и...
чем это сделал бы варяг. И тут же потерялся среди своих воинов.
начало увеличиваться.
Элда ему помогала. Не слишком умело.
печенеги шли за ними, не отставая.
этим не смущенный, продолжал идти ровным галопом, не отставая от остальных и не
обгоняя, хотя мог бы.
все равно что сравнить пулемет с винтовкой Мосина. Туго набитый колчан опустел
за минуту. Тетива стучала, как взбесившийся метроном. Это было нечто
невообразимое, Один... Один воин заставил рассеяться целую сотню врагов! Нет,
печенеги не повернули назад, просто рассыпались в стороны. И самую малость
сбавили темп, сообразив, что в первую очередь вылетают из седла те, кто
впереди. Расстояние между ними и варягами увеличилось.
очень доволен. Не в последнюю очередь оттого, что поймал восхищенный взгляд
Элды.
свой сак хузарину. Машег взял, но использовать их сразу не стал. Печенеги
вытянулись дугой и отставали шагов на, четыреста. Чтобы на такой дистанции, на
скаку снять одинокого всадника, даже Машегу потребовалось бы очень много стрел.
Скакали до первых, звезд, хотя еще на закате миновали пересохшее русло
маленькой речушки. Песок на дне был влажный - под ним оставалась вода. Это было
хорошее место для ночлега, но варяги не могли остановиться на виду у
преследователей.
прикладывался к фляге. Но позволял себе не более глотка: воду приходилось
экономить.
Машег казался бодрым. И по мере сил подбадривал остальных. Особенно Элду. А
нурманка держалась куда лучше, чем рассчитывал Духарев, Скакала наравне с
мужчинами. Вот только менять коней на ходу не умела, приходилось
останавливаться. Хузарин неизменно оказывался рядом, подставлял под сапожок
сцепленные руки, придерживал стремя. Еще раньше он подобрал для женщины лошадей
с самой ровной рысью. Поначалу нурманка от помощи гордо отказывалась, но потом
смирилась. К вечеру ее не привычные к долгой езде мышцы настолько одеревенели,
что Машег буквально вынимал ее из седла. Но Элда не жаловалась, и варяги это
оценили.
Преследуемые рискнули сделать только короткий привал.
он.
ощущениям: когда нет иного выхода, стоит довериться интуиции. Но интуиция
молчала.
полчаса Духарев скомандовал:
колодца.
вода.
вот Машег ложиться не торопился. Сидел на свернутом войлоке, глядел на звезды.
Духарев-командир бодрствования хузарина не одобрял. Если по расписанию бойцу
положено спать - должен спать, а не на звезды пялиться. Но Духареву-дозорному
общество товарища было приятно.
вымотавшимся. Когда уходили от погони, он впал в некое дремотное состояние:
полусон-полубодрствование. Темп отряду задавал Машег, и как только лошади
переходили на шаг, Серега тут же растворялся в жаре и мерном покачивании
конской спины. Тело само предпринимало нужные усилия, чтобы не вывалиться из
седла. И эти усилия были минимальны. Это было вроде экономного дыхания в
поединке. Этот неожиданный подарок организма Серега в полной мере оценил только
сейчас. И очень сильно подозревал, что Машег тоже владеет подобным искусством,
иначе как он ухитряется оставаться бодрым после целого дня в седле? Да еще в
полном доспехе и под палящим солнцем.
захочешь или когда на тебя от Бога нисходит?
кое-что... Про нас. В будущем.
замечалось. Что-то с благородным хузарином не то...
сначала ее не понимал. Думал: красивая баба, страстная...
оказывались такими, какими казались?
зверь. Она дышала, и у ее дыхания был свой, особый, неповторимый запах. Земля
казалась живой под сухой шерстью травы. А все, что на ней, - люди, звери -
вроде насекомых на бычьей спине. Земля была теплой, а звездное небо, наоборот,
холодным и пугающим. В такие минуты Серега понимал, почему небесные боги
кочевников свирепее и мстительнее богов земных. И для него, кочевника не только
пространств, но и времени, эти холодные небеса были еще более пугающими. Как
там говорил парс? "Звезды тебя не знают". Чужие звезды... Машег что-то сказал,
и Духарев очнулся.
Всяких... Но все не такие, как она. А Элда... Ей трудно было, Серегей. С
мужчинами трудно, а с женщинами - еще труднее. Ее биться учили - как мужа. А у
нее душа нежная, словно птенец перепелки. - Машег еще раз вздохнул и добавил: -
Я думаю, ее мне Бог послал, Серегей!
болит, Серегей. Что с нами будет? Что будет с ней? Страх во мне теперь, брат.
Раньше такого не было. Раньше у меня не было Элды - только Бог был и честь
родовая. Ни Бога, ни честь отнять нельзя, Серегей. А ее - можно. Раньше я
смеялся в глаза смерти. Бог сотворил нас смертными. Мы должны умирать. Иначе
как бы мы возвращались к своему Творцу? Смешно избраннику Господа боятся
Небесного Отца! А теперь я боюсь, Серегей! Боюсь умереть... Я уйду, а что тогда
станет с ней? Что сотворит с ней этот мир, когда я уйду? Навсегда уйду,
Серегей! Ты мудр, подскажи, как мне с этим жить?
Стыдно мне! Отец мой не ведал страха. И дед. Боюсь я и того, что кровь свою
опозорю! Честь моя. Бог мой... и она. Когда я спрашиваю у души своей: что ей
дороже? "Она!" - отвечает душа. И это правда! Стыдно мне, Серегей! Мы с тобой
от одного Бога, Серегей! И одна у нас Первая заповедь: возлюби Господа более
себя самого! Ужель я предаю Бога моего? Скажи мне! Серега придвинулся ближе,
обнял хузарина, как обнял бы младшего брата.
Машег. Чего тут стыдиться? И бояться не надо. Не вечно же она будет делить с
тобой жизнь воина! Мы выкарабкаемся, привезешь ее домой, там она будет в
большей безопасности. И твой страх уйдет.
жить, по нашему уставу, с женами моими, с матерью. У нас обычаи строгие. Не
станет она - по-нашему. Другая она. Не станет. И не сможет.
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Белогорский Евгений