по-прежнему видится ее романтическому воображению как светлая надежда на
счастье.
небольшой холм, поросший леском и удаленный от дороги, с намерением
вздремнуть в тени часа два, тем более, что там было уютно и безопасно; она
расположилась под дубом и после скудного обеда погрузилась в сладостный сон.
Несчастная девушка спокойно насладилась им и, открыв глаза, принялась с
удовольствием разглядывать приятный пейзаж, расстилавшийся перед ней:
посреди леса, который уходил до самого горизонта справа, она заметила
вдалеке небольшую часовню, скромно возносившую свой крест в синее небо...
"Какое восхитительное уединение, - подумала она, - как я тебе завидую!
Должно быть, там находится прибежище кротких и добродетельных отшельников,
которые думают лишь о Боге и о своих обязанностях; или, быть может,
счастливое уединение, ты даешь приют святым отцам, посвятившим себя религии,
удалившимся от этого пагубного общества, где порок непрестанно крутится
вокруг невинности, оскверняет и уничтожает ее. Да, все земные добродетели
должны обитать там, я в этом уверена: когда развращенность человека изгоняет
их с земли, они укрываются среди благословенных существ, которые боготворят
их и практикуют каждодневно". Это зрелище волновало тем сильнее воображение
Жюстины, что чувства самой пылкой набожности не покидали ее никогда, ни в
каких обстоятельствах жизни: презирая софизмы ложной философии, полагая их
исчадием разврата, она с убежденностью противопоставляла им свою совесть и
свое сердце и находила и в совести и в сердце необходимые на них ответы.
Часто принужденная своими злоключениями забывать порой об обязанностях
религии, она искупала эту вину тотчас, когда имела к тому средства.
пасла неподалеку овец, что представляет собой этот монастырь.
монахов, с которыми никто не сравнится по набожности и умеренности. Один раз
в году туда приходят люди из здешних мест помолиться святой деве, и она дает
им все, что они пожелают. Ступайте туда, мадемуазель, ступайте, не
раздумывая, и вы не пожалеете.
живейшее желание просить заступничества и помощи у ног здешней Богоматери.
ниц перед этим источником чистоты, невинности, благости и скромности. Скорее
туда, каждый миг промедления - это преступление, которого не простит моя
религия.
предлагала деньги, однако ничего не вышло: пастушка сослалась на то, что
никак не может оставить свое стадо.
чтобы добраться туда засветло, и что настоятель аббатства, самый уважаемый и
святой из людей, встретит ее радушно и окажет ей всю необходимую помощь. Его
зовут дом {"Дом" - титул монахов-бенедиктинцев.} Северино, он - итальянец,
близкий родственник папы, который благоволит к нему; это кроткий, честный,
услужливый человек в возрасте пятидесяти пяти лет, из которых две трети он
провел во Франции. Получив все сведения, Жюстина поспешила к святой обители,
где, судя по всему, Предвечный приготовил для нее радости и утешения.
ориентиром ей служил только лес, и она подумала, что расстояние до
аббатства, о котором она, кстати, забыла осведомиться, совсем не такое, как
она считала вначале. Однако это ее не смутило; она дошла до края леса и,
поскольку солнце стояло еще высоко, решила углубиться в чащу, надеясь
по-прежнему добраться до места до темноты. Между тем она не видела пока
никаких человеческих следов: ни одной хижины, и дорогой ей служила узенькая
тропинка, ощетинившаяся густыми кустами, по которой, очевидно, не ступала
нога человека и которая была протоптана дикими зверями. Жюстина прошла по
меньшей мере пять лье, никого так и не встретив, дневное светило скрылось,
оставив мир в полумраке, и вдруг ей показалось, что раздался далекий звон
колокола: надежда вспыхнула вновь, девушка прислушалась и пошла на этот
звук; шла она быстро и скоро оказалась в темном кустарнике, где тропа, еще
более незаметная, чем предыдущая, вывела ее в конце концов к монастырю
Сент-Мари-де Буа. Так называлась эта обитель.
уж конечно, места, окружавшие аббатство, должны были показаться ей
совершенно дикими. Ближайшее селение находилось в шести лье отсюда, а
громадные леса надежно скрывали обитель от человеческих глаз; она была
построена в большой глубокой долине, со всех сторон окруженной вековыми
дубами. Вот почему Жюстина потеряла часовню из виду, едва спустившись с
холма на равнину. Пройдя вниз по склону еще приблизительно четверть часа,
наша героиня подошла к хижине, которая стояла под самой церковной папертью;
она постучала в дверь, на пороге появился старый монах.
