распутных нравов, побудил меня не только покинуть Арсению, но даже порвать
всякие отношения с Лаурой, которую я продолжал любить, хотя и знал все ее
многочисленные измены. Счастлив тот, кто подобным же образом может
использовать минуты отрезвления, смущающие его среди удовольствий, в
которых он утопает!
которая, по правде говоря, должна была мне какие-то пустяки, и даже не
простившись с моей милой Лаурой, покинул этот дом, пропитанный атмосферой
сластолюбия. Не успел я совершить столь достойный поступок, как небо уже
вознаградило меня за него. А именно мне повстречался управитель покойного
дона Матео. Я поклонился ему; он узнал меня, остановил и спросил, у кого я
служу. Я отвечал, что с минуту тому назад остался без места и что,
прослужив около месяца в доме Арсении, нравы которого показались мне
неподходящими, я по собственному почину ушел от нее, чтоб сласти свою
добродетель. Хотя управитель был от природы не слишком щепетилен, однако
же оценил мою деликатность и сказал, что, видя во мне молодого человека,
столь дорожащего своею честью, готов лично подыскать мне выгодную службу.
Он сдержал обещание и в тот же день поместил меня к дону Висенте де
Гусман, с управляющим которого был в хороших отношениях.
раскаивался в том, что туда поступил. Дон Висенте был пожилой, очень
богатый сеньор, который вот уже несколько лет как благополучно проживал
без тяжб и без жены, так как врачи отняли у него супругу, желая ее
избавить от кашля, с которым она могла бы еще долго не расставаться, если
б не принимала их лекарств. Вместо того чтоб помышлять о новом браке, он
весь отдался воспитанию единственной своей дочери Ауроры, которой шел
тогда двадцать шестой год и которую можно было почитать за совершенство.
Она была не только исключительно красива, но также весьма умна и
образованна. Отца нельзя было назвать мудрецом, но зато он обладал
талантом отлично управлять своими-делами. У него был недостаток, который
простителен старцам: он любил поговорить и главным образом о войне и
сражениях. Если кто-либо, по несчастью, касался при нем этой слабой
струнки, то он немедленно седлал своего героического конька, и собеседники
могли считать себя счастливцами, если им удавалось отделаться рассказами о
двух осадах и трех баталиях. Он провел три четверти своей жизни на военной
службе, а потому память его была неисчерпаемым источником всевозможных
происшествий, которые не всегда доставляли слушателям такое же
удовольствие, как рассказчику. Добавьте к этому, что он был заикой и
весьма многословен, отчего его манера рассказывать не становилась
приятнее. В остальном же могу сказать, что мне не приходилось видеть
барина с лучшим характером, чем у него. Он был всегда в ровном настроении,
не упрямился и не капризничал, что особенно поражало меня в знатном
сеньоре. Хотя он управлял своим имуществом с большой расчетливостью,
однако же жил весьма пристойно. Челядь его состояла из нескольких лакеев и
трех женщин, прислуживавших Ауроре. Я скоро понял, что управитель дона
Матео доставил мне хорошее место, и думал только о том, как бы на нем
удержаться. Поэтому я постарался познакомиться с окружением и изучить
склонности домочадцев. Сообразуя с этим свое поведение, я не замедлил
расположить в свою пользу барина, а равно и всех слуг.
как будто отличает меня от прочих лакеев. Всякий раз, как она
останавливала на мне свои взгляды, я улавливал в них особую
благосклонность, которую она не проявляла по отношению к остальным. Не
побывай я в обществе петиметров и актеров, то не осмелился бы вообразить,
что Аурора думает обо мне; но я уже успел несколько испортиться среди этих
господ, которые нередко относятся без уважения даже к самым
высокопоставленным дамам.
благородных сеньор иной раз бывают капризы, которые актеры обращают в свою
пользу. Почем знать, не подвержена ли также моя госпожа подобным
фантазиям? Но нет, - добавил я мгновение спустя, - этому нельзя поверить.
Она не похожа на тех Мессалин, которые, пренебрегая своим высоким
происхождением, постыдно снисходят до низов и бесчестят себя не краснея;
скорее всего она из тех добродетельных, но нежных сердцем девушек,
которые, довольствуясь границами, поставленными их нежности добродетелью,
не боятся внушать и испытывать ласковую страсть, являющуюся для них
безопасной забавой".
