подумал, что он ведь тоже кукла в руках высших властей: если сам не
повесится, так другие повесят!).
империи сразу потерял свою значимость, растворившись во множестве прочих
генералов и губернаторов; если в Александровске подчиненные считали за честь
попасть к нему "на чашку чаю", те здесь Михаил Николаевич сам обивал пороги
громовержцев имперского Олимпа, домогаясь попасть в их кабинеты с видом
просителя. Главное тюремное управление в этом случае оказалось самым
демократическим учреждением: Ляпишева приняли без задержки, легонько попеняв
за "приписки" в отчетах об успехах урожайности на Сахалине, но даже слышать
ничего не хотели о просимой им отставке:
который бы согласился управлять каторгой?
будущим... Какая еще отставка? К тому же этот вопрос, как бы мы его ни
решили, все равно потребует одобрения государя, а его величество изволят
отсутствовать.
сейчас попал в объятия своего германского кузена - императора Вильгельма II,
которому сказал историческую фразу: "Я войны не хочу, а потому войны и не
будет!" Ляпишев заметил, что в такой ответственный и напряженный момент
истории царю-батюшке лучше бы сидеть на царственном престоле.
покидать своего каторжного престола...
обычного: балы и маскарады, гастроли знаменитых певцов, новые достижения
балета. В официальных кругах царило благодушие, близкое к равнодушию, никто
не помышлял о войне. Зато все пылко обсуждали вопрос о том, кто больше
"накрутит" fouette - Ольга Преображенская или Матильда Кшесинская? Фраза
царя, сказанная им кайзеру, сделалась известна в свете Петербурга, она
внесла вредное успокоение в души обитателей имперского бельэтажа. Даже
сообщения газет о том, что в Токио состоялась массовая антирусская
демонстрация с призывами самураев начать войну с Россией, вызвали лишь
улыбочки:
нужна эта безобразная Корея или толпы нищих маньчжуров, которые шатаются от
голода и опиума?
Японию на Россию, именуя Японию "хорошей сторожевой собакой", еще не
догадываясь, что эта самурайская "собака", оскалившая зубы на Россию, в
будущем, способна порвать штаны у респектабельных властелинов Америки.
Политики Лондона давно извелись в страстном ожидании - когда же наконец
самураи набросятся на Россию? Впрочем, викторианцы и сами были не прочь на
нее накинуться. Советский историк Б. А. Романов писал, что "практически в
Лондоне и Токио готовы были к войне. Офицеры Ирландского корпуса получили
приказ немедленно ехать в Индию, резервисты флота должны были сообщить в
Лондонское адмиралтейство свои адреса, английская фирма Гиббса закупала
чилийские и аргентинские броненосцы для японского правительства...".
навестил Владимира Николаевича Коковцова, делавшего быструю карьеру. Будущий
министр финансов, Коковцов ранее служил в тюремном ведомстве, а сейчас уже
занимал казенную квартиру статс-секретаря на Литейном проспекте.
на Сахалине, в Петербурге сделался неприступен, как тот самый Карфаген,
который никому не разрушить. Коковцов сказал, что Россия выступает гарантом
сохранения Кореи как независимого государства, тогда как Япония уже давно
претендует на Корею как на свою подмандатную колонию. Токио ожесточает свои
требования, сейчас японцы желали бы удалить русские войска даже из полосы
отчуждения КВЖД, но при этом Корею они считают тем "бастионом", который
необходим Японии для собственной безопасности.
овладение Китаем или Филиппинами. Как видите, - заключил Коковцов, -
обстановка не очень-то радостная. А пока государь не вернулся из Скерневиц,
наша дипломатия способна лишь тянуть время, как негодную резину. Вы все-таки
повидайте Куропаткина, чтобы не забывал о Сахалине...
барабан? Японцы могут высадиться на Сахалин в одном лишь случае. Полностью
разбитые нами на суще и уничтоженные нами на море, они, чтобы спасти свой
военный престиж, да, способны воспользоваться беззащитностью вашего острова.
Однако Линевич уже телеграфировал мне, что оборона Сахалина особых опасений
в Хабаровске не вызывает.
следует оставаться на своем посту.
никакой не полководец, вы сами это понимаете.
