отец в танке сгорел. Такое у них там творятся, прямо я и не знаю, что
делать... Маленький этот... Я даже не думала, что он понимает... А он как
вцепился в мать, так и не отдерешь прямо. Давай вместе туда сходим!..
столе. Она не сразу поняла, чего тут не хватает. Корабли давно уплыли
отсюда, но Евдокия Тимофеевна хорошо помнила, что вчера еще стол был чем-то
занят.
вчера тут на столе было... Недостает чего-то...
тому подарил, у которого отец в танке сгорел. Он все ревел, ревел... Меня,
мама, такая жалость взяла! Я уж его и так и эдак... Ну никак, понимаешь!
Плачет, и всђ. Я тогда принес модель да как запустил ее! А он так руками в
ладоши - хлоп-хлоп! И засмеялся сразу. А как в руки ее взял, так затрясся
весь. Ну, я ему и отдал. Пускай...
сына. "Совсем как Никифор: что свое - все отдаст", - подумала она.
жалко было... Ну, и ладно про то, - неожиданно прервал он сам себя и
нахмурился. ... Занятия, как всегда, начались 1 сентября. Обычно в этот
день все здание школы, отвыкшей за лето от шума, оглашал бурный гам. А
сегодня ребята тихо собрались в большом зале. И директор Яков Яковлевич
произнес коротенькую речь.
занятия. Мы встречаем этот большой для каждого советского учителя и
школьника день в не совсем привычной обстановке. Я вижу по вашим лицам, я
чувствую по той серьезности, с какой вы сегодня пришли сюда, что вы сами
понимаете, какие тяжкие испытания выпали сейчас нашей Родине. Враг хочет не
только отнять у нас землю и лишить миллионы людей жизни... Он вознамерился
уничтожить все, что мы завоевали под славным знаменем Ленина. Мы завоевали
для себя право на труд, свободный вольный труд. Фашисты хотят сделать труд
снова проклятьем для человека, а нас превратить в своих рабов. Мы
провозгласили и утвердили право человека на отдых, на обеспеченную
старость. Фашисты умерщвляют беззащитных стариков, убивают детей. Мы как
великое достижение Октябрьской революции закрепили за каждым нашим
человеком право на образование. Фашисты хотят отнять у нас свет знания,
ввергнуть нас во тьму животного невежества. Но мы, ваши учителя, гордые
тем, что нам доверено осуществить право каждого из вас на овладение
знанием, заявляем на весь мир: как бы ни гремели пушки, они не заглушат
голоса учителя, который будет всегда раздаваться в этих стенах, пока они
стоят...
собирался дать команду: "По классам!" - поднял руку Володя. Все оглянулись
на него с удивлением. Володя в школе был застенчив и редко выступал на
больших собраниях.
из журнала "Огонек" выучил.
пионеров, которые недоуменно переговаривались, посматривая на Володю.
директор, поправил алый галстук и неожиданно звонким, заставившим всех
сразу притихнуть голосом прочел стихи, которые он нашел вчера в "Огоньке" и
сразу заучил наизусть:
Он пошел в последнее пике...
слушала его с вытянутой от внимания шеей, приподнявшись на носки.
Вовсе забывая о себе,
Чтобы и в огне, прощаясь с жизнью,
О ее заботиться судьбе...
привычная надменность, и малыши, восторженно взиравшие на своего любимца, и
Юлия Львовна, рядом с белой головой которой особенно черной казалась
шевелюра Ефима Леонтьевича, и директор Яков Яковлевич, и Мария Никифоровна,
географичка, и физик Василий Платонович, и друзья Володи: Аркаша Кругликов,
Миша Донченко, Володя Киселевский и Светлана Смирнова. Все слушали его. И
голос Володи крепчал с каждым словом:
Будет в прах развеян вражий стан!
Над твоею огненной могилой
Мы клянемся в этом, капитан...
испуганно посматривая на соседей: может быть, не полагалось по случаю
войны, да еще после таких серьезных стихов, аплодировать? Но Юлия Львовна,
протянув к Володе тонкие руки, несколько раз громко ударила ладонью о
ладонь. И тогда все зааплодировали бурно, рьяно, восторженно.
