благородные сердца, к которым направил тебя добрый ангел, что некая мать и
некая бедная молодая женщина утром и вечером будут молить за них бога, и,
если горячие молитвы доходят до его престола, он ниспошлет всем вам свои
милости. Да, брат мой, их имена врезаны в мое сердце. О! Я когда-нибудь их
увижу; я встречусь с ними, хотя бы пришлось идти пешком, чтобы поблагодарить
их за дружбу к тебе, ибо она точно пролила бальзам на мои свежие раны. Мы,
друг мой, работаем здесь, как чернорабочие. Мой муж, этот безвестный великий
человек, которого я с каждым днем все больше люблю, открывая все новые
сокровища его сердца, забросил типографию, и я догадываюсь почему: твоя
бедность, наша бедность, бедность нашей матери его убивают. Нашего
обожаемого Давида, как Прометея, терзает коршун - черная тоска с острым
клювом. Что касается его самого, этот благородный человек совсем не
заботится о себе, он уповает на удачу. Все дни он посвящает опытам,
изыскивая дешевое бумажное сырье для выделки бумаги; он просил меня заняться
вместо него делами и помогает мне по мере возможности. Увы! Я беременна.
Событие, которое в другое время исполнило бы нас радости, огорчает меня в
том положении, в котором мы все находимся. Наша мать точно помолодела, она
нашла силы вернуться к тяжелой работе сиделки. Если бы не заботы о деньгах,
мы были бы счастливы. Старик Сешар не желает дать сыну ни лиара: Давид ходил
к нему, надеясь занять хоть немного денег, чтобы помочь тебе, ибо твое
письмо повергло его в отчаяние: "Я знаю Люсьена, он потеряет голову и
натворит глупостей",- сказал он. Я его побранила. "Чтобы мой брат не
исполнил своего долга! - отвечала я ему.- Люсьен знает, что я умерла бы от
горя". Мы с матушкой, без ведома Давида, заложили кое-какие вещи; матушка
выкупит их, как только получит деньги. Таким путем мы достали сто франков,
которые и посылаем тебе с дилижансом. Не сетуй на меня, друг мой, что я не
отвечала на твое первое письмо. Нам приходилось так тяжко, что случалось не
спать по ночам, я работала, как мужчина. Ах! Я не думала, что у меня
достанет силы. Госпожа де Баржетон - женщина бездушная и бессердечная: даже
разлюбив тебя, она обязана была, ради себя самой, оказать тебе
покровительство и помощь, ведь она вырвала тебя из наших объятий и бросила в
это ужасное парижское море, где только по милости божьей можно встретить
истинную дружбу в этом потоке людей и интересов. О ней жалеть не стоит! Моя
мечта, чтобы подле тебя была преданная женщина, мой двойник; но теперь,
когда я знаю, что ты в кругу друзей, родственных нам по их чувствам к тебе,
я спокойна. Расправь свои крылья, мой любимый, мой прекрасный гений! Ты -
наша любовь, ты будешь нашей славой!
только благословить тебя и сказать, что мои молитвы и мои мысли - увы!-полны
только тобою, в ущерб тем, кто живет со мной: ибо есть сердца, которые
отсутствующих не судят, и таково сердце твоей матери".
предложенную ими ссуду. Никогда, пожалуй, жизнь не казалась ему такой
прекрасной, но его самолюбивый порыв не ускользнул от внимательных взоров и
тонкой чувствительности его друзей.
Фюльжанс.
наблюдения подтверждаются: Люсьен тщеславен.
Жиро.- Он все же откровенен, но боюсь, что впредь он будет нас остерегаться.
собственных глазах оправдываешь поступки, противные нашим взглядам; вместо
того чтобы быть софистом в идеях, ты будешь софистом в действии.
с самим собою, достойные восхищения, и в этом ты достигнешь совершенства, но
завершится все это недостойными поступками... Ты никогда не придешь к
согласию с самим собою.
