вовсе. А уж забыть-то она ему не даст! Только вот откуда звонить... после
десяти он дома, но по вечерам дома и родители, разве что уйдут куда-нибудь.
Нужно будет посоветовать маме вести более светский образ жизни. А звонить
днем в институт - опасно, там могут быть параллельные телефоны, снимет
кто-нибудь отводную трубку и начнет слушать, - нет-нет, в институт нельзя!
Можно было бы ходить вечерами на переговорную, здесь недалеко, но под каким
предлогом? В кино на вечерние сеансы ее не пускают, выйти просто погулять -
тем более... Ах, занимайся их класс во вторую смену, как было бы все просто!
Всегда можно сказать, что после уроков зашла к подруге приготовить вместе
домашние задания...
над изголовьем, был уже третий час. Туристская схема "По дорогам Крыма",
купленная несколько дней назад в магазине карт на Кузнецком, висела над
письменным столиком, полуостров был изображен на ней в виде ярко
раскрашенного рельефного макета. Ника приподнялась на локте и принялась
рассматривать Крым сквозь просвет в кулаке - наверное, так это выглядит
через иллюминатор орбитальной станции. Вон она, плавная дуга Феодосийского
залива... где-то здесь, возле Приморского, их лагерь... А пониже Феодосии
вытянутым пальцем вдается в море Киик-Атлама - в Коктебеле его называют "мыс
Хамелеон": при набегающих облаках он все время меняет цвет, кажется то
серым, то светло-желтым...
в Солдайю, за пять дней до возвращения Кострецовых с Кавказа. Сначала они
обедали в Феодосии, где попали под тот знаменитый ливень, а потом Мамай
отвез их в Коктебель, пообещав вернуться за ними вечером. Оказалось, что в
Коктебеле не упало ни капли дождя, было сухо и безветренно, по двору
автопансионата бродили сонные от зноя павлины, волоча длинные обшорханные об
асфальт хвосты. Нике запомнился один, который в полном оцепенении замер у
чьей-то надраенной "Волги", зачарованно разглядывая себя в выпуклом зеркале
хромированного колесного колпака. Палило солнце, и они с Игнатьевым сразу
побежали на пляж, купались, собирали камешки, потом поднялись к могиле
Волошина, куда Ника благоговейно возложила лучшую из своих находок -
розовый, крупный, великолепно отшлифованный Понтом сердолик. Потом сидели на
каменной скамье, вырубленной, по преданию, самим поэтом. Бухта лежала у них
под ногами - бурые холмы справа, дача Юнга, длинные склады каких-то бочек,
палатки "диких" автотуристов, белые среди зелени корпуса пансионата, башня
волошинского дома, изогнутая полоса пляжа и за всем этим - вздыбленные утесы
Карадага, похожие на гравюру Доре. Иногда Ника видела все это, а иногда -
нет, когда закрывала глаза, положив голову на плечо Игнатьева. Ей было так
хорошо, что даже не очень хотелось, чтобы он ее поцеловал, - хотя она и не
совсем понимала, почему он этого не делает. Просто ее голова лежала на его
плече, а ее руки - в его руках, и ей хотелось одного: чтобы так было всегда,
чтобы это длилось, чтобы это никогда не кончалось...
вдруг стало холодно, а на ней не было ничего, кроме купальника и легкого
платьица. Почувствовав, что она дрожит, он сказал, что пора спускаться вниз,
но она только отрицательно качнула головой, не открывая глаз, и тогда он
встал и поднял ее на руки.
головокружения, которое овладело ею в ту минуту, когда она лежала у него на
руках, обняв его шею и прижавшись щекой к его плечу, а он осторожно
спускался по склону холма, поросшего жесткой, сухо шуршащей под ногами
травой. Это, наверное, и было то, что называют блаженством, и вот это уже не
могло, не должно было длиться, она очень ясно почувствовала тогда всю
непозволительность продления, - это должно было так и остаться слепящим
мигом, молнией, невыносимой яркости вспышкой. Она не знала, не представляла
себе, что могло бы произойти в противном случае, но ей вдруг стало страшно -
Страшно именно за это еще неведомое, что не должно, не может иметь
протяженности во времени; и еще ей стало неловко: она только сейчас
заметила, что лежит в его руках чуть ли не нагишом, что ее и без того
минимальное платьице вообще съехало неведомо куда и его левая рука крепко и
бережно обнимает ее обнаженные ноги.
какое-то испуганное движение, но он сразу понял, сразу отпустил ее,
осторожно поставив на землю, и дальше они шли молча, даже не держась за
руки. И только там, внизу, среди толпы на асфальтированных аллеях
пансионата, она осмелилась взглянуть на него и встретила его глаза - и ей
снова стало с ним просто и легко. Уже включились фонари, перед кассой
летнего кино толпились желающие попасть на единственный восьмичасовой сеанс,
время от времени где-то пронзительно вскрикивали засыпающие павлины. И
невесомый, весь дымно-голубой луч прожектора с пограничного поста
горизонтально ударил вдруг над набережной и крышами корпусов и зажег
огромный, ослепительно изумрудный овал света на лесистом склоне горы перед
Карадагом...
