тайна, сокрытая под многими покровами, виной чему были печатник, время и
огонь. Энрике Тайллефер висел на шелковом шнуре от собственного халата и
медленно вращался; Виктор Фаргаш лежал в грязном пруду. Аристид Торкья
горел на костре на Кампо деи Фьори, взывая к Отцу небесному и глядя при
этом не в небо, а на землю, себе под ноги. Старик Дюма писал, сидя на
вершине мира, и там же, в Париже, совсем близко от места, где нынче
находился Корсо, еще одна тень, тень кардинала, в чьей библиотеке было
собрано подозрительно много книг о дьяволе, намечала по канве узор тайной
интриги. Девушка, а вернее, ее резко очерченный силуэт на светлом фоне,
чуть подалась в сторону охотника за книгами. Всего на несколько
сантиметров; но и этого оказалось достаточно, чтобы его тень сгинула под ее
тенью.
сообразил, о ком она вела речь. - Тем, кого он, падая, увлек за собой:
воинам, вестникам, служившим ему по должности и призванию. Некоторые из них
были наемниками, как ты... И многие даже не поняли, что в тот миг сделали
выбор между подчинением и свободой, между лагерем Создателя и лагерем
людей; они просто пошли за своим командиром - на бунт и на поражение,
потому что привыкли выполнять приказы не рассуждая, и еще - они были
старыми верными солдатами.
пошутил Корсо.
свету, одинокие, все еще ждут, когда же командир велит им возвращаться
домой.
обрел свою тень. Потом он зажег еще одну лампу - ту, что стояла на ночном
столике, и темный силуэт девушки растаял, черты ее вернули себе ясность.
Светлые глаза неотрывно смотрели на него. Она снова казалась очень молодой.
поисках моря...
на лицо ее падал свет, она перестала понимать, о чем он, собственно,
толкует. Да и тени на кровати больше не было, а остатки книги стали просто
обгорелыми клочками бумаги; стоит открыть окно, и поток ветра подхватит их
и, кружа, развеет по комнате.
утро в Синтре... Проигранный бой, анабиоз побежденных легионов - в свои
годы она не могла столько всего запомнить. Она улыбалась совсем как
маленькая девочка, испорченная и одновременно невинная, хотя под веками ее
таились едва приметные следы усталости. И еще она была сонной и теплой.
кинуться к ней, сорвать белую футболку, обнажить смуглое тело, дернуть вниз
молнию на джинсах, повалить девушку на постель, прямо на обрывки книги,
взывавшей к теням. Погрузиться в эту нежную плоть, сводя счеты и с Богом, и
с Люцифером, и с неумолимым временем, и с его, Лукаса, собственными
призраками, а также с жизнью и смертью. Но он лишь зажег сигарету и молча
выпустил дым изо рта. Она смотрела на него долгим взглядом, точно ожидая
чего-то: жеста ли, слова ли. Потом пожелала ему спокойной ночи и двинулась
к двери. И уже на пороге резко повернулась всем телом, глянула ему в глаза
и медленно подняла руку, ладонью внутрь, устремив вверх два соединенных
вместе пальца - указательный и средний. И на губах ее заиграла нежная и
понимающая улыбка - одновременно простодушная и мудрая. Словно у падшего
ангела, с тоской указующего на небо.
симпатичные ямочки. Вообще-то создавалось впечатление, что все последние
семьдесят лет она не переставала улыбаться, и потому в глазах ее и на губах
застыло несмываемое выражение доброжелательности. Корсо еще в раннем
детстве успел проглотить кучу книг и отлично усвоил, что ведьмы бывают
разные: мачехи, злые феи, красивые и коварные королевы и, разумеется,
сердитые старухи с бородавками на носу. Но хотя он и постарался собрать
побольше сведений о баронессе, ему не удалось определить, к какому из
традиционных типов она относится. А может, это просто обычная
семидесятилетняя старушка, из тех, что живут за границами реального, словно
погрузившись в вязкий сон и не замечая неприятных сторон бытия. Правда,
взгляд проницательных, умных, быстрых и недоверчивых глаз опровергал первое
впечатление. Не укладывался в привычные схемы и пустой правый рукав ее
вязаной кофты - рука выше локтя была у баронессы ампутирована. Перед ним
стояла полноватая, миниатюрная пожилая женщина, похожая на учительницу
французского языка в пансионе для благородных девиц. Из тех времен, когда
вышеназванные девицы еще существовали. Так, во всяком случае, подумал
Корсо, окинув взглядом ее седые волосы, собранные на затылке в пучок с
помощью шпилек, ботинки, очень похожие на мужские, и короткие белые носки.
