Чтение 45–й страницы книги ~Матиас Шандор~

ссылались на то, что семья Саркани якобы сейчас в трауре. Такая
скромность, конечно, не вязалась с тщеславными замашками Торонталя, но он
решил, что при сложившихся обстоятельствах лучше не возбуждать лишних
толков. Предполагалось, что молодожены пробудут в Рагузе всего несколько
дней, а потом отправятся в Триполи, в город, являющийся постоянным
местопребыванием Саркани.

Чтение брачного договора, предусматривавшего значительное приданое,
должно было состояться в особняке на Страдоне в присутствии лишь самых
близких людей; обряд венчания предполагалось совершить у францисканцев
сразу же после подписания договора. Гостей в этот день приглашено не было.

Пока в особняке Торонталь шли последние приготовления к свадьбе, на
противоположной стороне улицы прохаживались двое мужчин.

То были Матифу и Пескад.

Вернувшись в Рагузу, доктор Антекирт привез с собою и Матифу. Его
присутствия уже не требовалось в Катаро, и можно себе представить, как
друзья, или, по выражению Пескада, "близнецы", были счастливы вновь
увидеть друг друга.

Как мы знаем, доктор сразу же явился в домик на улице Маринелла; затем
он удалился в скромную гостиницу в предместье Плоссе, где ожидал, когда
состоится свадьба Саркани и Савы Торонталь, чтобы приступить к
осуществлению намеченного им плана.

На другой день он снова пришел к госпоже Батори и собственноручно помог
уложить тело Петера в гроб. Затем он вернулся в гостиницу, а Пескада и
Матифу послал наблюдать за Страдоном.

Пескад был весь внимание, но это не мешало ему беседовать с приятелем.

- Ты, кажется, потолстел, друг Матифу! - говорил он, приподнимаясь на
цыпочки, чтобы пощупать грудь великана.

- Да! И силы у меня поприбавилось!

- Я это заметил по тому, как ты меня обнял.

- Ну, а как представление, о котором ты говорил? - спросил Матифу; уж
очень ему хотелось сыграть обещанную роль.

- Оно на мази, на мази. Но, знаешь ли, сюжет-то пьесы оказался очень
запутанным.

- Запутанным?

- Да. Выходит, что это не комедия, а драма. Но начало ее прямо-таки
захватывающее.

Пескад замолчал. Мимо них пронеслась карета; она остановилась у
особняка Торонталя.

Ворота тотчас же распахнулись и, впустив карету, вновь закрылись, но
Пескад успел рассмотреть, что в карете находился Саркани.

- Да, очень даже захватывающее начало, - продолжал он. - Успех, можно
поручиться, будет огромный.

- А предатель? - спросил Матифу, которого этот персонаж, видимо,
особенно интересовал.

- Предатель... пока что еще торжествует, как и полагается в хорошо
написанной пьесе... Но терпение! Подождем развязки.

- В Катаро мне уже казалось, что вот-вот...

- Выйдешь на сцену?

- Да, я уж совсем приготовился.

И Матифу рассказал обо всем, что произошло на базаре в Катаро, то есть
как его руки были уже зафрахтованы для похищения, которое, однако, не
состоялось.

- Ничего! Значит, еще не время было, - отвечал Пескад; для отвода глаз
он без умолку болтал, в то же время зорко посматривая по сторонам. - Твой
выход - не раньше как в четвертом или пятом действии. А может быть, ты и
вовсе появишься только в заключительной сцене. Но не беспокойся. Появление
твое будет чертовски эффектно! Можешь не сомневаться!

В это время со стороны улицы Маринелла послышался смутный гул голосов.

Пескад замолчал и отошел от особняка Торонталя.

В это время с улицы Маринелла на Страдон вышла похоронная процессия;
она направлялась к францисканской церкви, где должно было состояться
отпевание.

За гробом следовало очень мало народа, ибо похороны, по скромности
своей, не привлекали внимания прохожих: простой гроб, покрытый черным
сукном, несли на руках.

Шествие медленно продвигалось вперед, как вдруг Пескад, еле сдержав
возглас, вцепился в руку Матифу.

- Что с тобой? - изумился Матифу.

- Ничего! Долго объяснять!

Среди шедших за гробом он узнал госпожу Батори. Она пожелала проводить
сына на кладбище.