волшебным лучом, и слушали море, и ели, проголодавшись, шашлыки на
гофрированных по краю тарелочках из звонко похрустывающей алюминиевой
фольги, а потом пили коктейли у киоска рядом со "зверинцем" - несколькими
клетками, где неизвестно зачем содержались хомяки и еще какая-то, спящая
уже, мелкая живность. И Нике казалось, что никогда в жизни не ела она ничего
вкуснее этих не совсем прожаренных шашлыков и не пила ничего вкуснее этого
коктейля - он значился в прейскуранте под романтичным наименованием
"Лунный", она даже переписала рецепт: черный кофе, взбитый с коньяком и
мороженым. Ника тогда решила, что будет пить такой коктейль каждого двадцать
седьмого числа - в память о том дне; действительно, приготовить его ничего
не стоило, миксер на кухне был, в серванте всегда хранился запас отцовского
коньяка, но позавчера она так и не решилась это сделать. Пить "Лунный" в
одиночестве, без Игнатьева, показалось ей кощунством.
никогда уже не повторятся. Возможно, будут еще более радостные, более
праздничные - но уже совсем-совсем по-иному. Те, кстати, вовсе не
вспоминались как праздник. Это было что-то другое. Счастье, может быть... но
какое-то слишком смятенное, затаенное, слишком глубоко запрятанное, чтобы
воспринимать его в тот момент именно так.
учебники, Ника опять вспомнила о злополучном портфеле-утопленнике. Так она и
не выбралась в Марьину Рощу к этому неизвестному благодетелю! Свинство,
конечно, мама совершенно права: человек специально приезжал, оставил
записку, а она так и не удосужилась. Может, теперь уже и не стоит ехать? В
такую даль - из-за старой рухляди. Можно себе представить, на что он теперь
похож, после купания. А впрочем, нет, поехать все равно придется - хотя бы
поблагодарить...
отличное: яркое солнечное утро, взволнованные мамы ведут первоклашек с
огромными букетами, не спеша шагают принаряженные старшеклассники,
поглядывая на нее с одобрительным любопытством. Ей было только ужасно
обидно, что Игнатьев не видит ее сейчас в этой удлиненной форме, которая так
хорошо сидит и так ей идет, в белоснежном капроновом переднике и с такой
шикарной "взрослой" папкой.
Андрея, да и то довольно сдержанное. Сам Андрей явился в подчеркнуто
будничном виде - в джинсах и обычном своем свитере. Пит пришел в новом
импортном костюме, который в сочетании с очками придавал ему солидный вид
молодого аспиранта, на Ренке было крошечное мини-платьице, а чудотворный
талисман висел у нее на узорчатой тяжелой цепи, похожий на орден Золотого
Руна. Андрей с Питом немедленно исследовали медаль и определили, что это, по
всей вероятности, награда за Крымскую войну: на обратной стороне
обнаружились вензеля Николая I и Александра II и даты - 1853-1854-1855-1856.
Ренка была разочарована, она ожидала чего-то более чернокнижного.
небольшим и хорошо рассчитанным опозданием, когда торжественная линейка была
уже построена и директор только что начал свою речь. Он поздравил
первоклассников с тем, что их первый учебный год совпадает с величайшей
датой истории - столетием со дня рождения Владимира Ильича. Учителя и
родители дружно похлопали, директор собрался было продолжать, но тут
случайно глянул в сторону и запнулся, все тоже оглянулись - и увидели
великолепного денди в гранатовом сюртуке с золотыми пуговицами, с кудрями до
плеч и какой-то сверкающей бижутерией на сорочке с рюшами, который скромно
пристраивался к шеренге десятиклассников.
дает, я его даже не сразу узнала...
школу - в таком виде, да еще первого сентября... Ему же за это влетит!
свою речь, к Игорю подошли завуч и секретарь комсомольской организации,
негромко пообщались и тут же куда-то повлекли - только его и видели.
Раскатился первый звонок, первоклашки с букетами попарно потянулись в двери,
а Игоря все не было. Появился он лишь на переменке перед вторым уроком,
одетый уже по-человечески и даже умеренно подстриженный.
спорить. Муслим Магомаев в таком же костюме выступал в Сопоте и его
показывали по интервидению... а, кретины! Все равно на новогодний бал я
оденусь так же, вот увидите. А что, братья и сестры, как это вообще
смотрелось?
пожала плечами - сам по себе костюм красив, но подходит ли он для школы?
Катя Саблина категорически высказалась, что не подходит.
Володихин Дмитрий
Гуревич Георгий
Доставалов Александр
Посняков Андрей
Смоленский Вадим
Роллинс Джеймс