Все знают, что вы очень хороши собой (тут он улыбнулся), то есть, конечно,
для своего возраста (улыбка исчезла), далеко еще не столь преклонного, и я,
право же, не вижу, почему вы не должны жить в свое удовольствие, если вам
этого хочется. Я знаю, что я всего-навсего легкомысленная девчонка, и если
бы подруга, более рассудительная, чем я, могла составить ваше счастье...
раздражен, но и серьезно опечален моими словами, и это было для меня
жестоким наказанием за то, что я позволила себе шутить с его чувствами.
кажется, я в какой-то мере их заслужил: я в свое время недостаточно
занимался твоим воспитанием. Но я не позволю тебе шутить с такими серьезными
вещами. Если ты не способна уважать чувств твоего отца к памяти той, которая
нам обоим дорога, не посягай по крайней мере на священные права люде, и в
несчастье: пойми, что, если даже малейший намек на такую вот шутку достигнет
слуха мисс Бертрам, это неизбежно заставит ее покинуть наш дом и опять
остаться одной, без покровителей, в обществе, неприязнь которого она уже
имела случай испытать.
прощения и обещала впредь вести себя лучше. И вот я снова не при чем. Хотя
Люси и не очень-то откровенна со мной, с моей стороны было бы просто
бесчеловечно привлекать к себе сейчас внимание Хейзлвуда и этим ее мучить. А
после этой отповеди отца я и с ним не могу больше заводить разговор на эту
щекотливую, тему. И вот я скручиваю бумажки, жгу их на свече и обгорелым
концом рисую на визитных карточках разных турок - вчера вот, например, мне
удался чудесный портрет Хайдер-Али, - бренчу на моих несчастных клавикордах
и начинаю читать серьезную книгу с конца. Больше всего меня беспокоит
молчание Брауна. Если бы ему пришлось куда-нибудь уехать из наших краев, он
безусловно бы мне написал. Неужели отец перехватил его письма? Нет, это не в
его правилах; даже если бы он знал, что, вскрыв письмо, он может помешать
мне завтра утром выскочить из окна, он и то не стал бы его трогать. Подумай
только, что у меня вдруг вырвалось из-под пера! Пусть эта шутка, мне все
равно совестно, даже перед тобой, Матильда. Но я поступаю так, как должна
поступать, и не могу считать это своей заслугой. Мистер Ванбест Браун не
настолько страстно влюблен, чтобы действовать опрометчиво. Надо признаться,
что он оставляет мне немало досуга для размышлений. Но я не хочу обвинять
его раньше времени и потому не позволяю себе сомневаться в твердости его
характера, которую я несколько раз тебе сама расхваливала. Если бы я знала,
что он подвержен даже малейшим колебаниям, сомнениям, страху, мне особенно
не о чем было бы и жалеть.
стойкости и непоколебимой верности, почему сама я озабочена тем, что делает
Хейзлвуд и за кем он ухаживает? Я задаю себе этот вопрос по сто раз в день и
всегда отвечаю на него очень глупо: хоть я вовсе и не желаю склонить его к
сколько-нибудь серьезной измене, мне все же неприятно бывает видеть, как
мною пренебрегают.
они тебе интересны, но меня, по правде сказать, это, пожалуй, даже удивляет.
Я помню, что, когда мы с тобой украдкой читали романы, ты была поклонницей
всего высокого и романтического. Тебе не давали покоя легенды о рыцарях,
карликах, великанах, красавицах, попавших в беду, о прорицателях,
привидениях, призраках, о чьих-то руках, обагренных кровью, в то время как
меня привлекали разные запутанные положения семейной жизни, а из области
чудесного - разве только волшебства восточного джинна или доброй феи. Тебе
жизнь представлялась огромным океаном, с его мертвенной тишиной и с ревом
бурь, с его вихрями, высокими волнами, а я.., я мечтала плавать по
какому-нибудь озеру или тихому заливу при легком дуновении ветерка, где
отдельные трудности могли только сделать эту поездку интересной и
потребовать от кормчего умения, но где не было бы настоящей опасности. И мне
кажется, Матильда, что тебе больше подходил бы такой отец, как мой: гордый
своими подвигами и древностью своего рода, с его рыцарским представлением о
чести, его великим умом и знанием тайных наук; тебе нужна была бы и Люси
Бертрам, чьи предки с именами, не укладывающимися ни в какую орфографию и ни
в какую память, властвовали некогда над этой романтической страной и которая
родилась, как мне говорили, при самых необычайных и знаменательных
обстоятельствах. Тебе надо было бы жить в нашем шотландском поместье,
окруженном горами, и гулять со мной среди этих зловещих развалин, где живут
привидения. А мне, напротив, следовало бы поселиться среди лужаек,
кустарников, теплиц и оранжерей вашего парка с твоей доброй, тихой и
снисходительной тетушкой, с ее утренними молитвами, послеобеденным сном и
вечерним вистом, выездами упитанных лошадей и еще более упитанным кучером.
