сказать... Сейчас вальс будет. Давайте помолчим.
каштаны, липы, Люсю, красные, яркие цветы, дирижера с чем-то белым в
петлице...
почему-то называют "туберкулез".
направлению фарберовской землянки. Бомбардировщик топчется на одном месте.
Из-за Мамаева протягиваются щупальца прожектора.
ждем. По радио ничего разобрать не удается - трещит эфир. Только - "и на
нашей улице будет праздник" - разобрали.
авторитетно говорит.- Вот увидишь. Не зря Лазарь говорил прошлый раз,-
помнишь? - что какие-то дивизии по ночам идут. Ты их видишь? Нет. И я не
вижу. Вот и понимай...
Тунис и Касабланку.
прекращаются. Подписывается соглашение между Дарланом и Эйзенхауэром. В тот
же день и тот же час германские войска по приказу Гитлера пересекают
демаркационную линию у Шалонсюр Саон и продвигаются к Лиону. В пятнадцать
часов итальянские войска вступают в Ниццу. Двенадцатого ноября немцы
занимают Марсель и высаживаются в Тунисе.
"Ю-87" в три захода сбрасывают бомбы на позиции нашей тяжелой артиллерии в
районе Красной Слободы на левом берегу Волги. И улетают.
тишина.
сплошной, с семи утра до семи вечера, бомбежки наступает что-то непонятное.
Исчезает облако над "Красным Октябрем". Не надо поминутно задирать голову и
искать в безоблачном небе противные треугольники. Только "рама" с прежней
точностью появляется по утрам и перед заходом солнца, да "мессеры" иногда
пронесутся со звоном над головой и почти сразу же скроются.
почему, и можно ли считать африканские события вторым фронтом.
Политработники нарасхват. Полковой агитатор наш, веселый, подвижной, всегда
возбужденный Сенечка Лозовой, прямо с ног сбивается. Почти не появляется на
берегу, только забежит на минутку в штаб радио послушать и опять назад. А
там, на передовой, только и слышно: "Сенечка, сюда!", "Сенечка, к нам!" Его
там все и называют - "Сенечка". И бойцы и командиры. Комиссар даже отчитал
его как-то:
годится так. А он только улыбается смущенно.
забывают... И я забываю.
столько, что не поймешь, где она у него, такого маленького и щупленького,
помещается. Одно время все с трубой возился. Сделали ему мои саперы
здоровенный рупор из жести, и он целыми днями через этот рупор, вместе с
переводчиком, немцев агитировал. Немцы злились, стреляли по ним, а они трубу
под мышку - ив другое место. Потом листовками увлекся и карикатурами на
Гитлера. Совсем не плохо они у него получались. Как раз тогда в полк прибыла
партия агитснарядов и агитмин. Когда они кончились, он что-то долго
соображал с консервными банками, специальный какой-то самострел из резины
делал. Но из этой затеи ничего не вышло, банки до немцев не долетали.
Принялся он тогда за чучело. После него во всех дивизиях такие чучела стали
делать. Это очень забавляло бойцов. Сделал из тряпок и немецкого
обмундирования некое подобие Гитлера с усиками и чубом из выкрашенной пакли,
навесил на него табличку: "Стреляйте в меня!" - и вместе с разведчиками
как-то ночью поставил его на "ничейной" земле, между нами и немцами. Те
рассвирепели, целый день из пулемета по своему фюреру стреляли, а ночью
украли чучело. Украсть-то украли, но трех человек все-таки потеряли. Бойцы
наши животы надрывали. "Ай да Сенечка!" Очень любили его бойцы.
послали в Москву учиться. Долго ждали от него письма, а когда она наконец
пришло, целый день на КП первого батальона - он там чаще всего бывал -
строчили ответ. Текста вышло не больше двух страничек, и то больше вопросов
("а у нас все по-прежнему, воюем понемножку"), а подписи еле-еле на четырех
страницах уместились: что-то около ста подписей получилось. Долго и хорошо
вспоминали о нем бойцы. - И когда же эта учеба его кончится? - спрашивали
они и все мечтали, что Сенечка обратно к нам в полк вернется. Но он так и не
вернулся, на Северный фронт, кажется, попал.
детстве он отмечался пирогами и подарками, попозже - вечеринками, но так или
иначе отмечался всегда. Даже в прошлом году в запасном полку в этот день мы
пили самогон и ели из громадного эмалированного таза кислое молоко.
заставляет меня пойти в баню, покосившуюся, без крыши хибарку на берегу
Волги, выдает чистое, даже глаженое белье, потом целый день где-то пропадает
и появляется только на минуту - озабоченный, с таинственными свертками под
мышкой, кого-то ищет. Лисагор загадочно улыбается. Я не вмешиваюсь.
Сначала просто "предлагает", потом "приказывает" и, наконец, "в последний
раз приказываю во избежание неприятностей". Я заранее уже знаю, о чем пойдет
речь. Я не выслал своевременно плана инженерных работ по укреплению обороны,
списка наличного инженерного имущества с указанием потерь и поступлений за
последнюю неделю, схемы расположения предполагаемых НП. Меня ожидает длинная
и нудная нотация, пересыпанная историческими примерами, верденами,
порт-артурами, тотлебенами и Клаузевицами. Меньше часа это никак у меня не
отнимет. Это я уже знаю.
Вообще люди интеллигентного труда, попавшие на фронт, делятся в основном на
две категории. Одних гнетет и мучает армейская муштра, на них все сидит
мешком, гимнастерка пузырится, пряжка ремня на боку, сапоги на три номера
больше, шинель горбом, язык заплетается. Другим же, наоборот, вся эта
внешняя сторона военной жизни очень нравится - они с удовольствием, даже с
каким-то аппетитом козыряют, поминутно вставляют в разговор "товарищ
лейтенант", "товарищ капитан", щеголяют знанием устава и марок немецких и
наших самолетов, прислушиваясь к полету мины или снаряда, обязательно
говорят - "полковая летит" или "из ста пятидесяти двух начали". О себе иначе
не говорят, как "мы - фронтовики, у нас на фронте".
гордится своей четкостью и буквальным следованием всем правилам устава. И
выходит это у него совсем не плохо, несмотря на преклонный возраст, очки и
любовь к писанию. С кем бы он ни здоровался, он обязательно встанет,
разговаривая со старшим по званию, держит руки по швам.
сдержанно: замкнутое выражение лица, нарочито насупленные брови, плавный
актерский жест, которым он указывает мне на табуретку,- все говорит о том,
что разговор сегодня не ограничится сводными таблицами и планами.
подымает глаза и взглядывает на меня поверх очков.
ничего не сказал? - "КСП" на его излюбленном языке донесений - это "командир
стрелкового полка", в данном случае майор Бородин.
положение. Пальцы крутят длинный, аккуратно отточенный карандаш с
наконечником.
ставит посредине точку.
он.- И паше в том числе. Вы понимаете, что это значит?
часов, и обещанный мною па сегодняшнюю ночь отдых бойцам, первый за
Акунин Борис
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Херберт Фрэнк
Лукьяненко Сергей