цеплялся за луку.
пони, ни направить в ту или иную сторону. Бродя по зарослям или путешествуя
в своей коляске, я обдумывал, как с этим быть. Вечером, прежде чем заснуть,
я изобретал седла с движущимися ручками, со спинками, как у стульев, с
ремнями, чтобы привязывать ноги к бокам лошади, но, сидя на спине Звездочки,
понимал, что все это бесполезно. Я должен научиться держаться в седле, не
прибегая к помощи ног, постичь искусство ездить верхом не держась!
идти легкой рысью, постепенно увеличивал это расстояние и довел его в конце
концов до сотни ярдов.
седле, а смягчать толчки, пружиня ногами, я не мог.
все делал по-своему, и они привыкли к этому. Держался я в седле очень
неустойчиво и легко мог свалиться. Однако, заметив, что я не боюсь упасть,
они потеряли к этому интерес.
удивляла легкость, с какой они держались в седле. Нетерпеливое желание как
можно лучше овладеть этим искусством охватило меня. Ведь то, что умеют
делать другие ребята, несомненно, сумею и я. Но то, чего требовал мой разум,
было недоступно моему телу. Месяц за месяцем я трусил на Звездочке к
водоему, но лучшим наездником от этого не стал. Чтобы не упасть, мне надо
было, как и раньше, держаться за луку седла; я ни разу не скакал даже легким
галопом и по-прежнему не мог управлять пони. Целый год я должен был
удовлетворяться ездой шагом или медленной рысцой, но наконец решился пустить
пони галопом, даже если это грозит мне падением.
Это легче, чем ездить рысью. Когда Звездочка идет галопом, я ни на минуту не
отрываюсь от седла. У нее галоп не как у пони, а как у лошади.
что так оно и будет.
и она сейчас же перейдет на галоп.
гору. Подъехав к этому месту, я быстро наклонился вперед и чуть-чуть ударил
пони "хорошей" ногой.
волнообразным, качающимся движениям, свежий ветер дул мне в лицо, хотелось
кричать от радости. Пони перешел на шаг и остановился у водоема; когда он
начал пить, я откинулся посвободней в седле и тут почувствовал, что весь
дрожу.
уверенно, даже когда пони делал резкий поворот у школьного забора.
сворачивала в проулок позади школы и выходила к шоссе с другой стороны
здания; этой дорогой пользовались редко. Извивающиеся колеи, оставленные
повозками, иногда проезжавшими по ней, прятались в траве между глухими
изгородями.
натянутой между столбами. Вдоль нее шла дорожка к водоему, протоптанная
бродячим скотом. Клочки рыжей шерсти торчали на проволоке там, где животные,
проходя, задевали за шипы.
так как я не мог управлять движениями Звездочки, приходилось ехать той
дорогой, которая правилась ей.
толкнул пони каблуком, и он пошел быстрым галопом, но, вместо того чтобы
направиться обычной дорогой, свернул в проулок.
Туралла, и этот проулок всегда напоминал мне об усталости. Не легко было
ходить по высокой спутанной траве, по каменистым тропинкам, и сейчас я
глядел вниз на быстро мелькавшие подо мной растения и камни и поражался, с
какой легкостью я проносился над ними. Трудности, которые они для меня
всегда представляли, теперь уже не занимали моих мыслей, и я с любовью
смотрел на твердую, неровную землю.
маневра я никак не предвидел. Когда он выбрал этот путь, я понял грозящую
мне опасность и сжал луку седла со всей силой, как будто этим можно было
заставить пони уйти от изгороди, от торчащих шипов.
болтающуюся в стремени, и на колючую проволоку, мелькающую всего в
нескольких дюймах от нее.
Моя "плохая" нога под чулком была забинтована, так как зимой она всегда
покрывалась болячками.
я понял, что через минуту в мою ногу вонзится колючая проволока. Мне не было
страшно, но меня возмущало то, что я должен покориться этому без борьбы.
"Падай!" И не смог решиться. Я представил себе, как ломаю руку и не в
состоянии больше пользоваться костылями. Мой взгляд снова скользнул по
изгороди.
пони, когда же тропинка слегка отошла от изгороди, нога освободилась на
мгновение и повисла, болтаясь рядом со стременем, пока ее снова не зацепило
проволокой. Шипы прорвали чулок и бинты, и я почувствовал, что по ноге
заструилась кровь. Все во мне застыло. Я больше не смотрел на ногу. Я
посмотрел туда, где проулок кончался и тропинка уходила в сторону от
изгороди, и приготовился терпеть боль в истерзанной проволокой ноге.
его плавным галопом, не замедляя шага. Она свернула за угол и остановилась у
школы с поднятой головой и прядая ушами, но я едва держался в седле. - Боб и
Джо помогли мне слезть на землю.
мое лицо.
сказал я.
над моей ногой. - Она никогда раньше туда не сворачивала. Черт возьми, кровь
так и хлещет, нога вся располосована. Чулок разорван. И чего ее туда
понесло? Тебе, наверно, придется отправиться к доктору. Господи, ну и вид у
твоей ноги!
перебил его Джо. Джо прекрасно понимал меня.
Я забинтовал бы ногу.
что он носит в кармане носовой платок. Боб ушел искать Пэрса, а Джо и я
отправились на задний двор школы. Там я сел, спустил изодранный чулок и снял
лохмотья, оставшиеся от повязки. Открылись кровоточащие царапины. Они были
неглубоки, но многочисленны, и кровь медленно стекала по покрытой болячками
холодной синеватой коже. Джо и я молча смотрели на ногу.
стараясь утешить меня.
ногой! Погляди, не идет ли Боб.
Пэрса, а Пэре шел за ним следом, чтобы узнать, какая судьба постигнет его
платок.
увидев мою ногу. - Ох, смотрите! - воскликнул он.
поднялся, опираясь на костыли, а Джо, Боб и Пэрс отступили, ожидая, что я
скажу.
затихает ли жгучая боль.
Никто ничего не узнает.
ГЛАВА 31
перевязывал свои болячки, она лишь приносила мне миску с горячей водой,
чистый бинт и вату для прокладки между пальцами. Иногда мне казалось, что
придется все же сказать ей, потому что порезы на холодной мякоти ноги упорно
отказывались заживать, но с наступлением теплой погоды все прошло.
только когда мы выезжали на дорогу к школе и поворот в проулок оставался
позади.
искривления позвоночника меня всегда клонило влево, и одной руки было
недостаточно, чтобы удержать меня от падения на эту сторону.
седло в разных местах в поисках более устойчивой опоры. Благодаря тому, что
я был крив на левый бок, я мог, не напрягаясь, дотянуться левой рукой