уже не служили в войске. А случилось это так. Когда сын подрос, Агенобарб
упросил хозяина взять его к себе на работу. Корнелину пришлось совершить
далекое путешествие в Понт Эвксинский на торговом корабле, и он даже
побывал в Босфоре Киммерийском, где увидел обильно падающий снег и людей в
варварских шкурах. Но однажды в Полемонии Понтийском, куда приплыл корабль
патрона, во время драки в портовой таверне юноша так сильно ударил
императорского вольноотпущенника, что человек умер на месте. Стремясь
замести следы, потому что смертоубийство грозило ему большими
неприятностями и, может быть, даже работой на руднике, Корнелин не
вернулся на корабль, а бежал в Саталу и там поступил солдатом в XV легион,
стоявший на границе с Арменией. Однако он до такой степени поразил
Помпония, тогдашнего легата, своей любовью к военным авторам, что старик
добился того, чтобы его сделали трибуном. В этом звании Корнелин принимал
участие в гражданской войне - сначала против Септимия Севера, а потом
Песцения Нигера, так как легион колебался, кого поддерживать в борьбе за
пурпур. Затем молодой трибун проделал с легионом поход в западные
провинции, сражался под Лугдунумом, воевал с каледонцами в Британии и
должен был возвратиться на Восток, если бы не помешавшие этому события на
Дунае. Но теперь он уже чувствовал себя не пылким юношей, способным
затеять драку в таверне ради смазливой девчонки, а мужем, обогащенным
житейским опытом. Немало воды утекло с тех пор под тибрскими мостами,
умерли родители Корнелина, погиб в каледонских топях доблестный Помпоний,
и его место заступил Цессий Лонг, спасший императору жизнь под Лугдунумом.
очутился на берегу Дуная, преследуя отступающих варваров. На рассвете над
рекою стлался туман. Аций рассказывал нам, как переправлялись на
противоположный берег сарматы - вплавь, в ледяной воде, держа коней на
поводу.
оскалив зубы, показывая розовые десны, стеная от ледяной воды, и за их
гривы цеплялись окоченевшие люди. Кони выскакивали на берег, отряхивались,
как собаки, от воды и тревожно ржали; спустя мгновение они уже несли на
хребте своих всадников, играя селезенкой. Другие варвары переправлялись на
неуклюже сбитых плотах, в лодках, при помощи надутых воздухом бараньих
мехов. Но у меня опять горестно сжалось сердце при мысли, что и на этот
раз победил Рим.
подскакавших к реке, и что-то кричали им, угрожая мечами. Аций уверял нас
потом, что эти люди по одежде походили на того пленника, которого
приковали к повозке легата, и я подумал, что, может быть, то были
костобоки или родственное им племя.
варварские селения. Но жители оставили их, опасаясь мести римлян. Где-то
там, за дубовыми рощами, находилась и родина Ация. Около двадцати лет тому
назад его отец, поссорившись с вождем своего племени, что кочевало
недалеко от границ империи, бежал к римлянам с малолетним сыном. Отец умер
от горячки, а сын поступил в конную когорту, обратил на себя внимание
начальников как великолепный всадник и впоследствии получил в XV легионе
звание префекта. С тех пор он стал другим человеком, точно родился
вторично, и от всей души стал презирать своих единоплеменников,
придерживающихся варварских обычаев. Аций свободно изъяснялся по-латыни,
понимал толк в вине с медом и перцем, научился копить деньги, чтобы
обеспечить себе приятную старость, и надеялся жениться на дочери
какого-нибудь богатого торговца; он отпустил бороду, в торжественных
случаях душил ее благовониями, купленными у сирийского продавца ароматов.
За золотое ожерелье, блестевшее у него на мощной шее, Аций верно служил
Риму, так как его участь уже была связана навеки с римскими судьбами. А
мне этот префект казался предателем, хотя я и сам вынужден был жить среди
римлян.
низвергаться на мокрые поля, на дорогу, на каменные гробницы, мимо которых
шли воины. Толпы народа стояли вдоль Декуманской улицы, и по ней центурия
за центурией проходил легион. На ступеньках храма Рима стояли женщины,
взволнованные таким множеством мужественных воинов, обагренных кровью; они
посылали победителям воздушные поцелуи, бросали северные осенние цветы.