позабуду все трудности, которые мне встретились на пути в вашу обитель, если
смогу приникнуть к ногам чудодейственной и непорочной девы, чей образ здесь
хранится.
отцы ужинали, он возвратился только через полчаса.
- он решит, стоит ли ваша просьба того, чтобы беспокоить настоятеля.
совершенно не подходило к его внешности, был сорокапятилетний мужчина
необыкновенной тучности и гигантского роста, с жесткой бородой и густыми
черными бровями, из-под которых обжег Жюстину мрачный, дикий, злой взгляд;
это было лицо настоящего сатира, а когда она услышала его низкий, хриплый,
как орган, голос, на память ей сразу пришли ее прошлые злоключения, и сердце
у нее учащенно забилось...
Разве сейчас время для того, чтобы явиться в церковь? Кстати, у вас вид
авантюристки: ваш возраст, растрепанная одежда, поздний час появления - все
это не очень мне нравится. Ну ладно, рассказывайте, что вас привело сюда.
долгой дороги. Что же касается позднего времени, я полагала, что в храм
божий можно прийти в любой час, я иду издалека, и меня переполняет вера и
благостная надежда. Я прошу исповедовать меня, если возможно, и когда вы
узнаете, что творится в моей душе, вы скажете, достойна ли я предстать перед
святым образом.
- это можно сделать только завтра утром, но где вы проведете ночь? У нас не
постоялый двор.
ей, что идет поговорить с настоятелем. Через некоторое время двери церкви
открылись, на порог вышел сам дом Северино, настоятель, и пригласил Жюстину
войти в храм, после чего за ней тотчас на тяжелые запоры закрылись двери.
пятидесяти пяти лет, красивый, прекрасно сохранившийся, мощного
телосложения, обладатель геркулесового детородного органа и совсем не
отличавшийся грубостью: в нем чувствовалась даже какая-то элегантность и
мягкость, и было видно, что в молодости он обладал всеми качествами
светского красавца. У него были прекраснейшие в мире глаза, благородные
черты лица, приятный искусительный голос, в его речи ощущался акцент его
родины, но это только делало ее еще приятнее. Надо признаться, Жюстине
потребовалось все очарование второго монаха, чтобы избавиться от всех
страхов, которые нагнал на нее первый.
мы обыкновенно не принимаем поздних посетителей, я выслушаю вашу исповедь, а
потом мы что-нибудь придумаем для приличного ночлега, чтобы вы хорошо
выспались, а утром смогли встретиться со святым образом, который привел вас
сюда.
как херувим, одетый столь легкомысленным и даже непристойным образом, что у
Жюстины, несомненно, зародились бы подозрения, если бы она его заметила.
Однако озабоченная своей совестью, полностью сосредоточившись на своих
мыслях, она ни на что не обращала внимания. Юноша зажег свечи и незаметно
для Жюстины устроился в том же кресле, где должен был сидеть настоятель во
время исповеди нашей прихожанки. Жюстина села по другую сторону перегородки,
которая мешала ей видеть, что происходило в половине, где находился дом
Северино, и преисполненная доверием, она начала сбивчивый рассказ, который
настоятель слушал, лаская мальчика, сидевшего рядом: он поглаживал его
ягодицы и доверил ему свой член, а ганимед массировал, целовал, сосал его к
вящему удовольствию монаха, и развратный священнослужитель знаками указывал
ему, как лучше подливать масла в огонь, разжигаемый наивными речами Жюстины.
эта наивность, как легко себе представить, тотчас воспламенила все чувства
распутника, который со вниманием слушал ее. Она поведала ему о своих
злоключениях, она упомянула даже позорную печать, которую приложил к ее
плечу безжалостный Ромбо. Монах дрожал всем телом от нетерпения, он заставил
Жюстину повторить некоторые эпизоды, принимая при этом жалостливо
заинтересованный вид, между тем как его вопросы диктовались самым
сладострастным любопытством, самым разнузданным распутством. Однако, если бы
Жюстина не была настолько ослеплена, по движениям святого отца, по его
прерывистому дыханию, по явственному шуму, который послышался, когда он
проник в зад юноши, она, возможно, поняла бы все, но религиозный пыл - это
страсть, которая подобно всем остальным смущает разум человека, и несчастная