держаться. Между тем, завидев меня, она всякий раз улыбалась и выказывала
радость. Было от чего, не рискуя прослыть фатом, соблазниться столь
заманчивым миражем, и, действительно, я оказался не в силах устоять. Я
поверил, что Аурора на самом деле увлечена моими достоинствами, и стал
смотреть на себя, как на одного из тех счастливых слуг, для которых любовь
делает рабство сладостным. Желая оказаться возможно достойнее того блага,
которое моя счастливая судьба пожелала мне ниспослать, я принялся
заботиться о своей персоне тщательнее, чем делал это раньше. Я изощрялся в
поисках способов, чтоб придать своей наружности некоторую приятность, и
тратил все деньги на белье, помады и благовония. С самого утра я наряжался
и душился, дабы не предстать перед сеньорой в неряшливом виде. Рассчитывая
на тщательность своего туалета и на прочие приемы обольщения, я льстил
себя надеждой, что счастье не за горами.
Она прожила у дона Висенте свыше двадцати лет, воспитала его дочь и
сохранила звание дуэньи, но уже не исполняла связанных с ним тягостных
обязанностей: вместо того чтобы, как раньше, выводить на чистую воду
поступки Ауроры, она, напротив, скрывала их. Словом, эта особа
пользовалась полным доверием своей госпожи.
почтенная Ортис шепнула мне, что если я обязуюсь быть благоразумным и не
болтать, то могу прийти к полуночи в сад, где мне сообщат нечто для меня
небезынтересное. Пожав руку дуэнье, я ответствовал, что не премину туда
явиться, после чего мы быстро расстались из опасения быть застигнутыми
врасплох. Я уже больше не сомневался в нежных чувствах, внушенных мною
дочери дона Висенте, и ощущал при этом такую радость, что мне стоило
большого труда сдержаться. Боже, как тянулось для меня время начиная с
этого момента и до ужина, - хотя ужинали там очень рано, - а затем - от
ужина и до часа, когда мой барин ложился в постель! Мне казалось, что в
этот вечер все в нашем доме производилось с невероятной медлительностью. В
довершение всех неприятностей дон Висенте, удалившись к себе, не пожелал
предаться сну, а принялся пересказывать свои португальские камлании,
которыми не раз уже мозолил мне уши. Но к этому вечеру он приберег для
меня нечто такое, чего обычно не делал, а именно он перечислил по именам
всех офицеров, отличившихся в его время, и даже описал их подвиги. Сколько
я выстрадал, пока он не угомонился! Но в конце концов он все же прекратил
свою болтовню и заснул. Тогда я тотчас же удалился в комнатушку, где
помещалась моя постель и откуда можно было спуститься в сад по потайной
лестнице. Умастив тело притиранием, я надел белую сорочку, которую
предварительно надушил и, убедившись, что принял все меры к тому, чтоб
польстить чувству своей госпожи, направился к месту свидания.
вернулась в дом и что час пастушка миновал. Но пока я винил во всем дона
Висенте и проклинал его походы, часы пробили десять. Мне показалось, что
они идут неверно и что должно быть, по меньшей мере, около часу. Между тем
я основательно ошибался, так как добрых четверть часа спустя я снова
сосчитал десять ударов на других часах.
здесь еще целых два часа. Нельзя пожаловаться на то, что я не исправен. Но
куда деться до полуночи? Побродим по этому саду и подумаем о роли, которую
мне предстоит играть: ведь она для меня внове. Я еще не привык к причудам
благородных сеньор и умею ухаживать только за гризетками да актерками, с
которыми следует обходиться фамильярно и без церемоний ускорять развязку.
Но со знатными особами необходимо другое обхождение. Поклонник, как мне
представляется, должен быть вежлив, любезен, нежен и почтителен, не будучи
при этом застенчив; вместо того чтобы страстными порывами торопить
счастье, ему надлежит выжидать минуту слабости".
поведения с Ауророй. Мне уже мерещилось, что спустя короткое время я буду
иметь счастье лежать у ног этой любезной дамы и шептать ей тысячи
нежностей. Я даже восстанавливал в памяти те пассажи из театральных пьес,
которые могли пригодиться при нашем свидании и послужить мне к чести.
Рассчитывая применить их вовремя, я надеялся, по примеру нескольких
знакомых актеров, прослыть за человека, обладающего умом, хотя обладал
только памятью. Занятый всеми этими мыслями, которые смягчали муки моего
нетерпения с большей приятностью, нежели военные рассказы дона Висенте, я
услыхал, как пробило одиннадцать.
минут; вооружимся терпением".
иногда присаживаясь в зеленой беседке, находившейся в конце сада. Наконец,
наступил долгожданный миг: часы пробили двенадцать. Несколько мгновений
спустя появилась Ортис, столь же пунктуальная, но менее нетерпеливая, чем
я.
необычайно исправны: сплошное удовольствие назначать вам ночные свидания.
Правда, - продолжала она уже серьезным тоном, - счастье, которое я вам
возвещу, стоит больше, чем вы в состоянии за него заплатить. Моя госпожа
хочет побеседовать с вами наедине и приказала мне проводить вас на свою