Среди горожанок были совсем юные девушки, вероятно убежавшие из-под
материнского надзора, чтобы посмотреть на шествие. Воины смеялись и
выкрикивали непристойности, но это мало смущало девиц: они хорошо знали,
что назначение женщины - рано или поздно разделить ложе с тем, кто выберет
ее себе в подруги.
11
опрятной улице. По обеим сторонам тянулись каменные ограды или глухие
задние стены домов. Все было пустынно вокруг. Только какая-то сгорбленная
старушка в темном покрывале, которую мы едва не сшибли с ног, ковыляла,
опираясь на посох, по своим делам.
что убранство его было очень богатым. Но это мне стало известно позже.
Пока же я знал, что именно в этом доме жила Грациана, пятнадцатилетняя
девушка с льняными волосами, как у варварских дочерей, и с большими серыми
глазами. Наш поэт рассказывал также, что с прозрачностью этих глаз странно
соединялись правильные римские черты, как у какой-нибудь родовитой
весталки, и от них немного веяло холодком. Было, по описанию Вергилиана, у
этой девушки что-то от статуи. Впрочем, по своей манере вечно торопиться я
опять несколько забегаю вперед.
гулкие дубовые ворота. По прошествии некоторого времени в стенном оконце
за решеткой показалась чья-то голова, и стариковский голос с тревогой
спросил:
повозка въехала во двор, тоже вымощенный полевым камнем и содержимый в
большой чистоте. Я должен отметить, что наблюдал такую заботливость об
опрятности во многих римских городах на Дунае, хотя в зимнее время снег и
обилие влаги делают здесь дороги и тропинки труднопроходимыми и тогда
повсюду стоят лужи, везде солома и щепки, особенно у домов бедняков, где
покосились жалкие плетни.
его подвалах и хранились те самые знаменитые кожи, причинившие Вергилиану
и даже мне столько волнений. Дом же патрона стоял в глубине двора. Он был
в два этажа, и над входной дверью нависла небольшая терраса. Как раз в это
мгновение на ее легкую балюстраду опиралась девушка в покрывале, очевидно
привлеченная шумом во дворе, и смотрела на нас. Вергилиан сделал
приветственный знак рукой.
лаял; вероятно, на этот лай из дома вышел человек с благообразной темной
бородой, в которой уже поблескивала седина. Это и был Грациан Виктор.
нашествием варваров карнунтские жители пережили немало страшных часов.
Набег был таким неожиданным на обычно спокойной границе, что горожане даже
не имели возможности уложить на возы свое имущество. Однако Лициний, легат
XIV легиона, вовремя принял необходимые меры к защите города, и в нем
снова воцарилось спокойствие, хотя многие обитатели и бежали в Саварию или
отправили туда жен и детей, чтобы они не сделались жертвами насилия. Но
Виктор, замешкавшись с укладкой товаров, не успел покинуть Карнунт и
теперь благодарил богов за свою медлительность. Опасность, по его словам,
уже миновала, а бегство могло разорить его, так как оставленные без
присмотра дом и торговые склады легко подверглись бы разграблению, как это
случается в дни потрясений, что и произошло с лавками некоторых здешних
торговцев, оставивших свое имущество на произвол судьбы.
пошел побродить по городу.
честь Марка Аврелия. На форуме, около скромной базилики, стояла также его
мраморная статуя; как обычно, император был в панцире, в хламиде, со
свитком в руке. Тут же были расположены лавки, где продавались различные
товары. Легион уже разместился в лагере на берегу Дуная, но на улицах еще
толкалось немало воинов, надеющихся весело провести время.
грохот молотов в кузницах, где императорские рабы изготовляют под строгим
присмотром оружие. Я прислушался. В низком и длинном помещении молоты
беспрестанно ударяли о металл, лязгало железо, видны были пылающие адским
огнем горны. Не будучи в силах преодолеть любопытство, я заглянул в одно
из окошек и увидел в полутемном помещении множество полунагих людей. Я
даже попытался проникнуть вовнутрь, но какой-то человек в плаще появился в
дверях и посмотрел на меня с подозрением.
легионного кладбища, где, судя по памятникам, хоронили не только воинов,
но и всех, кто работал на легион, - оружейников и башмачников. За
кладбищем виднелись зеленые, покрытые дерном валы лагеря и дубовый
Нортон Андрэ
Роллинс Джеймс
Самойлова Елена
Конан-Дойль Артур
Мурич Виктор
Куликов Роман