проходил на свое место, ему со всех сторон шептали: "Дубинин, дай списать
стихотворение...", "Перепишешь мне на память?"
учителя с картами, скатанными в трубку, с журналами под мышкой, с чучелами
птиц, гипсовыми слепками и различными приборами в руках. За партами все
вставали, потом садились, начинался урок.
Но Володе часто на уроке начинало казаться, что все это не настоящее, все
это теперь лишь изображает школьные занятия. И Василий Платонович, объясняя
рычаг второго рода, смотрит в окно и думает, наверное, о том, о чем думает
и он сам, Володя: о войне, о фронте, который становится все ближе и ближе.
И во время какой-нибудь письменной работы, когда в тишине класса слышался
только сосредоточенный шорох перьев о бумагу или легкий скрип парты под
потянувшимся учеником, на Володю находило вдруг страдное оцепенение: он не
мог собрать мыслей. Ему начинало казаться диким и невозможным, что в то
время, когда на страну навалилось такое страшное бедствие, они сидят как ни
в чем не бывало в классе, водят перышком, что-то складывают, вычитают,
выносят за скобки, упрощают... А он слышал в разговорах, читал в сводках и
сообщениях, что враг уже идет на Крым. Володе, казалось странным, почему не
только в школе, но и в городе все шло обычным порядком: люди ходили на
работу, торговали магазины, продавались бычки на базаре...
уже другое, трудное, пока еще творимое втайне дело, которое должно было в
близком будущем помочь борьбе народа и приблизить ее страстно ожидаемый
исход!
знакомых, друзей отца, не раз бывавших у них дома в гостях.
Карантина посвящен в эту тайну, о существовании которой Володя даже не
догадывался! Откуда было знать Володе, что несколько раз уже встречавшийся
ему на улице худощавый пожилой человек в черных очках, палкой нащупывающий
дорогу, не кто иной, как товарищ Андрей, известный под этим именем лишь
двум-трем партийным руководителям города? Он по поручению партии и
руководил тем тайным делом, которое постепенно подчиняло себе все
подготовительные оборонные работы на заводах и предприятиях, в каменоломнях
и учреждениях. Но никто, даже из людей, выполнявших эти задания, не знал,
что под кличкой "Андрей" действует приехавший из Симферополя для
организации большевистского подполья - на случай, если враг прорвется в эти
края, - старый большевик, опытный подпольщик Иван Андреевич Козлов, только
что перенесший тяжелую операцию глаз, полуслепой, но не пожелавший в
тяжелые для Родины дни оставаться в больнице...
у магазинов, катил к себе домой полученный бочонок с соленой камсой;
постукивая палочкой по плитам тротуара, осторожно пробирался среди прохожих
на улицах. Кто бы мог догадаться, что этот такой неприметный человек с
мешком за плечами уже в пятый раз за свою жизнь уходит в большевистское
подполье, чтобы организовать сопротивление врагу! Знал об этом только
секретарь городского комитета партии товарищ Сирота, которого Володя прежде
не раз видел в Доме пионеров и однажды даже показывал ему свою скоростную
модель. Володя и сейчас часто встречал товарища Сироту в порту, издали
видел его у зенитных батарей на Митридате. Секретарь горкома партии стал
председателем городского Комитета Обороны. Но никто (а в том числе,
конечно, и Володя) не подозревал о связи, которая существовала между
действиями энергичного, быстро двигавшегося товарища Сироты и медлительным
старичком в черных очках, который иногда прохаживался вдоль набережной,
нащупывая палочкой дорогу...
готовили два бронепоезда. Все перестраивалось на военный лад. В
Камыш-Буруне и по всему побережью мобилизовали весь рыбацкий флот. На
катерах и шаландах устанавливали пушки. Маленькие рыболовецкие суда
превращались в военные корабли. Даже на консервном заводе делали теперь
гранаты, а на табачной фабрике изготовляли котелки, траншейные печки,
оборудовали походные хлебопекарни.
полыхало над заводом имени Войкова. Там, за заводом, была шлаковая свалка,
и когда ночью выливали ковши со шлаком, то на десятки километров вокруг все
озарялось розоватыми отсветами. Володя не зная, что коммунисты завода
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Орловский Гай Юлий
Флинт Эрик
Лукин Евгений