протянула с необычной энергией, при этом ямочки у нее на щеках сделались
еще глубже. По-французски она говорила с легким немецким акцентом. Корсо
вспомнил, что где-то читал, будто некий фон Унгерн прославился в Маньчжурии
- или в Монголии? - в начале двадцатых годов: он был своего рода
благородным воином, последним из тех, что сражались с Красной армией, встав
во главе оборванного войска - русских белогвардейцев, казаков, китайцев, а
также дезертиров и бандитов. В этой истории было все - и броненосцы, и
грабежи, и побоища, а потом эпилог - расстрел на рассвете{5}. Возможно,
легендарный фон Унгерн имел какое-то отношение к баронессе.
корни, но их семья незадолго до революции эмигрировала во Францию и смогла
вывезти кое-какие деньги. - В тоне ее, по правде сказать, не чувствовалось
ни печали, ни гордости, а выражение лица говорило: то были иные времена,
иные люди. Какие-то неведомые ей персонажи, поумиравшие еще до ее рождения.
- Я родилась в Германии; когда к власти пришли нацисты, мы потеряли все.
Замуж я вышла здесь, во Франции, уже после войны. - Она осторожно оборвала
сухой лист с цветка, стоявшего у окна, и слегка улыбнулась. - Как я
ненавидела запах нафталина, которым все было пропитано в семье мужа:
ностальгические воспоминания о Санкт-Петербурге, тезоименитство императора.
Жизнь, превращенная в вечные бдения у гроба.
заставленные стеллажи. По его прикидке, только в этой комнате находилось не
меньше тысячи томов. Здесь, надо полагать, были собраны самые редкие, самые
ценные экземпляры: и новые издания, и старинные - все в кожаных переплетах.
никак не культа. Я с ними работаю.
нынче называют, рассказывают о родственниках по мужу вместо того чтобы
колдовать над чугунком с волшебным зельем, и живут среди шкафов с книгами,
каталожных ящиков, а также ведут посвященную бестселлерам колонку в крупных
газетах. Через, открытую дверь он видел, что и в других комнатах, и в холле
полно книг. Книг и растений. Горшки с цветами стояли повсюду: на окнах, на
полу, на деревянных подставках. Квартира была очень большой и очень
дорогой, с видом на набережные Сены, и ничто здесь не напоминало о минувших
временах и кострах инквизиции. За некоторыми письменными столами сидели
молодые люди студенческого вида. Сквозь зеленые, листья просвечивало золото
старинных переплетов. Фонд Унгерна владел самой богатой в Европе
библиотекой по оккультным наукам. Корсо уже успел заметить неподалеку
"Daemonolatriae Libri" Никола Реми{6}, "Compendium Maleficarum" Франческо
Марии Гуаццо{7}, "De Daemonialitate et Incubus et Sucubus" Людовико
Синистрари{8}...
же помещалась штаб-квартира фонда, который носил имя покойного барона, ее
мужа. Но кроме того, баронесса Унгерн имела большой и заслуженный авторитет
как автор книг о магии и колдовстве. Ее последний труд "Исида, или Нагая
дева" вот уже три года значился в списке бестселлеров. Надо добавить, что
бурным спросом книга стала пользоваться после того, как Ватикан публично
осудил ее за недопустимые параллели между языческой богиней и Богородицей:
восемь изданий во Франции, двенадцать в Испании, семнадцать в католической
Италии...
закончить ее к началу следующего года.
"Disquisitionum Magicarum" Мартина дель Рио{9} - три тома, первое издание;
Лувен, 1599-1600, классическое сочинение по магии.
прикидывая, стоит ли вдаваться в подробности.
Мадриде. С немыслимым трудом отвоевала его у вашего соотечественника Варо
Борхи. - Она вздохнула, словно все еще не пришла в себя после той схватки.
- И стоило это больших денег. Кстати, я бы ни за что не заполучила эту
книгу без помощи Пако Монтегрифо{10}, если вам известно это имя... Такой
обаятельный человек...
испанского филиала "Клеймора", они частенько вместе проворачивали
сомнительные и очень выгодные операции, скажем, продали одному швейцарскому
коллекционеру "Космографию" Птолемея, готический манускрипт 1456 года,
который незадолго до того загадочным образом исчез из университета
Сала-манки. Книга попала в руки к Монтегрифо, и тот попросил Корсо
выступить посредником. Все прошло без сучка и задоринки - тихо и аккуратно;
братья Сениса помогли свести печать, которая могла дать след. Корсо
самолично доставил книгу в Лозанну. И получил за труды тридцать процентов