даже в дружбу! - вскричал Фюльжанс.- Подобное тщеславие обличает чудовищное
себялюбие, а себялюбие - яд для дружбы.
люблю?
возвращать нам так поспешно и торжественно то, что мы предложили тебе с
такой радостью?
Мы прозорливы. Мы опасаемся, что ты когда-нибудь предпочтешь утехи мелкой
мстительности радостям нашей дружбы. Прочти Гетева "Тассо", величайшее
творение этого прекрасного гения, и ты увидишь, что поэт любит драгоценные
ткани, пиршества, триумфы, блеск. Что ж! Будь Тассо, но без его безумств.
Свет и его соблазны манят тебя? Останься здесь... Перенеси в область идей
все то, чего алчет твоя суетность. Безумство за безумство! Вноси добродетель
в поступки и порок в мысли, вместо того чтобы, как сказал тебе д'Артез,
мыслить возвышенно, а поступать дурно.
взглядом.- Не моим плечам выдержать Париж, и не мне мужественно бороться.
Природа наделила нас различными натурами и способностями, и вам
признаюсь вам, уже устал.
дружбы?
одинаково бедны. Нужда опять станет угнетать меня. Кретьен берет заказы от
первого встречного, он не знаком с издателями. Бьяншон вне этого круга
интересов. Д'Артез знает лишь издателей научных и специальных трудов, они не
имеют никакого влияния на издателей литературных новинок. Орас, Фюльжанс
Ридаль и Бридо работают в области, отстоящей на сто лье от издательских дел.
Я должен принять решение.
полагаться на труд.
сказал Люсьен.
этот человек отречется от труда и предастся праздности и парижским порокам.
Бридо.- Ты ожидаешь какой-то манны небесной.
Кретьен.- Но мы должны и посеять, и пожать, и находим, что так полезнее.
прозорливые умы, эти нежные сердца старались, чтобы Люсьен позабыл
размолвку, но он с тех пор понял, как трудно их обмануть. Вскоре его душу
опять охватило отчаяние, но он таил свои чувства от друзей, почитая их
неумолимыми наставниками. Его южный темперамент, столь легко пробегающий по
клавиатуре чувств, побуждал его принимать самые противоречивые решения.
неизменно отвечали ему:
которого мы любим и знаем,- сказал д'Артез.
журналиста, а стойкость - основа добродетели. Ты будешь так упоен своей
властью, правом
обратишься в настоящего журналиста. Стать журналистом - значит стать
проконсулом в литературной республике. "Кто может все сказать, тот может все
сделать!"- изречение Наполеона. И он прав.
не больше, чем блистательная, избалованная балерина, развалясь в обитой
шелком карете, думает о родной деревне, коровах и сабо. У тебя все качества
журналиста: блеск и легкость мысли. Ты никогда не пренебрежешь остротой,
хотя бы от нее пришлось плакать твоему другу. Я вижу журналистов в
театральных фойе, они наводят на меня ужас. Журналистика - настоящий ад,
пропасть беззакония, лжи, предательства; выйти оттуда чистым может только
тот, кого, как Данте, будет охранять божественный лавр Вергилия.
журналистики, тем сильнее желание изведать опасность побуждало его
отважиться на этот шаг, и он повел спор с самим собою: и впрямь, не смешно
ли дозволить нужде еще раз одолеть его, застигнув врасплох, все таким же
беззащитным? Обескураженный неудачной попыткой издать свой первый роман,
Люсьен вовсе не спешил взяться за второй. К тому же на что жить, покамест он
будет писать роман? Месяц нужды исчерпал запас его терпения. И разве нельзя
внести достоинство в профессию, которую оскверняют журналисты, лишенные
совести и достоинства? Друзья оскорбляют его своим недоверием, он желает
доказать им силу своего Духа. Может быть, и он когда-нибудь окажет им
помощь, станет глашатаем их славы!
однажды вечером Мишеля Кретьена, провожая его домой вместе с Леоном Жиро.
несчастью, убил свою возлюбленную, я бы помог тебе скрыть преступление и не