как бывало, сразу утратив свой диктаторский тон.
нашелся что сказать и окончательно умолк. Потом начал сызнова:
сызнова:
тем, что обрушилось на меня вчера вечером, Почва ушла у меня из-под ног.
Единственный оплот, который казался мне - и посейчас еще кажется -
незыблемым, как скала, рассыпался в одно мгновение. Это внезапное открытие
сразило меня. Я думаю сейчас не о себе, но то, что произошло вчера вечером,
для меня очень тяжелый удар.
разбилась об эту скалу.
моего покоя - было бы лучше, ежели бы ты немного раньше вывела меня из
заблуждения. Я хорошо понимаю, что, быть может, моя система недостаточно
поощряла такого рода откровенность. Я доказал самому себе преимущества
моей... моей системы воспитания и неуклонно придерживался ее; поэтому я
должен нести ответственность за то, что она себя не оправдала. Я только
прошу тебя верить, дорогая, что намерения у меня были самые лучшие.
искренне. Измеряя бездонные глубины своей куцей линейкой, пытаясь охватить
вселенную ржавым циркулем на негнущихся ножках, он думал совершить великие
дела. Насколько позволяла короткая привязь, он усердно вытаптывал цветы
жизни, и делал это с большей убежденностью, нежели многие его мычащие
соратники.
что вы хотели моего счастья. Я ни в чем не упрекаю вас, и никогда не
упрекну.
возвращаясь мыслью к нашей вчерашней тягостной встрече. Когда я думаю о
тебе, о том, что ты годами скрывала от меня свою истинную натуру и я знаю ее
всего несколько часов; когда я вдумываюсь в причину, заставившую тебя в
Сертаков Виталий
Шидловский Дмитрий
Акунин Борис
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Апраксина Татьяна