Но ты видишь, Брауна я в этот обмен не включаю; его живость и
непринужденность, его веселый и общительный нрав, его благородство и
смелость вполне соответствуют моему идеалу, а в его атлетическом
телосложении, в его красоте и мужестве есть даже что-то рыцарское. Ну, а раз
мы не можем совершить полного обмена, не лучше ли тогда каждой оставаться с
тем, что у нее есть.
Глава 30
мной, я велю закрыть перед тобой ворота. Видишь вон то окно? Что ж, иди на
приступ. Мне дела нет, я служу доброму герцогу Норфолку.
рассказать тебе, какие у нас произошли за эти дни ужасные события! Увы! Как
надо остерегаться шутить с будущим! Прошлый раз я дописывала тебе письмо в
самом веселом настроении и еще посмеялась над твоим вкусом к романтике и ко
всему необыкновенному. Могла ли я тогда думать, что все это приключится
именно со мной, и всего через несколько дней. Читать о разных ужасах или
увидать их воочию - не то же ли это самое, что висеть над пропастью,
вцепившись в какой-нибудь жалкий кустик, или восхищаться той же пропастью на
пейзаже Сальватора Розы? Но не буду забегать вперед.
затрагивает моих собственных чувств. Ты, вероятно, знаешь, что наши края
часто посещаются контрабандистами с острова Мэн, который находится
неподалеку отсюда. Их немало, и все это люди без страха и совести; стоит
кому-нибудь начать им противодействовать, как они становятся грозой всей
округи. Местные власти из боязни или из других, еще менее благородных
побуждений не хотят с ними связываться, а безнаказанность делает этих людей
еще более дерзкими и отчаянными. Казалось бы, что отец мой, человек здесь
совсем новый и не занимающий никакой официальной должности, не имеет ко
всему этому ни малейшего отношения. Но, как и сам он утверждает, он
действительно родился в тот момент, когда Марс достиг своего апогея в небе,
и в самые тихие и мирные периоды своей жизни он неожиданным образом
становится участником и битв и кровопролитий.
вместе с Хейзлвудом к небольшому озеру, милях в трех отсюда, поохотиться на
диких уток и в то время, как мы с Люси обсуждали, чем мы будем без них
заниматься, мы вдруг услышали топот лошадей, очень быстро приближавшихся к
дому. Земля затвердела от сильного мороза, и стук копыт был от этого еще
громче и отчетливее. Через несколько мгновений перед домом появились двое
или трое вооруженных всадников, причем каждый вел за собой в поводу по
навьюченной лошади. Подъехали они не по дороге, которая ведет к дому, а,
минуя ее, напрямик по газону. Вид у них был в высшей степени измученный и
растерянный, они часто оглядывались, как будто ждали погони. Отец и Хейзлвуд
поспешили к парадной двери узнать, кто они такие и что случилось. Прибывшие
заявили, что они таможенные чиновники и захватили этих лошадей с
контрабандой где-то в трех милях отсюда. Но контрабандисты получили
подкрепление и теперь гнались за ними с явным намерением отобрать назад свое
добро, а их самих убить. Они сказали, что, так как им пришлось вести за
собою навьюченных лошадей и преследователи легко могли их нагнать, они
решили искать убежища в Вудберне, полагая, что отец мой, как верноподданный
короля, не откажется защитить людей, которые находятся сейчас под угрозой
смерти за то, что честно выполнили свой служебный долг.
встал бы, вероятно, на защиту любой собаки, если бы только она явилась к
нему от имени короля, немедленно отдал приказ спрятать товары, вооружить
всех слуг и защищать дом в случае нападения. Хейзлвуд усердно ему помогал, и
даже это чудище Сэм-сон вышел из своего логова и схватил охотничье ружье.
Отец хотел было взять это ружье сам, но потом раздумал и выбрал вместо него
другое - карабин, с которым он на Востоке охотился на тигров, а это отставил
в сторону. Так вот, не успело ружье попасть в нескладные руки злополучного
Сэмсона, как оно вдруг разрядилось и пуля чуть было не убила одного из
таможенных. Пораженный этим неожиданным и непроизвольным выстрелом, До-мини
(таково его прозвище) только воскликнул: "У-диви-тель-но!" - обычный способ,
которым он выражает свое изумление. Но никакая сила не могла его заставить
расстаться со своим разряженным ружьем, и поэтому отбирать его не стали и
приняли только меры, чтобы к нему в руки не попали патроны. Я лично ничего
этого не видела и не слышала, если не считать общего переполоха, вызванного
выстрелом, но когда Хейзлвуд мне потом об этом рассказывал, он очень
потешался над неуклюжим и не в меру ретивым Домини.
расставлены вооруженные слуги, он хотел укрыть нас куда-нибудь от опасности,
кажется в погреб, но мы ни за что на это не соглашались. Хоть я и была в эту
"минуту напугана до смерти, во мне вдруг пробудилась отцовская отвага: мне
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Прозоров Александр