2
уже заняли свои места, а Стефен все еще ждал Пейра, стоя у вагона в самой
гуще прощальной сутолоки, среди шума, гама, пара и дыма, и с возрастающим
беспокойством оглядывал платформу, по которой в призрачном желтоватом
свете, лившемся сквозь стеклянную крышу вокзала, спешили последние
запоздалые пассажиры и носильщики с криками катили свои тележки. Жером
находился в Лувсьене и обещал прибыть на вокзал без опоздания. Все было
подготовлено к отъезду. И вот уже закрывают двери вагона! Стефен потерял
всякую надежду на появление Пейра и с досадой бранил себя за глупость: как
можно полагаться на такого сумасшедшего, взбалмошного человека! Ясно, что
Пейра не приедет. Но когда затрубил рожок, Стефен вдруг увидел знакомую
фигуру в потрепанном пальто, с мольбертом и каким-то допотопным саквояжем
в руках, невозмутимо шагавшую по платформе.
скорость поезд, после чего Пейра любовно разместил свои пожитки в сетке
для вещей. Затем они не без труда отыскали себе два места рядом, и Пейра
как ни в чем не бывало повернулся к Стефену с лучезарнейшей улыбкой в
ярко-голубых глазах, осветившей все его морщинистое, небритое лицо.
молодой кюре и, узнав, что я еду в Мадрид, заговорил об ордене кармелитов,
которые всегда ходят босиком. Разгорелся жаркий спор, и я проехал... до
самого "Одеона".
смягчиться. Против этой простодушной бесцеремонности, как всегда,
невозможно было устоять - таков уж был Пейра.
занимательной беседой. Я намерен глубже вникнуть в этот вопрос, для чего
мне придется посетить монастыри этого ордена в Андалузии. Я не раз думал о
том, что следует основать орден босоногого братства, посвятившего себя
искусству и созерцанию. Быть может, теперь мне и представляется такой
случай. - И, немного подумав, добавил: - Нищета спасет мир.
как вас, конечно, обвели вокруг пальца, их оказалось не очень-то много. В
общем у нас на двоих всего тысяча девятьсот франков.
Или, если хочешь, отдай все мне. Я буду казначеем. - И, кивнув на
ветхозаветный саквояж, добавил: - У меня там байоннский окорок не меньше
пятнадцати килограммов весом. Мне дала его мадам Юфнагель. Так что с
голоду мы не помрем.
Пассажиры уже занялись каждый своим делом. Стефен, никогда не отличавшийся
особым умением обращаться с деньгами и памятуя к тому же, как превосходно
вел Пейра их хозяйство на улице Кастель, протянул ему пачку банкнот. Жером
равнодушно взял ее и запихнул в раздутый бумажник, обвязанный бечевкой, в
котором он хранил свои самые драгоценные бумаги: старые, полуистлевшие
вырезки из провинциальных газет, грязные, замызганные пригласительные
билеты на какие-то давно минувшие soirees musicales [музыкальные вечера
(франц.)] и письма, в которых превозносился его талант и которые он при
всяком удобном и неудобном случае готов был читать своим случайным
знакомым в кафе и других общественных местах, а порой - и просто на улице.
Затем, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться в том, что он ничего не
обронил, Пейра достал запечатанный сургучом конверт, уже порядком
засаленный, и с таинственным видом повертел его в руках, поглядывая на
Стефена и, как видно, желая разжечь его любопытство. Когда это ему не
удалось, он сказал:
Морелла. Это старушка очень знатного рода, настоятельница женского
монастыря в Авиле. Надеюсь, она меня примет. Одного из ее предков писал
Гойя. Портрет висит в Прадо.
кого писал Гойя.
Пейра. - Но все же... маркиза...
внимательно поглядел на Стефена.
Десмондом все еще угнетала его, неожиданно для себя добавил: - Меня хотели
завербовать в солдаты.
был удивлен. С минуту он задумчиво посасывал свою потухшую трубку, затем
изрек:
больших зол современности. Кому это нужно: напяливать на людей мундиры и
посылать их убивать друг друга? Когда-то рыцари по доброй поле вступали в
поединки, война была для них спортом, и ни на что другое они попросту не
годились. Но никому и в голову не приходило заковать философа или поэта в
латы и погнать его на поле боя. Даже крестьян обычно не трогали. А теперь
мы все должны быть мастерами по уничтожению себе подобных.
знак одобрения, но, ничем не проявив своего удовольствия, испустил
глубокий вздох.
сильных мира сего!
это высказывание, - нам пока что ничего не грозит. Более того, так как уже
перевалило за полдень, мы сейчас будем обедать.
который презентовала ему мадам Юфнагель, но Стефен, находившийся в
приподнятом настроении, решил послать экономию ко всем чертям.
проносившиеся за окном пышно разросшиеся живые изгороди, на желтеющие ивы,
нависшие над серым, вздувшимся ручьем, и зеленые кроны деревьев,
позавтракали сардинами, телячьей грудинкой и острым сыром "бри". Потом
взяли по рюмке бенедиктина, и Пейра мирно запыхтел трубкой.
безлюдные дюны и бесконечные сосны. Лишь изредка вдали мерцала синева -
это было море. Ночь наступила внезапно, набросив свое темное покрывало на
округлые холмы и тучные виноградники Гаронды. Когда поднялась луна и
заблестела над погруженными во мрак равнинами, за которыми вздымались к
небу горные кряжи, тревожная тоска закралась в душу Стефена, воскрешая
прошлое. Но усилием воли он прогнал воспоминания и заставил себя думать о
будущем, только о будущем, о восхитительном путешествии, которое ждало его
впереди.
Пассажиры в ожидании пересадки на Андай заснули в самых причудливых и
неудобных позах. Пейра сидел очень прямо, натянув на голову пиджак, и тоже
посапывал носом. Глядя на эту странную безголовую фигуру, Стефен
почувствовал, как у него потеплело на сердце. Хорошо путешествовать с
таким другом, с таким веселым и добрым, отзывчивым и великодушным
человеком, который столь причудлив в своих увлечениях и счастлив, словно
дитя, а если даже немного нелеп порою, то в иных случаях так мудр! Стефен
закрыл глаза, слегка поеживаясь от ночной прохлады. Ровное покачивание
поезда убаюкивало его, и вскоре он тоже погрузился в сон.
3
две скромные комнаты на улице Оливии, неподалеку от Толедской заставы, в
довольно нищенском квартале, рядом с фруктовым рынком. До центра города
было довольно далеко, но желтый трамвайчик делал сообщение вполне удобным.
Пейра взялся за переговоры с хозяйкой и провел их хотя и на очень
скверном, но все же удобопонятном испанском языке и в чрезвычайно деловой
манере, после чего уплатил за неделю вперед.
Жерома.
раньше половины десятого. - И, помолчав, задумчиво добавил: - Во всяком
случае, я туда идти не собираюсь.
же мы тогда приехали в Мадрид?
и постарайся извлечь для себя из этого пользу. А мне нет особого смысла
ехать туда. То, что создано другими, никак на меня не действует.
я уезжаю в Авилу.
святая Тереза, в столь неуважительном тоне.