и Кутузова для защиты вашей каторги. Пусть Линевич усилит ваш гарнизон и...
всего вам доброго!
японскому послу Курино ничего вразумительного, ссылаясь на "занятость" царя.
Наконец Николай II вернулся в столицу, но Курино не принял ("был занят"). На
самом же деле царь уже "поджал хвост", - именно так выразился о нем Витте.
Лондон уже раскрутил колесо войны, потому японцы заговорили с Петербургом на
языке ультиматумов, их претензии день ото дня возрастали. На новогоднем
приеме, робко поглядывая в сторону Курино, царь тихим голосом напомнил о
боевой мощи России, не советуя использовать его терпение. Затем три недели
подряд следовали балы, военные парады, карнавалы. 19 января в Зимнем дворце
состоялся торжественный гранд-бал, на который удостоился попасть и Ляпишев;
все гости почему-то ждали, что государь сообщит что-то очень важное. Но все
"важное" Николай II изложил в частной беседе с графиней Бенкендорф:
ваши материнские чувства. Поверьте, Софья Петровна, мною сделано все, чтобы
войны не было...
благородно до той лишь поры, пока не распахнулись двери в боковые галереи,
уставленные столами для угощения. Хорошо воспитанные вельможи и
аристократки, воспитанные не хуже своих кавалеров, мгновенно превратились в
стадо диких зверей с кровожадными инстинктами. Атака (иначе не назовешь)
началась, и мне, автору, лучше передоверить рассказ очевидцу: "Столы и
буфеты трещали, - писал он, - скатерти съезжали с мест, вазы опрокидывались,
торты прилипали к мундирам, расшитым золотом, руки мазались в креме, хватали
что придется, цветы рвались и совались в карманы, шляпы наполнялись грушами
и яблоками. Придворные лакеи, давно привыкшие к этому базару пошлости, молча
отступали к окнам и спокойно выжидали, когда иссякнет порыв троглодитских
наклонностей. Через три минуты буфет являл грустную картину поля битвы, где
трупы растерзанных пирожных плавали в струях шоколада, меланхолически
капавшего на мозаичный паркет Зимнего дворца..." Ляпишев, этот грозный
владыка сахалинской каторги, еще успел сообразить, что при раздаче тюремной
баланды арестанты ведут себя благороднее аристократов, и, не сдержав
приступа генеральского честолюбия, тоже ринулся в атаку за своей добычей.
Ему досталась от царских благ лишь измятая груша дюшес, уже надкусанная
кем-то сбоку, но результат подвига был плачевен: с обшлагов мундира
осыпались в свалке пуговицы, бляха пояса сломалась, а вдоль мундира - прямо
на груди - чья-то нежная женская лапочка провела длинную полосу из розового
крема... Это было ужасно!
золото. Они способны обворовать меня, но никогда не допустили бы такого
хамства в обращении со мною...
до него, и вызвал лакея, чтобы начинали чистить его парадный мундир. Вскоре
после этого кошмарного гранд-бала его разбудил звонок телефона - из Главного
тюремного управления спрашивали, почему он еще в Петербурге.
его величества на мою просьбу об отставке.
нападение на корабли нашей Порт-Артурской эскадры, и вам надобно срочно
вернуться на Сахалин.
ведал. Еще не добрался до Челябинска, а вагоны были переполнены едущими
"туда", которое для сахалинского губернатора означало "обратно". Даже его,
генерала, нахально потеснили в купе, а в коридоре некуда было ступить от
сидящих на полу офицеров. А что за разговоры, что за публика! Ехало много
говорливых офицерских жен, желающих быть ближе к мужьям. Ехали прифранченные
сестры милосердия с фотоаппаратами системы "кодак", чтобы сниматься на
память в условиях фронта. Ехал какой-то прохиндей из Одессы, везя на фронт
два чемодана с колодами карт и четырех девиц, обещая им "шикарную жизнь" в
Харбине. В довершение всего ехал патриот-доброволец с четырьмя собаками,
затянутыми в попоны с изображениями Красного Креста, и надоел всем
разговорами о своем патриотизме...
давали щи с мясом, белый хлеб и сахар к чаю. Офицеров же не кормили, на
Орловский Гай Юлий
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Зыков Виталий