Церковь не отказала в своих молитвах покойнику, которого толкнуло на
самоубийство лишь беспросветное отчаяние, и священник дожидался его во
францисканской часовне, чтобы затем сопутствовать ему на кладбище.

Госпожа Батори шла за гробом, однако она не плавала, у нее уже не было
сил на слезы. Ее полубезумный взгляд то как бы искал чего-то по сторонам,
то словно проникал под черный покров, скрывавший бездыханное тело ее сына.

Старик Борик, на которого жалко было смотреть, еле брел возле нее.

У Пескада навернулись слезы. Да, если бы этот добрый малый не был
обязан стоять на посту, он непременно присоединился бы к немногочисленным
друзьям и соседям, провожавшим Петера Батори в последний путь.

В тот момент, когда процессия поравнялась с особняком Торонталя, ворота
его вдруг растворились. Во дворе, у крыльца, стояли два экипажа.

Первый из них выехал со двора и повернул в сторону, направляясь вниз по
Страдону.

В этом экипаже Пескад увидел Силаса Торонталя, его жену и дочь.

Госпожа Торонталь, подавленная горем, сидела рядом с Савой, которая
была белее своей венчальной фаты.

Во втором экипаже ехал Саркани с двумя-тремя родственниками или
друзьями.

Свадьба была, такая же скромная, как и похороны юноши. И тут и там -
безысходная печаль.

Но в то мгновение, когда первый экипаж показался в воротах, раздался
душераздирающий крик.

Госпожа Батори остановилась и, протянув руку к Саве, прокляла девушку!

Крик этот вырвался у Савы. Она увидела мать, облеченную в траур. Она
поняла все, что от нее скрыли. Петер умер, умер из-за нее и ради нее, и
это его провожают на кладбище, в то время как свадебная карета везет ее к
венцу.

Сава упала без сознания. Госпожа Торонталь, вне себя от ужаса, пыталась
привести ее в чувство... Все напрасно! Девушка еле дышала!

Силас Торонталь не в силах был сдержать своего гнева. Зато подбежавший
Саркани быстро овладел собой.

В таком состоянии невеста не могла предстать перед нотариусом.
Волей-неволей кучерам было приказано повернуть обратно, и ворота особняка
снова с шумом захлопнулись.

Саву перенесли в ее спальню, уложили в постель, но она была недвижима.
Мать стояла на коленях возле нее. Спешно вызвали доктора. Тем временем
погребальная процессия медленно подходила к францисканской церкви. После
отпевания она направилась на городское кладбище.

Пескад сообразил, что надо как можно скорее сообщить доктору Антекирту
о неожиданном инциденте.

- Оставайся тут и наблюдай! - сказал он Матифу.

А сам бегом направился в предместье Плоссе.

Доктор выслушал торопливый рассказ Пескада, не проронив ни слова.

"Превысил ли я свои права? - размышлял он. - Нет! Я нанес удар ни в чем
не повинной девушке? Да, конечно! Но ведь она дочь Силаса Торонталя!"

Потом он спросил:

- Где Матифу?

- Возле дома Торонталя.

- Вечером вы мне оба понадобитесь.

- В котором часу?

- В девять.

- Где прикажете вас дожидаться?

- У кладбищенских ворот.

Пескад помчался к Матифу; тот не сходил с места, в точности выполняя
данное ему поручение.

Часов в восемь вечера доктор, закутавшись в широкий плащ, направился на
рагузскую пристань. Выйдя за городскую стену, налево, он добрался до
небольшой бухточки, расположенной в скалах, неподалеку от порта.

Место было совершенно пустынное. Ни домиков, ни судов. Рыбачьи барки
никогда не становятся тут на якорь, так как бухта усеяна подводными
камнями. Доктор остановился, осмотрелся вокруг и крикнул. Видимо, то был
условный знак. Почти тотчас же к нему подошел матрос.

- Что прикажете, хозяин?

- Лодка здесь, Пацер?

- Да, за скалой.

- Со всеми твоими людьми?

- Со всеми.

- А "Электро"?

- Он подальше, к северу, кабельтовых в трех, за бухточкой.

И матрос указал на длинное судно, еле видневшееся в темноте, ибо ни
единый огонек не выдавал его присутствия.

- Когда он прибыл из Катаро? - спросил доктор.

- Нет еще и часа.

- И он прошел незамеченным?

- Совершенно незамеченным, вдоль утесов.